Близится очередная годовщина Октября. Хороший повод вспомнить некоторые эпизоды из истории классовой борьбы российских пролетариев. Вот, например, в 1906 г. на Лисьем Носу под Петербургом забастовала команда исполнителей смертных приговоров. Они потребовали повышения оплаты труда.
Государственный акт
Это в подворотне человека зарезать – дело недолгое. А лишение жизни по приговору суда – государственный акт. Мероприятие.
Россия начала ХХ века была страной вполне правовой. Казнили у нас в исключительных случаях. Принародно в последний раз – цареубийц-народовольцев в 1881 году. Потом всё вершилось тихо, незаметно для общества, согласно правилам (см. нашу справку). Да и какие после народовольцев казни? Ну, в 1887-м Александра Ульянова с подельниками повесили, а больше… Разве что где-то какого-нибудь особо кровавого разбойника вздёрнут. Старел без дела вешатель Иван Фролов, о котором мы рассказывали («АН»№37-2013), ещё известно, на Сахалинской каторге палач имелся – так и он больше порол, чем вешал.
Но грянул 1905 год – Первая русская революция. Кровавое воскресенье, "Потёмкин", Красная Пресня, череда политических убийств, восстания по всей империи… Власть отвечала жёстко. Загремели залпы расстрелов, задёргались в петлях тела «героев террора», просто всяких лихих людей. Столыпинский «Закон о военно-полевых судах» (19.08.1906) вынесение смертного приговора вообще юридически упростил до крайности.
При этом считалось, что расстрел – мера нежелательная. Разлагает солдат. Расстреливали чаще под горячую руку, например, при подавлении восстаний. Или военнослужащих (скажем, участников солдатских и матросских бунтов) – как нарушителей присяги. Но в принципе исходили из того, что солдат – воин, а не убивец, кроме того, он человек призванный, случайный. Может взять да и отказаться стрелять (случаи были) – что тогда? Лишние проблемы. Или просто – вернётся со службы, болтать начнёт. Потому высшую меру предпочитали осуществлять через повешение. Так и позорнее, и исполняют казнь специальные люди, понимающие, чем занимаются.
Лисий Нос
В столичном Санкт-Петербурге вешали на Лисьем Носу. Это мыс под Кронштадтом, 25 км от города (сейчас там дачный посёлок). Местность тихая, лесистая, охраняемая (рядом располагались кронштадтские пороховые склады), лишние не ходят. Вот в версте от пристани и оборудовали специальную площадку.
Но мы сказали выше: смертная казнь – государственное мероприятие. Всё не просто так. Кто нужен для исполнения приговора? Понятно, палач. Однако сколько народу кроме него! Чиновники от разных ведомств для фиксации события и оформления протокола. Священник (согласно вероисповеданию). Представитель армии (территория-то военная), которому поручались также охрана и «техническая часть» процесса. А это: а) доставка, сборка, разборка и увоз виселицы (не маячить же на Лисьем всё время данному сооружению!); б) контроль за доставкой приговорённого и конвоя (зимой по дачной ветке особым поездом, а летом либо на судне речной полиции, либо на военно-морском хозяйственном пароходике, который назывался – вы будете смеяться! – «Рабочий»); в) подготовка (заранее) могил; г) захоронение трупов – и так далее. Даже особый кузнец требовался. Казнимых ведь доставляли в кандалах, железо надлежало расклепать и по акту вернуть в тюрьму.
При этом, как сказано выше, солдат и матросов в казни не задействовали (разве что для охраны территории). «Технической частью» занималась группа работяг из Инженерного управления Кронштадтской крепости. И сложилась на Лисьем Носу постоянная «команда смертных приговоров»: прапорщик Петров (распорядитель), мастера – кузнец и плотник, собиравший и разбиравший виселицу, плюс пара-тройка мужиков для рытья могил и захоронения повешенных.
Трудовой конфликт
Лисий Нос потом прозвали Лобным местом русской революции (так называлась и изданная в 1930-е ныне забытая книга Д. Венедиктова, на которую мы при подготовке данного материала во многом опирались). Но заметим: да, революционеров здесь вешали (в основном – эсеров-террористов). Но гораздо больше – уголовников. Смутное время! Преступность разгулялась, её тоже давили железной рукой. Может, в другие годы какому-нибудь грабителю, даже убийце вкатили бы лет двадцать каторги, но сейчас – вышка. Кроме того, по столыпинскому закону массу дел начали ускоренно рассматривать военно-полевые суды округа, – а округ территориально был больше Петербурга с губернией. Так что на Лисий Нос свозили уже приговорённых не только из Питера, но и из Пскова, Новгорода…
И вышла для «команды смертных приговоров» вот какая нехорошая ситуация. Объём работы вырос. А оплату не подняли. Кроме того, раньше казнили поодиночке, а сейчас нередко – партиями: начальство, видно, решило, что приговорённых много, пароход лишний раз гонять не с руки. Вот и вешали одним разом какого-нибудь эсеровского боевика, а с ним пару уголовников. Но ведь что такое вместо одного человека повесить трёх? Или семь – как в знаменитом рассказе Л. Андреева? Это и могил надо рыть не одну, а семь. Виселица была рассчитана на одного. Ладно, стали по два вешать. Но всё равно, пока вся партия провернётся – время идёт. Ждёшь, пока доктор семь смертей зафиксирует, пока чиновники семь протоколов напишут. Семь могил рыть и закапывать. А вы ж учтите – казнили ночью. Всех причастных привозил на Лисий Нос и увозил обратно в Кронштадт или Питер всё тот же пароходик «Рабочий». Пока дело не закончится – не отходит. А заканчивали сейчас из-за объёма работы уже под утро. Причём чиновники-то по домам отправляются, а работягам на основную работу надо!
