Энергии Эдварда Радзинского можно только удивляться. Пишет книги, ведет телепередачи, выступает с программами. Поговаривают, собирается вернуться в театр. Недавно Радзинский представил свою новую книгу «Железная маска и граф Сен-Жермен». Ее герой размышляет о загадке, которая уже 300 лет волнует умы человечества: кто же был тот таинственный узник Бастилии, носивший железную маску?
- Эдвард Станиславович, почему эта книга написана именно сейчас? Эпоха узника в железной маске кажется вам чем-то созвучной сегодняшнему дню?
– XVII век – это не только время мушкетеров, которых описал господин Дюма. На улицах Парижа был слышен не только звон шпаг, но и звон денег. В Париж и Францию тогда пришел капитал. Великий французский философ Лабрюйер, который жил в то время, писал, что невозможно ходить по улицам наших больших городов. Мол, всюду только и слышишь: «Вексель, просроченный вексель… вызвали в суд… и деньги, деньги, деньги…» А вслед за деньгами пришли олигархи. Кардинал Ришелье, составивший гигантское состояние и сделавший деньги модными, был олигархом. А далее последовали простодушные финансисты, один из которых герой Дюма – Фуке. Эти в чем-то наивные люди поверили: деньги могут все. Но они не понимали, что живут в феодальной стране, где есть король. И олигарх остается здесь олигархом только до тех пор, пока его любит король и позволяет ему быть олигархом.
А у нас разве не так? Но если раньше светом правили дамы света, то теперь правят дамы полусвета. И когда Дюма описывает любовь Ришелье к Анне Австрийской, то не следует забывать, что на самом деле кардинал Ришелье любил куртизанок и тратил на них безумные деньги. Но он был великим человеком. Размышляя о кардинале Ришелье, понимаешь: оказавшись в XVII веке, на самом деле ты никуда из современности и не выходил. В том числе потому, что его, великого реформатора, не любят Анна Австрийская, мать и братья короля, весь двор. И когда он умирает, Париж выходит с песнями и плясками на улицы, потому что жить во времена великих реформаторов очень трудно.
– В книге, как мне показалось, есть параллели между олигархом того времени и нашими. Например, Ходорковским.
– Время не так важно, олигархи имелись всегда. И во времена Рима были новые римляне, в чем-то очень похожие на тех, которые потом станут называться «новыми русскими». Вспомните сочиненные 150 лет назад стихи Некрасова: «Грош для новейших господ выше стыда и закона. Ныне тоскует лишь тот, кто не украл миллиона...» Я могу и дальше, не останавливаясь, читать стихи этого поэта. Они написаны будто про сегодняшний день. Французский олигарх похож не только на Ходорковского сегодняшнего, но и на всех будущих Ходорковских. Потому что власть, деньги и независимый человек между собой враждуют всегда и везде. Власть должна убрать независимость, если хочет оставаться сильной.
– Один монах из Оптиной пустыни сказал так: «Деньги, что гость. Их надо встретить как гостя, проводить как гостя». Может, материя денег сама по себе не так уж и плоха, если ими пользоваться во благо.
– В России всегда ругали капитализм. Но даже самые великие умы, такие как Герцен, Чернышевский, предлагали общину. Большевики в какой-то мере это осуществили. Что получилось в итоге – вы знаете. Во всем мире пытаются усовершенствовать эту несовершенную систему под названием «капитализм». А у нас, к сожалению, вместо рационального взгляда всегда брали верх внутренняя ненависть и отрицание. Недаром Бердяев писал, что в России интересы уравнения и распределения выше, чем интересы творчества и созидания. Поэтому самое главное – раскулачить кулака. «Расказачить» казака, «разъевреить» олигарха.
– Вы сторонник или противник ЕГЭ по истории? Сдали бы вы экзамен?
– Нет, точно не сдал бы. Они бы меня отправили домой переучиваться. Так что сторонником ЕГЭ назвать себя никак не могу. Да и к историкам я никакого отношения не имею. Я учился в Историко-архивном институте, но уже на первом курсе мне показали советского историка. Его первая работа, напечатанная в двадцатых годах, посвящалась лидеру кавказских горцев XIX века Шамилю. И называлась «Шамиль как вождь национально-освободительного движения на Кавказе». Но при Иосифе Виссарионовиче взгляды переменились. Шамиль стал считаться агентом империализма, ученый признал свою ошибку. Потом началась война, Сталин поменял взгляды, и Шамиль снова стал считаться лидером освободительного движения. Теперь уже ученый назвал ошибкой то, что он признал свою ошибку. Но в 1949 году этот несчастный Шамиль снова стал агентом империализма! И ученый вновь переменил убеждения. Сейчас его ошибка состояла в том, что он признал ошибкой свою ошибку. Вот краткая биография советских историков. По сути, это официанты, которые должны вовремя подавать власти нужное блюдо. В общем, политика, обращенная в прошлое. Поэтому я сказал себе, что никакого отношения к этой науке иметь не буду. И стал писателем, рассказывающим об истории. Я рассказываю не о событиях, а о людях. Например, моя книга о Сталине издана в 23 странах. На нее написано множество рецензий. Но самая важная для меня оценка – слова племянницы Сталина Аллилуевой-Политковской. Она прочла книгу и сказала: «Я узнала его».
