Нынешнее Послание президента В.В. Путина Федеральному собранию войдёт в список его исторических речей наряду с Мюнхенской речью или Посланием 1 марта 2018 г. с рассказом о новых видах оружия. Но мы прокомментируем то, что президент России оставил под самый конец. То есть новости по вопросам стратегической стабильности: речь о приостановке действия Договора СНВ-3.
Реальный удар по американским интересам
Итак, Россия приостановила участие в Договоре СНВ-3. Возврат в него обусловлен требованием, которое вряд ли будет выполнено, – учёт в балансе ядерных средств арсеналов Франции и Англии. Очевидно, из французских 290 зарядов Россия желала бы учесть в балансе СНВ примерно 230 зарядов, предназначенных для атомных подводных лодок-ракетоносцев. А у британцев всё, что в наличии, – 180 зарядов. Очевидно, что США на это не пойдут, так что наш возврат в режим Договора СНВ-3 крайне сомнителен.
Да и действует СНВ-3 лишь до 2026 года. Шансов на продление у него и раньше было немного: Россию уже не будут устраивать нынешние лимиты договора, а Америка хочет их снижения. На это мы не пойдём никогда. В данный момент заявление о приостановке уже утверждено Федеральным собранием, но ещё не обрело силу закона, так как не было до сих пор опубликовано. И тут есть нюанс – если оно будет опубликовано после 1 марта, то между сторонами состоится взаимный обмен данными по уже замороженному договору.
Несмотря на такие тонкости, заморозка СНВ-3 – сильный ход. Причём бьёт именно по США. Когда администрация Байдена подавала документы о ратификации продления договора в Конгресс, она сопроводила их такой исчерпывающей формулировкой: «Это единственный инструмент, позволяющий хоть как-то сдерживать количественный и качественный рост СЯС России». То есть именно США в этом вопросе слабейшая сторона, и Вашингтон это признаёт.
Вопросы с возвратным потенциалом
В России уже раздаются голоса либералов о том, что «теперь США мигом обгонят нас по размещённым на носителях ядерным средствам в разы, установив боеприпасы из возвратного потенциала» (это ядерные заряды, снятые с носителей после ограничений по договору, но которые можно в любой момент вернуть на эти самые носители). Это не так. И дело не в том, что Россия обещала на словах соблюдать лимиты по договору, а США из него пока и не выходили. Возвратный потенциал США уже меньше нашего, хотя носителей у них пока больше. Сейчас у сторон формально размещено примерно по 1500 (лимит 1550) зачётных ядерных боеприпасов СЯС на 700 носителях. У нас реально носителей меньше этого числа, а вот с зарядами всё несколько иначе.
Договорные лимиты считают тяжёлый бомбардировщик носителем одного заряда, а несут они более десятка крылатых ракет (КР). У США сейчас осталось ровно 300 ядерных КР воздушного базирования на 36 несущих их бомбардировщиках В-52Н. Это даже меньше, чем по боекомплекту на самолёт. У России есть не по одному боекомплекту, но всё это не учитывается. Однако в реальности у сторон больше размещённых зарядов СЯС.
Если начать доустанавливать заряды обратно на ракеты, то и в этом случае США не смогут нарастить свой арсенал на более чем 2800 зарядов. Дело в том, что абсолютное большинство из них будут заряды на ракетах «Трайдент‑2» на 14 подводных лодках типа «Огайо». Дальше США просто упираются в физическое количество зарядов (у них в строю чуть больше 3, 5 тыс. всех зарядов, включая тактические авиабомбы). Даже если они вернут с утилизации некоторое число боеприпасов, это не поможет. Просто времени на всё не хватит. А в утилизацию эти заряды угодили потому, что давно нет лишних мощностей для их обслуживания.
А вот у нас, даже без учёта преимущества по КР воздушного базирования, только на межконтинентальных баллистических ракетах (МБР) и ракетах подводных лодок (БРПЛ) уже сейчас примерно 2, 6–2, 8 тыс. зарядов. А ведь мы производим и носители, и заряды. Причём хорошим темпом. Так что американскому орлу никак медведя не переплюнуть.
