Сергей ГАРМАШ – далеко не секс-символ, у него другое амплуа – настоящий русский мужик, хотя по происхождению – украинец. Сын водителя и диспетчера автостанции из Херсона в свои 55 лет – не просто народный артист России, но и культовый актёр, его участие в любом фильме гарантирует зрительский интерес. Он женился и поступил в театр «Современник» в один год. С тех пор у него одна жена и один театр. Неоднократный лауреат кинопремий «Ника», «Золотой Орёл», «Золотой Овен», он снялся в более ста фильмах, работал с самыми яркими режиссёрами: Сергеем Бодровым, Анджеем Вайдой, Никитой Михалковым, Владимиром Хотиненко, Вадимом Абдрашитовым, Валерием Тодоровским и другими.
- Сергей Леонидович, у вас огромная фильмография, но известно, что вы нередко отказываетесь от ролей. Например, от картин «Вор» Чухрая и «Остров» Лунгина. Почему?
– У Чухрая я не отказывался, но не мог одновременно сниматься и у него, и в картине Вадима Абдрашитова. Но, с другой стороны, нет худа без добра. Володя Машков сыграл лучше. А от «Острова» правда я отказывался очень долго. Лунгин меня уговаривал и по телефону, и лично, но я категорически не хотел играть священника. Можно прожить на свете, и не играя священника. Я человек нерелигиозный, но верующий. Мне казалось, что основная проблема отца Анатолия – гордыня, что считается смертным грехом. «Я выпью у тебя всю кровь, если соглашусь на эту роль!» – стращал я Лунгина. Но когда я посмотрел «Остров», то поздравил Петра Мамонова и Павла Лунгина с победой, они рассеяли все мои сомнения. Роль была будто написана на Петю. Так что я правильно отказался.
– А в «Бедных родственниках» вышло наоборот – Лунгин не хотел вас снимать, это правда?
– До «Бедных родственников» я у Лунгина не снимался. Но сценарист Геннадий Островский, с которым я уже работал на картинах «Любовник» и «Мой сводный брат Франкенштейн», выдвинул Лунгину условие – алкаша Яшу должен сыграть Гармаш! Лунгин нехотя вызвал меня и говорит: «Ну посмотри на себя внимательно, какой ты еврей?! Я нашёл другого актёра, откажись по-хорошему». Я говорю: «Я не рвусь в евреи, но раз уж приехал, давай пройду пробы». Тогда у меня ещё были какие-то волосы, их накрутили на папильотки, задули чёрной пеной, одели футболку, пиджак, берет. Лунгин увидел меня, ахнул и утвердил.
– А почему вы отговаривали Владимира Хотиненко снимать «Бесов»?
– Фёдор Достоевский для меня – писатель номер один. Он, как никто другой, умеет забираться внутрь. Для меня тексты Достоевского – как витамины. В 1992 году я снимался в «Бесах» у Игоря Таланкина. Очень благодарен ему за роль Шатова, хотя картина, к сожалению, не получилась. Снять фильмы по Фёдору Михайловичу дважды пытались на Западе, в Англии. Великий Анджей Вайда, когда мы работали над спектаклем «Бесы», честно признался, что картина ему не далась. Вот я и сказал Володе, что браться за Достоевского – очень опасно, до определённого времени это – закрытая тема. Хотя, если бы был жив Олег Даль, то с ним в роли Верховенского можно было попытаться сделать «Бесов».
– Булгаков – тоже закрытая тема?
– Я очень ждал роли поэта Бездомного, снимался в сериале «Мастер и Маргарита» Юрия Кары, меня хвалили, но фильм не получился, и сериал Владимира Бортко тоже неудачный. Есть произведения Гоголя, Бунина, Булгакова, Гофмана, которые не нужно пытаться перетащить на экран, они до такой степени самодостаточны, что не поддаются трансформации. Все великие режиссёры мира мечтают снять «Тёмные аллеи» Бунина, но им не удаётся передать эротику и музыку, которыми наполнен этот сборник рассказов.
– А фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» смотрели?
– Смотрел. И говорю категорическое нет! Должен существовать культурно-нравственный срок давности. По моему мнению, Высоцкий – один из центральных поэтов XX века, выдающийся актёр. Уверен, его «Балладу о борьбе» нужно изучать в школе. А в этом фильме показали не поэта, а наркомана и пьяницу, и всего три его песни. Это в корне неправильно, ошибаться могут все, не хочу бросать камень в коллег, создателей этого «киношедевра», но всё-таки нельзя же так, ведь живы родные и друзья. Да и зачем было делать портретный грим Высоцкого? Это же не документальное кино. Где момент перевоплощения? Гэри Олдман сыграл Бетховена, хотя совсем на него внешне не похож.
– Вы не любите играть не только священников, но и военных, милиционеров…
– Да, всех, кто носит форму, потому что она ужасная. Всякий раз, когда по условиям договора надо надевать форму, я долго плачу, затем беру себя в руки, вытираю слёзы, работаю дальше.Почему на американского полицейского приятно посмотреть, а на российского – без слёз не взглянешь? Ни стиля, ни эстетики, ни комфорта. Увы, Валентин Юдашкин – не Хьюго Босс. Хьюго сделал немецкую военную форму, и хоть она нам и неприятна, но факт, что она – лучшая из форм мира. Если бы мы не поскупились и в своё время попросили Джанни Версаче или Пако Рабана создать форму, то наши пацаны хотели бы её носить.
– Считаете, что только из-за формы мальчишки сегодня не хотят служить в армии?
