Юлия Ауг – не просто актриса, она – самая смелая актриса нашей страны. И не потому, что она абсолютно не боится сниматься без одежды, быть некрасивой и даже мёртвой. Нет! Ауг всегда называет вещи своими именами – и на сцене, и в кадре, и за его пределами. Ей на долю выпало столько испытаний и потерь, что хватило бы на несколько судеб и книг.
Муж Андрей Скулов спас её от тяжелой болезни, но сам ушёл в возрасте 44 лет, не сумев пережить потерю бизнеса и дома, который забрали за долги. Юлии пришлось влезть в кредиты и много работать. Она долго отказывалась от помощи, но окончательно избавиться от бремени ей помогли почитатели таланта, собрав необходимую сумму. В прошлом году, спустя 2,5 года после ухода мужа, Юлия, наконец, купила свой собственный дом в Подмосковье.
Юлии Ауг по плечу любые роли, но особенно ей удаются персонажи “наизнанку” - женщин, обличённых властью. Например, чиновницы в фильмах “Интимные места”, “Лето”, “Русский бес”, императрица Елизавета в сериале “Екатерина”. Эти роли принесли актрисе немало наград: “Ника”, “ТЭФИ”, приз за лучшую женскую роль на кинофестивале “Кинотавр” и других. Юлия уверена, что художник не может быть вне политики. Она ходит на “марши несогласных”, на суды к Кириллу Серебренникову, она ставит спектакли на острые и болезненные темы. В её ДНК нет такой опции, как страх.
- Юлия, я недавно посмотрела короткометражку “Список Сенцова”, где ваша героиня говорит невероятно дерзкие вещи в адрес президента страны. Вы такая смелая. Как вы решились?
- Я не знаю, как можно быть смелой, это или есть, или нет. Гораздо большего мужества от меня потребовал спектакль “Моя эстонская бабушка” («Minu eesti vanaema»), который я сделала в Эстонии. Говорить правду о заключенных - тех, кто сейчас сидит явно по политическим соображениям намного проще, чем открывать факты о себе - о том, например, что твой дедушка был особистом, то есть членом особой комиссии, имевшей право подписывать расстрельные приказы без суда и следствия.
- Но ведь из-за вашего бесстрашия могут пострадать близкие...
- Мои бабушки и дедушки боялись, мои папа и мама боялись, а я не хочу бояться, во мне нет страха, я не хочу, чтобы боялся мой ребенок. Если мы будем продолжать бояться, мы ничего никогда не изменим.
- Вы не сталкивались с угрозами?
- Пока нет. Когда-то, много лет назад, один очень известный продюсер сказал мне, что если я хочу продолжать работать в профессии, то должна писать меньше эмоциональных постов в соцсетях. Меньше постов у меня не стало, но работать я продолжаю, меня всё ещё приглашают на федеральные каналы.
- Довольны вашими проектами в кино и на ТВ?
- Сложная ситуация с проектами связана не с моей политической позицией, а - с другими факторами: возрастом, типажом, комплекцией. Да, я хотела бы большие, хорошие, главные роли, но, извините, мне 48 лет, я полная женщина. Для таких главных ролей не пишут.
- А если бы завтра вам предложили похудеть на 20-30 кг для роли, вы бы согласились?
- Мне никто не предлагал, я бы похудела.
- Даже в ущерб здоровью?
- Да, я всю жизнь всё делаю в ущерб моему здоровью. Я имею ввиду хроническое недосыпание, эмоциональные нагрузки, переутомление. В конце года 28 декабря у меня был последний съемочный день. Наутро я проснулась, и даже с трудом смогла вспомнить, как меня зовут, где я, и куда спешить. А когда я поняла, что ничего делать не надо, я решила, что хочу лежать в кровати, периодически просыпаться, и снова отключаться. Моя нервная система была на пределе.
Пока ставила спектакль в Эстонии, я немножко пришла в себя. Там не такие расстояния, как в Москве, нормированный рабочий день. Репетиции начинались в 11.00, заканчивались не позже 17.00. Пешком до съемной квартиры в Таллине или до моей в Нарве – всего 15 минут. К тому же, в Европе - очень вкусная качественная еда. Сейчас я в нормальном состоянии, и больше не хочу доводить себя до кризиса. Но в то же время я понимаю, что если мне предложат хорошую роль, и если эта роль потребует от меня каких-то запредельных физических затрат, даже на грани возможного, я соглашусь, и буду работать на износ.
- А когда же отдых? Где ваше место силы?
- Навсегда было и осталось побережье Нарва-Йыэсуу, курортного города в 15 километрах от Нарвы. Там есть природный источник воды «Ауга». Мне хочется туда возвращаться, физически тянет, я там обнуляюсь. Приезжаю туда на несколько часов, становится легче. Нарва - город моего детства, но сейчас я там жить не хотела бы. В марте в Нарве и Таллине прошли премьеры моего спектакля “Моя эстонская бабушка”. Затем я лечу в Томск - ставить новый проект “Мефисто”, затем съемки в новом фильме.
- Почему вы выбрали для постановки Клауса Манна?
- Тема взаимоотношений художника и власти, при том власти – тоталитарной, дико интересна и современна. История Хендрика Хефгена, который предаёт свой талант ради актёрской карьеры, о том, что при тоталитарном режиме невозможно заниматься творчеством и быть оторванным от политики. Нереально, не получится, она все равно тебя вовлечет, как бы ты не отрывался!
- Особенно актуально в свете истории Кирилла Серебренникова...
- Более 500 дней Кирилл находится под домашним арестом. В апреле - два года следствию по делу «Седьмой студии». Я была два месяца в Эстонии и не посещала судебные заседания, но как и все, читаю расшифровки, которые публикует “Медиазона”. Судебное заседание - единственная возможность пообщаться с Кириллом. В здании суда к нему можно подойти, обнять, обмолвиться парой слов, сказать что любишь, помнишь, надеешься, веришь.
- Он продолжает работать над постановками в удалённом режиме?
- Да, у нас отлаженная связь через адвоката, все материалы Кирилл передаёт через него.
- Есть надежда?
- Надежда есть всегда, как мы знаем. Сейчас все, кто ходит на заседания и внимательно читают расшифровки, видят, что дело разваливается. Того обвинения, что предъявляет министерство культуры, его там просто нет. Все свидетели, вызванные минкультом в качестве обвинителей, свидетельствуют против бывшего главного бухгалтера “Седьмой студии” Нины Масляевой. Она - единственный человек, на показаниях которого строится это обвинение, в пользу фигурантов дела. Даже интересно посмотреть, как прокуратура и следователи будут выкручиваться из этого ребуса.
- А с Малобродским (бывшим гендиректором “Гоголь-центра” - авт.,) у вас есть связь?
- Да, Алексей Аркадьевич, в отличие от других фигурантов дела, находится не под домашним арестом, а под подпиской о невыезде. Он имеет возможность встречаться, общаться, ходить в театр, в гости.
- Есть смысл участвовать в “маршах несогласных”?
- Маршей, как таковых, сейчас нет. Но, если есть возможность поддерживать политических заключенных, несправедливо осужденных, протестовать против явных нарушений конституции, чем наша власть грешит постоянно, то, конечно, об этом надо заявлять открыто. Каждый сам принимает решение – выступать ему или нет, озвучивать свою позицию или нет. Я считаю, что честнее – не молчать.