События, последовавшие за террористическим актом в Париже, окончательно избавили меня от навязчивой иллюзии. Наблюдая за шествием в Париже, прислушиваясь к риторике политиков и комментариям журналистов, мне вдруг стало понятно, что такая основополагающая ценность как «свобода слова» по существу превратилась в некий религиозный культ.
Частью этого культа стало последовательное, системное отрицание чего-либо сакрального. Новая религия «свободы слова» отрицает существование ценностей, которые запрещено подвергать глумливому осмеянию. Эта религия универсальна, в том смысле, что готова подвергать осмеянию и христианство, и ислам. И ценности нашей великой Победы для неё тоже пустой звук. Право глумиться — выше гражданских, семейных и религиозных ценностей. Желание индивидуума освободиться от любых моральных ограничений доминирует над общественными, соборными императивами. Новая религия столь всеобъемлюща, что жаждет поглотить все другие.