Нет! Мы так не договаривались!
Напомним: шла первая русская революция. Трудящиеся боролись за свои права. Иногда успешно. Труженики «команды смертных приговоров» тоже решили бороться.
В ночь с 24 на 25 сентября 1906 г. шла очередная казнь. Как раз вешали семь человек. И вот сняли их, бумаги оформили, – а копатели могил говорят: ни фига! Не будем хоронить – пока не пообещаете поднять расценки.
Можно представить, как потрясал кулаками прапорщик Петров, как орал жандармский полковник Собещанский, как поджимали губы чиновник градоначальства Муре и военврач Куплетский (тоже постоянная «команда смертных приговоров», только «белые воротнички»). Но могильщики стояли на своём. Их поддержал сборщик-разборщик виселицы: сказал, что и ему надоело за копейки уродоваться. Более того! К забастовке присоединился палач! Тоже заявил, что впредь работать отказывается – поскольку начальники себя по-свински ведут. Вот она, классовая солидарность!
Правила казни
Из «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона»: «В России смертная казнь исполняется в пределах тюремной ограды, а если это невозможно – в другом указанном губернатором месте, удовлетворяющем условию непубличности. При исполнении приговора по нашему закону должны находиться: лицо прокурорского надзора, начальник местной полиции, секретарь суда, врач, а в тюрьме – и её смотритель. Кроме того, разрешается присутствовать защитнику и десяти лицам, по приглашению городского управления. Перед казнью прочитывается приговор, а о совершении её составляется протокол».
Арестант №46
Имя палача неизвестно. В документах он значился просто как арестант №46. Это в какой-нибудь Франции состоял при гильотине официальный лишатель жизни, почтенный пожилой чиновник, профессионал своего дела. А в России, когда пришлось отменять многолетний фактический мораторий на смертную казнь, выяснилось: некому казнить! Нет палачей! Кинулись набирать из уголовников.
Мы про это писали в материале про Ивана Фролова (см. выше). Как и Фролов, арестант №46 отбывал срок за убийство, но подрядился в вешатели и получил смягчение режима. Тоже жил в тюрьме – в Петропавловской крепости имел камеру с коврами. За ним для постоянного контроля закрепили двух жандармских унтеров, но начальство переживало, что 46-й своим цинизмом вредно на них влияет. Пока вешали немногих, ему платили по 100 рублей за казнённого. Но казни пошли чередой – и гонорар срезали до 25 рублей за голову. 46‑й обиделся.
Соглашение сторон
Как нередко бывает в забастовочном движении, карты спутали штрейкбрехеры. Близилось утро, экипажу парохода «Рабочий» тоже хотелось домой. Так что шкипер с машинистом взяли лопаты и сами тела закопали.
Наутро на стол коменданта Кронштадтской крепости лёг рапорт о произошедшем. По логике смутьянов следовало наказать, выгнать, заменить, но… Дело-то, которым занимаются, секретное! Да и, если разобраться, своя правда у мужиков тоже была.
Решили так: расценки поднимаем. Могильщикам отныне платится по 3 рубля за ночь работы (вне зависимости от числа казнимых), мастеру по сборке-разборке виселицы – по 5 рублей. Одновременно официально уточнили время занятости: с двух ночи до 7:30 утра, при необходимости и дольше.
А вот 46-му не повезло. Комендант Петропавловской крепости генерал Эллис, узнав о его выходке, разъярился и велел отправить наглеца в Архангельскую губернию, в одну из тамошних тюрем. Причём не по этапу, а под особым конвоем, и расходы на конвой вычесть из личных средств 46-го. Тебе денег было мало? Так ты у нас сейчас всё до копейки оплатишь! А на службу твою, не боись, другой быстро сыщется!
Между прочим, ничего хорошего на новом месте 46-го не ждало: у блатных зарезать того, кто согласился вешать былых сотоварищей, считалось делом чести. Политические не возражали. Тут была своя солидарность.
P.S. В книге историка-мемориальца Н. Петрова «Палачи. Они выполняли заказы Сталина» есть особая главка про «спецгруппу Блохина». Это те, кто обеспечивал на Лубянке расстрельный конвейер в сталинские годы. Масса деталей: как по-чёрному пили после работы, как мылись одеколоном, чтобы перебить запах пороха и крови… Но про трудовые конфликты в «спецгруппе» упоминаний нет. Правда, там несколько человек сошли с ума, а троих самих расстреляли как врагов народа.