– Знаю, вы продолжаете работать над сталинской темой.
– Следующая книга – это целых три тома в тысячу с лишним страниц о Сталине. Даже не столько о нем, сколько о той Атлантиде, о том времени, точнее, эпохе (второй по счету), которая уже потонула. Нашей первой Атлантидой была царская Россия, второй – большевистская страна. Она исчезла, но все равно присутствует внутри наших людей, даже если они и не замечают этого.
– В чем же это проявляется?
– В присущей нашим людям внутренней ненависти к толерантности, вечной жажде спора и неумения его вести. Потому что нормальный спор у нас почти невозможен. Сразу вспоминаются слова Белинского по поводу скандального письма Чаадаева: «Палками нас бьют – не обижаемся, в Сибирь гонят – не обижаемся, а этот честь народную зацепил, злодей! Почему в странах не менее цивилизованных, чем Кострома, не обижаются словами?» Вот эту обиду на слова, неспособность выслушать другое мнение без внутреннего крика мы забрали из той, потонувшей Атлантиды.
– В годы советской власти людям искусства жилось непросто. Вам тогда не хотелось эмигрировать из страны?
– Во времена Брежнева каждый раз, когда я выезжал за границу, мне в конце поездки предлагали остаться. Но я всегда возвращался сюда. И дело не в квасном патриотизме, любви к березкам. Здесь я все понимаю. Допустим, стоят на улице два человека. Я на них смотрю, и кажется, что мне все о них ясно. А когда я вижу двух людей в Париже, я о них не понимаю ничего. Вот вы идете мимо какого-нибудь здания в Москве. С этим местом у вас многое связано: встречи, свидания. Тут вы любили, тут вас бросили. А когда идете по Парижу, и здесь ничего не произошло… ни у этого здания, ни у того... Как будто у вас украли всю предыдущую жизнь!
– Существует распространенное мнение, что слово по своей природе мистично. А вы, как человек, постоянно с этой материей работающий, что думаете о мистике?
– Вся наша сегодняшняя мистика – выдумка советского телевидения, появившаяся там сразу после того, как ТВ освободилось от большевиков. Чтобы по-настоящему заниматься мистикой, нужна очень глубокая религиозная традиция. Для этого следует быть рядом с Богом, ощущать его так, чтобы он стал твоим собеседником. Вот что такое настоящая мистика. А у нас многие путают ее с научной фантастикой или жанром фэнтези. Они уверены, что мистика – это братья Стругацкие.
– К астрологии вы относитесь с тем же скепсисом?
– Прогнозы, которые печатают газеты, – примерно то же самое, что и современная мистика. В древности жили ученые, занимавшиеся этой наукой очень глубоко. Начиная с каббалы ими был собран огромный багаж знаний. Но попытка соревноваться с Господом и узнать тайну жизни, которая ведома только ему, кажется мне смешной. Поэтому астрологию, даже древнюю, я считаю лженаукой.
– В качестве драматурга вы прославились раньше, чем как писатель и телеведущий. Но затем от театра отошли. Говорят, в скором времени собираетесь туда вернуться?
– Да, я скоро вернусь в театр. В моей пьесе «Нерон» император говорит: «Пока я был занят и убивал маму, мои соперники нахватали множество лавровых венков». Так вот я вернусь в театр спокойно. Никто за эти годы лавровых венков там не нахватал. Пьеса носит оптимистическое название «Палач». Это история палача во времена Французской революции. Он казнил сначала короля и Марию Антуанетту, а затем Дантона и Робеспьера. Как известно, поднявший меч от меча и погибнет. Пьесу мы начали репетировать в театре Моссовета. Но в силу некоторых причин я пока прекратил репетиции.
– Как вам кажется, все ли загадки истории вы разгадали?
– На такой вопрос надо отвечать шутливо, а шутить я не очень умею. Это за меня делает Галкин. На самом деле меня занимают не столько загадки истории, сколько загадки людей. Люди – вот это для меня самое интересное. И нам только кажется, что человечество изменилось. Поверьте, это все тот же монолог Барона из пьесы «На дне». Где герой сначала переодевается в тогу, потом в камзол, потом во фрак. Ему только кажется, что он меняется. И с человечеством происходит то же. Меняются времена, но неизменны пороки. Все, что было важным при Нероне, не утратило своего значения и сегодня. Стрела христианства очень далеко улетела от большинства людей. Нравственность сейчас представляет собой жалкий холмик на фоне гигантской горы. В этом и есть вся проблема, точнее, катастрофа нашей цивилизации.