– Сейчас пацаны от слова «армия» сознание теряют. Даже неловко за весь мужской цех. Недавно я снимался в одном военном фильме и оказался в воинской части в Подмосковье. Смотрю, солдаты ходят в тапках. Мне объясняют, они ноги натёрли. Я был в шоке. А ещё узнал, что в армии сейчас есть тихий час, но нет гауптвахты. Сам сидел на гауптвахте не один раз и, когда выходил, думал, за что туда попал. Я не против Комитета солдатских матерей, но иногда это благое дело переходит разумные границы. Офицеры признаются, что боятся солдат, потому что – чуть что, те грозятся позвонить и пожаловаться маме... Сам я служил два года в стройбате в Бологом. Непростой распорядок дня, жёсткое мужское общежитие, тяжёлый физический труд, чуть что – по морде, и ни за что. Но я невероятно благодарен своей армии, что она сделала из меня мужика.
– В «Стилягах» Валерия Тодоровского вы сыграли очень правильного отца, а в жизни вы какой?
– Я – плохой отец, бывало, забывал ребёнка из детсада забрать. Бываю жёсткий к своим детям, но моя жёсткость неразрывно связана с любовью. Моя дочь Даша поступала во ВГИК, прошла собеседование, услышала добрые слова от Вадима Абдрашитова, Армена Медведева. Заявила мне: «Успокойся, я во ВГИКе!», а на следующий день написала изложение с 12 ошибками и провалилась. Я не сделал ни одного телодвижения, чтобы исправить ситуацию. Год она работала в кино администратором: «хлопушкой» да «подай-принеси».
Мой папа воспитывал меня очень строго. Он был водителем автобуса, но чётко следил, чтобы всё заданное в школе внеклассное чтение было мною прочитано. Я не могу уделять дочери и сыну столько времени, сколько хотелось бы, из-за этого, наверное, излишне балую их. Но я разделяю «мух и котлеты», жёсткость отдельно, любовь отдельно. У Даши и Вани разница в возрасте – 18 лет. С Ваней мы пока ладим, а вот Даша во время своего переходного возраста давала прикурить. Мы ссорились, не разговаривали неделями, но через тернии пришли к общему знаменателю. Она взрослеет, и налаживать контакт становится легче.
– Вы много курите. Не собираетесь бросать?
–Хочу бросить. Мой друг Валера Тодоровский со второй попытки смог, больше года держится, хотя был страшный курильщик. Я не хочу, чтобы курили мои дочь и сын, но при этом считаю, что у курящих и некурящих должны быть равные права. Нужно создавать помещения для тех, кто не может без табака. Запрещать дымить в кино, тем более в историческом, считаю глупостью. Никто до сих пор не подсчитал, кого больше на планете – курильщиков или некурящих.
– Это правда, что однажды вы угодили из-за курения за решётку?
–Нас с Александром Абдуловым арестовали за курение в вагоне. Бригадир поезда шлёпнул печати на наших билетах и аннулировал их. Мы ехали на съёмки в Беларусь, но ОМОН высадил нас в Смоленске. Нас арестовали и привезли в участок. Вскоре отпустили и даже предложили завести на омоновцев уголовное дело, но мы не стали этого делать.
– Вы дружите с Валерием Тодоровским со времён сериала «Каменская»?
–Да, я благодарен майору Короткову и Анастасии Каменской, что они вытащили меня в телик, но после четвёртой «Каменской» я сказал Тодоровскому (он был продюсером сериала. – Авт.): «Я пас. Сниматься дальше – это тупо зарабатывать деньги».
– Как восприняли уход Елены Яковлевой из «Современника»?
– Люблю Лену, в театре она была моей главной партнёршей, мы с ней 18 лет играли в «Мурлен Мурло», 12 лет – в «Вишнёвом саде», 9 лет – в «Титуле», 5 лет – в «5 вечерах», 3 – в «Бесах». Но это – её собственный выбор. Никакой вины театра в том, что она ушла, нет.
– В фильме «Любовник» Валерия Тодоровского вы сыграли нетипичную для вас роль – очень трогательного человека…
– Валерий хотел снимать в роли любовника другого артиста, утвердил его, потом совершенно неожиданно позвонил мне, передал сценарий. Я за ночь прочитал и не поверил, что буду это играть. Каждый вечер мы шли ужинать с Тодоровским и Янковским и во время застолья вытаскивали из своей жизни похожие ситуации. После «Любовника» мы с Олегом Ивановичем стали дружить очень близко. Он был отдельным великим артистом, распахнутым, умел создать на площадке удивительную атмосферу. В первый съёмочный день Янковский подсказал очень важные детали для моего персонажа, потом подошёл и сказал на ухо, что тоже ждёт от меня советов, и мы с тех пор обменивались замечаниями. Немногие картины становятся частью твоей жизни. «Любовник» – из этого разряда.
– Какую из ваших бесчисленных ролей в кино вспоминаете с особым чувством?
– Десять лет назад я снимался в сериале «Линии судьбы» Димы Месхиева. Играл там контуженого после войны в Чечне. Мне завидовали все: Хабенский, Пореченков, Андрей Краско. У них куча текста, а я по роли говорил только «да», «нет» и делал оригами. И так 24 серии! Да ещё денег прилично получил.
– У вас бывают приступы депрессии? В творческой среде такое состояние не редкость.
– Никогда не произношу это слово! У меня не бывает приступов депрессии, но я был знаком с теми, кого она свела в могилу. Депрессия – это своего рода психологическая онкология. Когда я чувствую уныние, то говорю себе: «Я расстроен, я устал, я в апатичном настроении». Если хмурые мысли не уходят, иду и напиваюсь.