Почти тридцать лет новосибирская группа «Калинов мост» играет русский рок. Может быть, самый русский рок. Её глубинные национальные корни видны уже из названий альбомов: «Узарень», «Дарза», «Выворотень», «Травень», «Ледяной походъ»…
В этом году основатель, вокалист и автор группы Дмитрий РЕВЯКИН празднует своё пятидесятилетие.
Единство в многообразии
- Играет ли русский рок сегодня значимую социальную роль, как когда-то раньше?
- У любой музыки есть социальная роль – и у поп-музыки, и у фольклорных ансамблей. Другое дело, что сегодня общество атомарное, раздробленное, и влиять на него бесполезно.
- Можно сказать, что и русский рок стал атомарным. В перестройку вы все были единомышленниками…
- Не только мы, а общество в целом. Все жили ожиданиями перемен, осмыслением истории, своего места в ней. Творили всей страной, в каждом городе. Бесподобное время. Я счастлив, что был и участником, и наблюдателем за теми процессами, сопереживал вместе со всеми.
- А сегодня картина, условно, такая: Шевчук и Борзыкин – либеральная оппозиция, Глеб Самойлов – красно-коричневая революция, Вадим Самойлов и БГ – друзья Суркова, а вы с Кинчевым – национал-патриоты, которые находятся в стороне от политической «движухи».
- Все, кого вы перечислили, – очень значимые для меня фигуры. Я слежу за ними, обязательно прослушиваю каждую их работу. Сюда же относятся и «Пикник», и бутусовский «Ю-Питер», и «Сплин». Ничего подобного этим именам – по масштабу и по влиянию – я на горизонте не вижу, за исключением лишь одной группы – «25/17». И я не согласен, что мы не едины. Правильнее говорить о разветвлении. Каждый обретает себя по-своему, отображает то, чем живёт сейчас. Я всех их люблю, обожаю.
- И противоречий между ними не видите?
- Фундаментальных – не вижу. Никогда ни с кем из-за идеологии не ссорился и не собираюсь. То, что происходит сегодня (Майдан, Юго-Восток и всё вокруг этого), - результат идеологических распрей. Люди ругаются даже внутри семей – что уж говорить о друзьях. Надо быть терпимее, мудрее. Тем более, позиция человека со временем меняется. Можно прочесть пять книг и занять определённую позицию, а потом прочесть другие книги или приобрести какой-то религиозный опыт.
- С вами примерно так и получилось: вы были хиппи, затем – язычником, а теперь вы православный.
- С хипповских времён у меня остались длинные волосы – в этом смысле я заморозился. Также неизменным во мне является то, что я всегда понимал: вокруг что-то несправедливо. Поскольку я человек коллективный, то в одиночестве восстанавливать справедливость мне неинтересно – я всегда искал для этого партизанский отряд (смеётся).
- И кто сегодня составляет ваш партизанский отряд?
- А вот все те, кого мы с вами перечислили. Все они отображают тот или иной локус общества.
- Общаетесь с коллегами?
- Общаемся на фестивалях. В гости могу зайти только к Кинчеву. Нередко пью чай на студии группы «25/17» – очень люблю бывать у них.
Брат на брата
- Вы упомянули Юго-Восток. Что скажете на эту тему?
- А что тут скажешь? Идёт братоубийственная война – и ни одной акции, которая бы призывала это прекратить.
- Не занимаете ни одну из сторон?
- Нет, конечно. Ту или иную сторону занимают жертвы пропаганды. Жаль, что на пропаганду ведутся прекрасные люди – идеалисты, романтики. Недавно я встречался с терскими казаками в Пятигорске и говорил им: «Зачем вам это? Вы здесь пригодитесь, когда возникнет тяжёлая ситуация». Казаков специально направляют туда, чтобы их там поубивали. А тех, кто выживет и вернётся, пересчитают и «зачистят».
Я надеюсь, что российские и украинские масс-медиа – этот беспрецедентный гиперболоид, выжигающий сознание людей, – всё-таки будут повержены здравым смыслом. Надеюсь, возобладают личные связи между людьми. Для меня это безумие – считать русских и украинцев врагами.
- Вряд ли вы сможете объяснить это людям, чьи родные погибли под украинскими снарядами.
- Согласен. Не понимаю, как теперь замириться. Всё специально было сделано для того, чтобы это стало невозможным.
- «Ждут героев ангелы рая», - поёте вы о казаках. К бойцам на Юго-Востоке это не относится?
- Сложный вопрос. С одной стороны, сказано: кто душу свою положит за други своя, тот найдёт дорогу в царствие небесное. С другой стороны, воины на Юго-Востоке убивают единоверцев. В общем, не мне судить об этом.
- Кстати, а точно ли ваше боевое творчество не внесло своей лепты в пожар войны?
