Слово, сказанное в Касабланке
ПРИНЦИП «безоговорочной капитуляции» нацистской Германии был утвержден союзниками в январе 1943 г. на конференции в Касабланке. В ней участвовали Рузвельт, Черчилль, от Национального комитета по освобождению Франции – де Голль. Сталин получил приглашение, но не поехал – у нас тогда была в разгаре Сталинградская битва.
После Касабланки все сепаратные переговоры о мире с гитлеровской Германией велись, что называется, «под ковром» на уровне спецслужб. Особенно преуспели американцы: контакты разведслужб США с представителями нацистской элиты начались именно с 1943 г., а не с 1945-го, как принято считать. Тем не менее, официально слово было сказано твердо – полная и безоговорочная капитуляция перед всеми странами – участницами антигитлеровской коалиции.
На что было надеяться руководителям рейха? Только на раскол этой коалиции. Они и надеялись. До самого конца.
«Капитуляция по частям»
ЛОГИКА была проста: раскол случится. Не может не случиться. Нужно только дождаться, потянуть время, а значит, продолжать войну. 2 мая 1945 г., когда Гитлер, Борман, Геббельс были уже мертвы, новый президент Германии адмирал Карл Дениц проводит совещание в своей резиденции во Фленсбурге. Принимается решение – капитулировать перед англо-американцами, но продолжать боевые действия против Советского Союза. Вскоре, однако, поняв, что на общую капитуляцию на всем Западном фронте ни американцы, ни англичане не пойдут, правительство Деница приняло другой план – «капитуляция по частям».
4 мая главнокомандующий германскими ВМС адмирал Фридебург подписал акт о капитуляции в Голландии, Дании, Шлезвиг-Гольштейне и северо-западной Германии перед британским фельдмаршалом Монтгомери. 5 мая генерал Шульц «сдал» свою группу армий в Баварии и на западе Австрии американскому генералу Деверсу, а генерал Бранденбергер капитулировал в Тироле.
Но на юге оставалась еще значительная сила – группа армий «Австрия». 5 мая в город Реймс на северо-западе Франции, где находилась ставка командующего союзными войсками генерала армии Дуайта Эйзенхауэра (США), прибыл Фридебург, чтобы сдать эту южную группировку англо-американцам. Но Эйзенхауэр соглашался только на безоговорочную капитуляцию и на всех фронтах.
Однако Дениц продолжал надеяться. И уже на следующий день – 6 мая – в Реймс явился очередной его эмиссар – генерал-полковник Альфред Йодль.
Переговоры Йодля с Эйзенхауэром начались 6 мая после полудня и продолжались до позднего вечера. Начальник эйзенхауэровского штаба генерал Смит поддерживал Йодля настолько активно, что возникает подозрение – не выполнял ли он чьи-то указания?
Тем не менее, в главном Эйзенхауэр остался неколебим. Безоговорочная капитуляция!
Наконец решение принято: с 23 часов 8 мая все боевые действия должны быть прекращены на всех фронтах.
«Поставить в известность!»
НО ОСТАВАЛСЯ вопрос: а как же русские? Ближайший имеющий полномочия представитель советского командования находился в это время в 125 км от Реймса, в Париже. Дениц торопил Йодля – подписывать как можно скорее. Хотя бы формально – но без русских!
Эйзенхауэр связался с Монтгомери. Тот дал незамедлительный ответ: подписывать! А русские? «Поставить в известность», – отвечал фельдмаршал.
Советским представителем, которого «поставили в известность», был начальник советской военной миссии при штабе западных союзников генерал-лейтенант Иван Алексеевич Суслопаров.
Еще летом 1944 г. Кремль направил этого боевого артиллериста (Суслопаров командовал артиллерией 10-й армии Западного фронта) во Францию. Нужно было осуществлять связь с союзниками, а значит, глядеть в оба и держать ухо востро: немецкие эмиссары так и сновали вокруг, прощупывая пути к сепаратным соглашениям. Впрочем, опыт загранработы у Суслопарова имелся. Перед войной он был советским военным атташе во Франции. Это ему знаменитый ныне советский разведчик Леопольд Треппер (шеф французской «Красной Капеллы») сообщал о перебросках дивизий вермахта к советской границе. Треппер потом вспоминал, что Суслопаров ему не верил, но информацию в Москву передавал.
