Для одних – мудрец, для других – безумец. Для одних – герой, для других – комик. Писатель и политик в одном лице – словом, художник в политике.
Эдуард ЛИМОНОВ всегда был против власти – и советской, и американской (в вынужденной эмиграции), и российской (после возвращения на родину). Одна из главных его идей – воссоединение русского народа, разделённого постсоветскими границами. С 2001 по 2003 год Лимонов находился в российской тюрьме: ему и его национал-большевикам инкриминировалось вооружённое вторжение в Казахстан. То самое деяние, которому сегодня – в случае с Украиной – российские власти практически не препятствуют.
ХНР
– Очень давно журналист спросил вас: «Как вы можете защищать интересы русских, если вы не русский?» Очевидно, он имел в виду вашу связь с Украиной. И вы его ударили.
– Я был сильно уставшим и на взводе. Он решил меня спровоцировать, и ему это удалось. Не надо развивать из этого эпизода национальную тему. Его провокационный вопрос мог быть другим – и я отреагировал бы так же.
– Ладно, подойдём к русско-украинской теме с другой стороны. Вы родом из Харькова…
– Да, я прожил там первые 23 года своей жизни. И хорошо помню: надо было целый день шататься по улицам, чтобы услышать украинскую речь. Никто из харьковской молодёжи не связывал свою жизнь с Киевом. Мы уезжали в Москву, в Петербург. Никто не считал Киев серьёзным городом. Понятия «столица Украины» для нас просто не было, да и никакую «Украину» мы не ощущали.
– Почему в Харькове год назад захлебнулась «русская весна»?
– Интеллектуальный город. Интеллектуалы много размышляют, у них пухнет башка. Одесса – то же самое. Развитость порождает развитый скепсис. Надо быть проще. У ребят в донецких степях расстояние от сердца до спускового крючка, как оказалось, самое короткое. Новые киевские власти сразу же отправили отряды «Правого сектора» в Харьков и Одессу, поскольку понимали: это второй и третий по населённости города после Киева, они важны. А про Донбасс никто не подумал. Дескать, разве можно опасаться этих «ватников»?
– Вы считаете, надо поднимать восстание в Харькове?
– Оно уже поднимается – вспомните недавние теракты. Город притаился. У меня там много знакомых, мне известны настроения людей. Они напуганы, даже с близкими не обсуждают некоторые вещи. Страх – первая стадия, за страхом непременно придёт возмущение.
– То есть ХНР возможна?
– Неизбежна.
– Вы сейчас говорите открытым текстом, что хотите войн?
– Не хочу, но это не имеет никакого значения. Если война происходит – значит, она неизбежна. Такова природа человека, в этом его доблесть. Австрийский биолог Лоренц, нобелевский лауреат, в своей книге «Агрессия» показал: агрессивность является и худшим, и лучшим качеством человека. И это не ницшеанство, это биология. Меня устраивает история человечества, она интересна.
Кстати, из Донбасса сбежала половина населения. Трусость – тоже феномен современности. Помните книгу Ортеги-и-Гассета «Восстание масс» 1930 года? Теперь всё не так, теперь массы не хотят воевать, воюют меньшинства. На Западной Украине тоже добровольцев немного.
– Вы воевали за сербов, за Приднестровье, за Дом Советов в 1993-м. Почему вы сейчас не на Донбассе?
– Мы? Там два наших отряда. А лично я давным-давно не рядовой человек: на мне и партия «Другая Россия», и 72 года на мне, пусть я и здоров. Однако о своих планах рассказывать не буду.
– Ежемесячные несанкционированные митинги у здания московской мэрии тоже из-за возраста прекратили?
– Пять лет нас наказывали штрафами и административными арестами, но мы выходили снова и снова. Прекратили потому, что эта стратегия не развивалась. Сейчас проводим в центре Москвы легальные собрания.
Одобрение на дистанции
– Кто бы мог подумать, что однажды вы будете поддерживать действия власти…
– Это не мы поддерживаем власть, а власть наконец достукалась до ситуации, когда совершает такие действия во внешней политике. Те вещи, которые стали сейчас достоянием общественности, мы сформулировали где-то четверть века назад.
– Что же произошло с российской властью?
– Год назад она оказалась прижата к стене. Если бы не взяла Крым, это была бы огромная имиджевая потеря. Многие в России от неё отвернулись бы. Это вам не требования хипстеров пресечь коррупцию и дать политические свободы. Это народные верования, чаяния. Душа народа. Все хотели победы. Победы, которой не было много десятилетий.
И Донбасс Путину не простят, если он бросит его на произвол судьбы, если позволит вырезать всех ополченцев. Он пытается соблюсти некий баланс: с одной стороны, сохранить за ополчением минимальные завоевания, а с другой – не допустить, чтобы ДНР и ЛНР разрослись до размеров бывших Донецкой и Луганской областей. Путин не хочет дальше ссориться с Западом и действует, на мой взгляд, нерешительно. Я критикую Путина конструктивно, «справа», с позиции русского империализма. Столичные либералы критикуют его за то, что он делает, а я – за то, чего он не делает. Он делает хорошо, но мало, и из-за этого гибнут тысячи людей.