- Этот момент нельзя как переоценивать, как и недооценивать. Из истории известно: сначала были скальды и только потом появились викинги. Весь боевой эпос был спет до военных походов. Таковы исторические законы. Я своё творчество воспринимаю отчасти эпическим – как не петь о войне, о мужестве, о достоинстве? «Ангелы Рая» – это конкретное посвящение запорожским и донским казакам. Их история меня с детства трогает и вдохновляет.
- У вас не появилось ощущение в связи с войной, что в песнях надо меньше внимания уделять милитаризму?
- Нет у меня таких ощущений. Потому что войны без денег не бывает. Я себя виноватым вообще не ощущаю. В конце концов, чувство войны живёт во всех. В повседневной жизни тоже приходится доказывать, что ты чего-то стоишь. Вгрызаться зубами в обстановку.
Высокий жанр
- И «Ангелы рая», и «Мать Европа» в 2010 году возглавляли хит-парад на известной рокерской радиостанции. Меня это удивило. «Мать Европа» – настоящий правый манифест, а национальная идеология в России обычно не приветствуется.
- Меня это тоже удивило. Может быть, просмотрели. Может быть, это чьи-то технологии по сканированию общественной ситуации. К слову, в том же году случилась Манежка.
- Как относитесь к тому, что вашей группе приписывают евразийство?
- Нам его можно приписать только в материковом смысле. Идеологическое евразийство – это «спасибо монголам за то, что дали нам вертикаль власти». Я не люблю эту идею. Но она сейчас очень приветствуется и к тому же хорошо сочетается с красным проектом, который никто не отменял. Носители евразийства свили вокруг Кремля паутину и транслируют эту идеологию нашим руководителям.
- Ваш последний альбом «Contra» был направлен против революционных тенденций в России?
- Нет. Наш альбом – это наша реакция на процессы, которые происходят внутри нас и снаружи. Можно же вслушаться в песни и понять, о чём они.
- Можно вслушаться и услышать: «Упыри болотные, псы произвола…»
- Песня была написана до Болотной. Упыри болотные – это, скорее, некоторые руководители с питерских болот.
- Тонко… Но вы же наверняка знали, что многие поймут песню так, как понял я.
- Нет, я не думал об этом. А может, и думал, но не придал значения. На протяжении всего многолетнего существования группы наши песни пытаются как-нибудь трактовать. И очень редко попадают в точку. В то же время это и заслуга «Калинова моста», что песни можно интерпретировать по-разному. Жизнь – штука сложная: не всем подходит один и тот же рецепт.
- И всё же ассоциация с Болотной – ну очень навязчивая.
- Возможно. Для меня всё это быстро проносится. Одна пластинка, другая… Нет времени всё это мусолить, обсасывать эти кости. Отдаёт самолюбованием каким-то. Это не моё.
- После выхода пластинки «Ледяной походъ» в 2007 году вы сказали, что миссия «Калинова моста» выполнена. Зачем же дальше стараться?
- Старание, видимо, в крови. Потребность что-то сделать. Уже нет юношеского самоутверждения – есть творческие задачи. Наше творчество достаточно объёмное: тут и лирика, и нежные песни для девчонок, и марши с манифестами, и песни-размышления (не люблю слово «философский»). И примитивизм для дженерейшена – «Мать Европа», например.
- Вы, значит, относитесь к этой песне несерьёзно?
- Я отношусь к ней серьёзно. Она получилась. Я попробовал себя в этом качестве: сказал всё простым языком, без особой образности. И сработало – дженерейшен откликнулся.
- Вы так заинтересовались событиями на Майдане, что даже приехали в Киев взглянуть на происходящее. А сами в протестах не участвуете? Смысл рока для вас заключается не в протесте?
- Никогда не участвовал. Разве что в студенческие времена. Нам запретили танцы, мы собрались, что-то покричали. Было хорошо. На этом моё участие в общественном протесте завершилось (смеётся). Да, рок для меня – это не низкий жанр, не агитки, не провокации. Это поиск ответов. Это безумно любимая работа со словом, в которой ощущаешь себя счастливым и можешь разделить счастье с другими.
Мать Сибирь, отец Питер
- В «Сибирском марше» вы пели: «Когда умрут наши костры, вас станет знобить». Не умерли костры?
- Нет, не умерли. Пример группы «25/17» показывает: есть и силы, и люди. Приезжают делегаты в Москву (смеётся). Сибирь – сакральное место. Не избежать, конечно, общемировой войны за неё. За воду, за ресурсы.
- Сибиряки сильно отличаются от москвичей?
- Я бы сказал, что и подмосковные люди отличаются от московских. В Москве бешеный ритм. Гораздо больше искушений. Невозможно расслабиться, посмотреть вокруг и на самого себя. Надо постоянно двигаться, уклоняться, внимательно переходить дорогу. Пытаться выспаться – бесполезно. Таков мегаполис. Его население будет только расти – за счёт гостей.
- Название альбома «Ледяной походъ» - это отсылка к сибирскому походу Колчака?
- К Каппелю, к Колчаку. Да, это стержень.
- Полагаете, возрождение России придёт из Сибири?
- Верно. Если это возрождение будет.