Ужин с Эйзенхауэром
ПОЗДНИМ вечером 6 мая к Суслопарову прилетел адъютант Эйзенхауэра с приглашением главнокомандующего срочно прибыть в его штаб. Суслопаров послал донесение в Москву и вылетел в Реймс.
Дуайт Эйзенхауэр принял его с подчеркнутой любезностью. Пригласил на ужин. Перед тем как сесть за стол, сообщил, что в штабе сейчас находится генерал Йодль. Недавно, мол, прибыл от Деница с предложением капитулировать перед англо-американскими войсками.
– Вы с ним уже встречались? – уточнил Суслопаров.
– Мы беседовали, – уклончиво улыбнулся Эйзенхауэр.
Суслопаров почувствовал, как все в нем вскипело. Но сдержался. Генерал всегда помнил, какая миссия ему здесь поручена. Подобная игра нервов была уже не в новинку. Несколько дней назад, 29 апреля, командующий группой армий «Ц» в Италии генерал-полковник Фитингоф-Шеель рвался в Казерту подписать капитуляцию своих войск. Пришлось проявить волю, добиться, чтобы при этом акте присутствовал и советский представитель – генерал Кисленко.
– Значит, перед вами капитулировать, а с нами... – Суслопаров дипломатично не закончил.
– Ну… воевать дальше, конечно, – иронично договорил за него Эйзенхауэр. – Но мы не допустим, – тут же добавил он. И пригласил к столу.
Интуиция подсказывала Суслопарову, что этим разговором дело не закончится.
Молчание Москвы
ВЕЧЕРОМ его снова пригласили к Эйзенхауэру. Тот сообщил, что после состоявшихся переговоров немцы согласились подписать соответствующий акт. И вручил документ. Подписание было назначено на 2 часа 30 минут 7 мая 1945 года в помещении оперативного отдела. Суслопаров стал читать.
Германское командование обязывалось отдать приказ о прекращении военных действий в 00 часов 01 минуту 9 мая. Все германские войска должны были оставаться на занимаемых позициях. Запрещалось выводить из строя вооружение. Гарантировалось исполнение всех приказов главнокомандующего союзными экспедиционными силами и советского Верховного главнокомандования…
Вроде бы все правильно? Не все!
Суслопаров прекрасно знал: что бы тут, в Реймсе, ни подписали, война на советско-германском фронте будет продолжаться. Потому что Дениц спит и видит, как бы побыстрей отвести свои войска на гостеприимный Запад. Знал Суслопаров и о том, что Черчилль всеми силами старается не допустить подписания акта на территории поверженного противника, то есть в Берлине. Знал о тайном распоряжении собирать германское оружие и сохранять командный состав. Он понимал, что Запад очень спешит с этим актом о капитуляции, чтобы начать другую игру против СССР.
Суслопаров бросился поскорей дать телеграмму в Кремль.
Но время шло, а Москва молчала.
Снова пришли от Эйзенхауэра, чтобы пригласить в штаб: на подписание.
Генерал принимает решение
ПОДПИСАТЬ или нет? Подписать… Без согласия Сталина? Немыслимо! Не подписать… И таким образом способствовать мечте фашистов о сепаратном мире?
Требовалось точное попадание с первого же выстрела, а бывалый артиллерист хорошо знал, что это такое. И он принял решение.
В 2 часа 41 минуту протокол о капитуляции был подписан. Но Суслопаров настоял на чрезвычайно важном примечании. Согласно ему «церемония подписания акта о капитуляции должна быть повторена еще раз, если этого потребует одно из государств-союзников».
Суслопаров немедленно направил доклад в Москву. А оттуда как раз подоспела долгожданная депеша: никаких капитуляций в Реймсе не подписывать… вашу мать!
Дальнейшее известно. Сталин заявил: «Договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции».
Это было справедливо и правильно, и ни у кого не повернулся тогда язык возразить. 8 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте «Реймский протокол» о безоговорочной капитуляции был ратифицирован представителями верховного командования стран-союзниц. Тем более что в спешке в Реймс не пригласили на подписание представителей Франции, и французский главнокомандующий де Латр де Тассиньи негодовал.
Увы, фамилия Суслопарова из военно-исторической литературы исчезла надолго. Иван Алексеевич был снят со своего поста и отправлен преподавателем в Военно-дипломатическую академию. Но ощущение такое, что действия его Сталин все же признал правильными. Иначе не сносить бы генералу головы.