– Почему вы используете слово «империализм»? Империалисты присоединяют другие народы, а националисты – воссоединяют свой.
– Может быть, но «империализм» русскому уху понятнее, чем «национализм». Давайте называть это реконкистой («отвоевание» – исп.). Русские отвоёвывают свои земли у колониальной империи под названием «Украина».
– Вы согласны, что восстание на Донбассе было инспирировано российскими спецслужбами?
– Да ну, ерунда. Всё это теории заговора. На условно украинском Донбассе живут те же самые люди, что и по другую сторону российской границы. Они говорят на южнорусском диалекте – том же самом, на котором говорят в Ростове, в Краснодаре, в Ставрополе. Ни к чему называть их русскоязычными, русскоговорящими – они просто русские. Естественно, им не хочется жить в сегодняшней Украине. А Россия, увидев восстание на Донбассе, стала влиять на ситуацию.
– Российские спецслужбы сильно попортили вам кровь…
– Да, у нас к ним большие счёты. Ну и что?
– То, что теперь вы их поддерживаете.
– Да не употребляйте вы это слово – «поддерживаете».
– А как сказать? Приветствуете?
– Не их я приветствую. Я приветствую осуществление нашего лозунга: «Россия – всё, остальное – ничто!». Первый раз меня арестовали в Крыму ещё в 1994‑м. А в 1999-м наши парни захватили башню клуба моряков. На высоте 36 метров, над всеми основными учреждениями висел огромный плакат: «Севастополь – русский город!».
Потребность в победах
– Указывают ли нынешние события на то, что путинские элиты всё-таки связывают своё будущее с Россией, а не с Западом?
– По ельцинской исторической традиции они максимально приблизились к Западу. Я сравниваю Путина с кентавром: ноги – из КГБ, туловище – собчаковское. Он давал Западу всё, что Запад просил. Затем вступила в действие логика его кресла. Просидев столько лет во главе страны, рано или поздно он должен был начать думать и поступать так, как царь. Ему захотелось свою Олимпиаду. Я работал, по счастью, в Имеретинской долине и видел, какая там была природа. Всё это забетонировали к ядрёной матери, но провели отличные Олимпийские игры. Путин сидел довольный, словно фараон, который смотрит на пирамиду и думает: «Какую я охренительную пирамиду построил!» А страна ещё и выиграла Олимпиаду. Песни и пляски вокруг пирамиды, красота! И тут на него сваливается этот киевский майдан…
И, уподобившись царю, он понял, что никто России не друг. И не потому, что все вокруг злодеи, а потому что мы большая и богатая страна, у которой есть что урвать. Мы, как оказалось, тоже с удовольствием возьмём то, что плохо лежит. Это нормальные отношения между государствами.
– Но Путин по-прежнему вам неприятен?
– Опять странное слово. Он не женщина, чтоб быть мне приятным или неприятным. Я сужу о его делах: полезны они для России или нет. Стране нужен строй вроде латиноамериканского социализма, который бы справедливо перераспределил богатства страны между гражданами. Путин, видимо, никогда этого не сделает.
– Но его прощают. Получается, достаточно нажать на эту национально-имперскую кнопку – и всё, народ доволен.
– И в чём противоречие? Народу хочется быть в тонусе, а тонус – это победы. Уровень жизни, всякое там «вэвэпэ» – это всё х…ня. Ну какое у гуннов было «вэвэпэ»? Чувствовать себя победоносным особенно важно для нашего народа, настолько избалованного победами за последние 150 лет. Мы завоевали весь Туркестан, огромную часть Азии. Наконец – победа в Берлине, самая грандиозная за всю мировую историю. И вдруг мы всё потеряли. Люди устали за эти 23 года нести груз поражений. То, как люди себя чувствуют, – важнее всего. Миром правят страсти, а не деньги. Я уже не в том возрасте, но я всегда мечтал написать в противовес «Капиталу» Маркса книгу о страстях.
– А не хотите просвещать народ в том ключе, что одних только военных побед для счастья мало?
– У вас сквозит либеральная идея: мол, народ плохой и надо его переделать. Нельзя его переделать. Его ментальность создаётся столетиями. Народ – это бульон, из которого мы родились. Предъявлять к нему требования – бессмысленно.
– Как считаете, Россия вернула мир к двухполярному состоянию?
– Можно точно сказать, что лафа для Запада закончилась. Закончились времена российской покорности. Страна исправляет свои внешнеполитические ошибки и демонстрирует желание влиять на мировые события.
– Философ А. Секацкий пишет, что благодаря Америке восстания в современном мире утратили суверенность ещё больше, чем государства.
– Восстание на Донбассе вообще-то совсем не проамериканское. И в России революция не будет проамериканской – таковы русские люди.