Внешние приличия пока соблюдаем
МИД РФ уточнил, что в рамках жизненного цикла СНВ-3 (до 2026 г.) мы намерены соблюдать количественные ограничения договора. Но это лишь обещание, и никто теперь не знает, будет ли оно выполняться. То есть внешне мы точно не планируем массированной доустановки зарядов и будем «придерживаться приличий». Требуем того же от США. Также РФ намерена придерживаться действительно полезного соглашения 1988 г. о взаимном уведомлении о пусках МБР и БРПЛ.
На самом деле Стратегические ядерные силы России СНВ-3 устраивает даже сейчас. До лимита на носители нам ещё далеко, особой нужды в доустановке боеприпасов на носители в рамках «возвратного потенциала» пока тоже нет. Да и описываемая выше гипотетическая доустановка зарядов возвратного потенциала – крайняя мера. Она может привести к войне, так как противник заметит нездоровую суету вокруг подводных крейсеров, ракетных шахтных пусковых и подвижных комплексов. Подобное можно осуществлять лишь втихаря, в рамках обслуживания и ремонта, то есть медленно.
А вот с инспекциями всё неоднозначно. Они были прекращены ещё из-за ковида, потом возникли проблемы с санкциями на полёты друг к другу. Россия даже предлагала американским инспекторам лететь к нам на перекладных коммерческими рейсами. В определённой степени это, конечно, издевательство. Но в данной ситуации мы к себе пускали бы не партнёров, а шпионов, работающих и в интересах диверсантов ВСУ. Именно поэтому инспекции и перестают работать.
Что ещё не будет работать?
Что ещё перестанет работать с учётом заявления МИД, кроме инспекций и возможной скрытой медленной доустановки зарядов, которую теперь никак не проверить американцам? Не очень понятно, что будет с механизмами СНВ-3, обеспечивавшими прозрачность при наблюдении за соблюдением договора с помощью «национальных технических средств». То есть спутниковой орбитальной группировки. Раньше этим средствам запрещалось ставить помехи, запрещался ряд мероприятий по маскировке стационарных позиций в обычное время и т.п.
Также пока непонятно, что будет и с обменом информацией. США, судя по их заявлениям на днях, не решили ещё, будут ли сами публиковать свои данные дважды в год, как положено по договору. Более того, они ещё не получили от нас официального уведомления о приостановке СНВ-3. Есть и обмен кучей других данных, кроме числа и структуры носителей, числа размещённых зарядов, – что будет с ними? США ждут уточнений. А совсем недавно был обмен массой разной весьма подробной информации, причём США её не публиковали по нашей просьбе. Непонятно, от кого мы её прятали.
Теперь точно не будет и уведомлений о параметрах новых МБР и БРПЛ – их внешнем виде, габаритах, забрасываемом весе и взлётной массе. Не будет и обмена телеметрией при испытаниях. Он и ранее был эпизодическим и на выбор испытывающей стороны, но был. Не будет заседаний Двусторонней контрольной комиссии (ДКК), в рамках которой удавалось решить много вопросов, хотя и не все. США, кстати, жалуются, что ДКК перестала работать как раз перед тем, как должны были утвердить согласованное ещё перед ковидом решение по верификации пусковых установок на американских лодках. На этом, кстати, настаивала Россия. Но, видно, нам уже и это неинтересно. Надеемся, что сохранятся предусмотренные СНВ-3 линии экстренной связи для выяснения различных вопросов между сверхдержавами. Американцы на это тоже надеются. Оно и правильно – это не игра в бирюльки, и начинать глобальную войну из-за банального непонимания действий противника никак нельзя.
Кстати, США официально предупреждены: если они хотят гипотетического возврата России в договор (а они хотят), то не должны действовать так, будто СНВ-3 уже не действует. Тогда он будет просто разорван.
Вашингтон устами заместителя госсекретаря по переговорам и контролю над вооружениями Мэллори Стюарт уже заявил, что учёт арсеналов Англии и Франции как условие возврата в договор России их не устраивает. Мол, «эти арсеналы уже существовали в момент заключения СНВ-3». Странное заявление – российские и американские арсеналы тоже существовали. И китайские существовали, и наши огромные нестратегические арсеналы существовали и продолжают пополняться. Но США при Трампе требовали учесть в договоре и китайцев, и наши нестратегические арсеналы, поэтому сейчас им лишь вернули мяч. Чего не нравится-то?