- Вы говорите: «Я в Москве не живу, я в ней работаю». Так и не появилось любви к столице?
- Любви? Я, пожалуй, однолюб всё-таки. К Москве ровно отношусь.
- А Питер любите?
- Очень специфический город. Как турист, наверное, люблю.
- «Калинов мост» – ни разу не питерский рок?
- Так сказать нельзя. Питеру – низкий поклон. Мы помним, что он нас принял, полюбил, обогрел, накормил, напоил. Возился с нами в период нашего становления. У нас очень глубокие связи с этим городом. Наши питерские концерты по-прежнему проходят феерически. Питеру удалось сохранить, удержать дух 80-х и начала 90-х. Это анклав, где люди по-прежнему приходят на концерты не в качестве потребителей.
- Как относитесь к тому, что публика на концертах требует хиты и, как правило, не очень радуется новым песням?
- В том-то и дело: сейчас не 80-е, когда люди на концертах воспринимали новые песни, как говорится, с листа. Теперь радио-массив делает своё дело, в определённой степени зомбирует людей, и они отвыкают мыслить на концертах, воспринимать музыку живьём. Хотя на днях я выступал в Новгороде – один, с гитарой, как автор-исполнитель. Почти два часа пел новые песни, в том числе те, которых никто не слышал (даже я их толком не слышал). Аудитория отлично реагировала. Получается, люди всё-таки готовы к этому. Зависит, видимо, от ситуации и от ощущения, что всё делаешь правильно.
- А в Москве вы в таком формате не выступаете?
- Не зовут. Могу выступить, если вышла сольная пластинка или книга стихов.
Всегда готов!
- Вы сказали, что почти не видите музыкантов, которые могут придти на смену вашей волне…
- Ну, это мне так кажется. У молодых – своя музыка, свои герои.
- Я не самый молодой человек, но всё-таки по возрасту гожусь вам в сыновья. И тоже не вижу плеяды музыкантов, подобной вашему поколению. Есть «25/17», есть NoizeMC, есть «Грот», но о плеяде говорить не приходится.
- Тогда время было особое, отдельное. Наше поколение тем и отличается. Невозможно такое, чтобы следовала плеяда за плеядой. Была, например, команда Лобановского, которая играла на чемпионате мира по футболу в Мексике, а потом взяла серебро на чемпионате Европы. С тех пор ничего подобного не произошло. В музыке – то же самое. Страна такая. Нет преемственности, школы, дисциплины, самодисциплины. Всё хаотично, случайно.
- Ваша группа при участии многих вокалистов записала пластинку из песен крупнейшего поэта русского рока – барда Александра Башлачёва. Но диск до сих пор не вышел.
- Есть вероятность, что он выйдет осенью. Это вопрос к издателю.
- Какое место занимает Башлачёв в вашей жизни?
- Одно из главных – среди поэтов, которых я люблю, которым доверяю, у кого учусь. Мы записали пластинку, исходя из того, что Александр Николаевич всё-таки очень хотел собрать группу, озвучивал свои музыкальные представления. Он говорил, что завидует авторам, которые исполняют свои песни вместе с группой.
- Кстати, насчёт группы. В 2000 году вы говорили, что поначалу «Калинов мост» был группой, а потом от группы ничего не осталось: вы играете, а вам подыгрывают, и всё.
- Был такой период. Четыре-пять лет. Мы исполняли на концертах старые песни, просто чтобы не забывалось название. Но в студию идти было нельзя, потому что в коллективе отсутствовало музыкальное чутьё. Я понимал: это не «Калинов мост». Сейчас я полностью доволен составом. Ещё как доволен.
- На вашем сайте очень содержательно и творчески изложена история группы. Название коллектива объясняется через фольклор: решающий бой между добром и злом. Также там сказано, что сейчас вы понимаете название группы как «мост от безбожия к Богу».
- Сайтом я не занимаюсь. Да, для себя я могу объяснить название таким образом, потому что прошёл определённый путь. Но каждый, кто нас слушает, кто попал в наши сети, – находится на своём отрезке пути. Надо относиться ко всему деликатно, подобные девизы мне представляются лишними. В интервью так сказать можно, но на сайте я бы так не писал, честно говоря. Не терплю, когда вот так вот в лоб. Подобные лозунги плохо ложатся на современное сознание – раздробленное, изощрённое, всё время обманывающее себя и окружающий мир, объясняющее всё не так, как оно есть на самом деле.
- Под конец – самое время спросить о стиле группы. Википедия сообщает, что вы определяете его как «современные казачьи песни».
- Нет, конечно. То есть – в том числе, но не в первую очередь. Я не устаю повторять: мы играем рок-музыку. Не понимаю, почему нигде этого никак не напишут. «Инструменты» могут быть разными: баллада, боевик, казачья песня. Но всё это – рок-музыка.
- В 2016-м группе исполнится тридцать. Уже готовитесь?
- Нет. Что готовиться-то? Мы всегда готовы.