Полтора-два столетия назад одеваться было легко и просто. Если человек относился к трудягам, не разгибающим спину от рассвета до заката, то ему следовало надевать лохмотья или самую простую, утилитарную одежду. Если же кому-то посчастливилось родиться в зажиточной семье или вырасти эксплуататором трудящихся, то натянуть первое попавшееся под руку платье не позволялось.
Тот, кто не зарабатывал изнурительным ручным трудом, должен был транслировать своим нарядом социальное превосходство, и потому ему полагалось рядиться в сложные, неудобные наряды, в которых затруднительно заниматься даже самообслуживанием.
Взглянув на жителей средневекового города, можно было без труда определить, кто из них относится к социальным низам, а кто – к верхам, и если в низах дыры были постоянным спутником жизни, то в верхах они совершенно исключались.
Как точно замечал Оноре де Бальзак в своей знаменитой «Патологии общественной жизни», «дыра есть несчастье, пятно есть порок». Действительно, в его время дыра была большой неприятностью, подлежащей немедленному устранению.
Потом социальная конструкция изменилась, и на арену вышел средний класс, который тяготел к строгой и аккуратной одежде, лишенной вычурных изысков, и в то же время не собирался одеваться так, как одевались люди, стоящие на несколько социальных ступеней ниже.
Распространение промежуточной социальной прослойки создало для элиты целый ряд проблем. Дресс-код среднего класса, являвший собой сдержанную версию зажиточного гардероба, вынудил праздное население искать новые способы выделиться. Зажиточным гражданам не хотелось походить на условно-зажиточных и смешиваться с середняками, и тогда они стали надевать нарочито неаккуратную и простую одежду.
Если сто лет назад миллионеру полагалось носить исключительно дорогие вещи, то теперь миллионер предпочитает протертые джинсы и мятые (но чистые!) футболки. В этом есть и доля цинизма, заключающегося в видимом отвержении того мира, благодаря которому достигнуто приятное положение, и доля радикализма, в котором отражается желание вырваться из жестких тисков социальных условностей.
Быть состоятельным и носить «бедную» или бунтарскую одежду – вот откуда появилась тенденция, сделавшая дыру полноправной деталью швейного изделия. Правда, дыра должна выглядеть так, чтобы ее не приняли за результат чрезмерной изношенности, то есть дыре следует быть «дизайнерской», а не бытовой, поскольку ее функция – самовыражение владельца.
В последние годы одежда перестала быть маркером материального благополучия, если это благополучие действительно достигает больших высот. По одежке теперь встречают друг друга только бедняки, и демонстрировать свои финансовые возможности, покупая дорогую одежду и обувь, теперь склонны лишь те, кто вынужден компенсировать отсутствие свободных средств, способностей и уверенности в себе «дороговизной» внешнего вида.
За несколько десятилетий дыра проделала головокружительную эволюцию, перейдя из категории запретного и осуждаемого в категорию показного и престижного. Попав в массы, она утратила тот новый смысл, который пытались ей придать состоятельные модники, и если богатые рвали свои джинсы, чтобы отмежеваться от аккуратистов из среднего класса, то бедные стали покупать рваную одежду, не понимая, в чем, собственно, удовольствие.
На «эксплуататорских» коленях может быть дыра, но такая дыра, за которой проницательный взгляд разглядит невидимые кавычки. За этими дырами стоит сочетание несочетаемого: социального успеха и бунтарства.
На «работягах» специальная дыра смотрится глупостью, за которую выплачены немалые деньги, и неловкостью, за которой стоит подражание.