Недавно Рамзан Кадыров предложил отказаться от обозначения высшего административного поста в Чечне словом «президент». Чеченский парламент в ответ намеревался учредить должность имама республики. Примеру ЧР готовы были последовать Ингушетия и Карачаево-Черкесия. Однако замена названия вызывала ассоциации, весьма далекие от планов умиротворения самого конфликтного региона России.
Мотивы, которыми руководствовались политические лидеры северокавказских республик при выборе наименования поста главы субъектов Федерации, понятны. Слово «имам», окруженное героическим ореолом и имеющее религиозное происхождение, должно укрепить влияние политика на соотечественников.
Для народов Кавказа имам – это не только духовный лидер, но и военно-религиозный вождь с диктаторскими полномочиями. Возможно, поэтому идею об использовании этого названия не поддержали в Республике Дагестан. Именно там в первой четверти XIX века был создан имамат – теократическое квазигосударственное образование, в течение трех десятков лет противостоявшее Российской империи.
Суровые меры, предпринимаемые русским командованием в ответ на постоянные грабительские посягательства, подвигли лидеров горских сообществ заняться поиском идеи, способной сплотить разрозненные и постоянно враждующие между собой племенные и клановые группировки. Поэтому когда в 1785 году житель чеченского селения Алды Мансур объявил себя пророком и призвал к священной войне с Россией, у него нашлось немало сторонников. Разгром посланного против Мансура русского отряда поднял его авторитет, и к повстанцам примкнули Чечня, Кабарда и кумыкские правители. Мансур, которого теперь именовали то шейхом, то имамом, в конечном итоге был разбит и укрылся в турецкой крепости Анапа. В 1791 году она была взята штурмом русскими войсками, Мансура взяли в плен и доставили в Петербург. Скончался он в заточении. Данная затея дорого обошлась сторонникам пророка, которые не только натерпелись от русских войск, но и оказались втянуты в новую междоусобную бойню, охватившую Чечню и Дагестан.
Следующее антироссийское выступление под религиозным знаменем также состоялось в Чечне. Оно произошло уже во времена правления на Кавказе генерала Алексея Ермолова. На сей раз на роль имама претендовал некий Мишко, который на самом деле являлся ставленником абрека Бей-Булата. Влияние последнего на горцев было столь велико, что Ермолов в целях умиротворения мятежного края в свое время пожаловал ему чин поручика русской армии. Возмущение 1825–1826 годов не вышло за пределы Чечни и кумыкских владений, и его удалось достаточно быстро подавить.
Дальнейшая судьба Бей-Булата разительно отличалась от участи поверивших ему соплеменников, чьи аулы были сожжены российскими войсками. Бей-Булат нашел общий язык с новой военной администрацией, в обмен на лояльность получил прощение, офицерский чин и государственное жалованье. В конце концов он пал от руки кровника, также офицера русской службы князя Салат-Гирея, которому только заступничество боевых товарищей позволило избежать за это ссылки в Сибирь.
Спустя несколько лет группа единомышленников – жителей дагестанского селения Гимры – объявила о появлении нового имама. Это был Гази-Магомед, постигавший каноны ислама под наставничеством известного богослова Магомеда Ярагского. Он требовал очищения исламской веры от влияния традиционных обычаев горцев – адатов и повсеместного введения законов шариата. Основное внимание его последователи обращали на внутреннее самосовершенствование мусульман. До мысли объявить русским священную войну Гази-Магомет дошел собственным умом. В своих публичных речах он грозил дойти до Москвы, а затем навести порядок в столицах исламского мира, погрузившихся, по его мнению, в порок и неверие. Вскоре под знамена нового имама, принявшего имя Кази-Мулла, собрались многочисленные отряды из Дагестана и Чечни, обрушившиеся на укрепления Кавказской линии. В 1832 году после двухмесячной осады русские войска взяли аул Гимры приступом, а Гази-Магомет погиб в бою.
Новый имам Гамзат-Бек основные усилия направил на борьбу с соотечественниками, не разделявшими его радикальных убеждений. Он методично уничтожал горскую аристократию, которая склонялась к российскому подданству. Это стоило Гамзат-Беку жизни: он пал жертвой заговора мстителей за гибель близких (в том числе знаменитого Хаджи-Мурата).
Наибольшего расцвета имамат достиг при Шамиле, ближайшем соратнике Гази-Магомета. Он создал эффективную систему управления горскими сообществами, сформировал военную организацию, способную противостоять одной из самых сильных армий Европы. Основными принципами управления при Шамиле были его личный пример в вопросах религиозной и военной жизни и репрессии в отношении единоверцев, отступающих от предписаний имама.
Когда вспыхнула Русско-турецкая война 1877–1878 годов, эмиссары Стамбула организовали избрание в Нагорном Дагестане нового имама – Мухаммада-Хаджи. Его первым мероприятием стала организация повстанческих отрядов в тылу воюющей русской армии, за что мятежный деятель был повешен осенью 1877 года.
Последним кавказским имамом считается Нажмуддин Гоцинский, авторитетный теолог начала ХХ века. Его духовная карьера достигла пика в мае 1917 года, когда на I съезде Горской республики Гоцинского избрали муфтием и председателем Духовного управления, а в сентябре на II съезде провозгласили военно-религиозным вождем Дагестана и Чечни. В начале 20-х именно Гоцинский был вдохновителем повстанческого движения на Восточном Кавказе, требуя от большевиков очистить весь регион вплоть до Ростова и передать ему Астрахань и Крымский полуостров. Жители одного из чеченских селений выдали имама экспедиционному корпусу Красной армии. В 1925 году его расстреляли.
Имамы как политические деятели выходили на авансцену истории в периоды крайнего обострения отношений между российской имперской властью и горскими кланами, жившими военным грабежом. Их внешняя политика была направлена против России, а на подвластных землях они устанавливали террористическую диктатуру, которая в конечном счете лишала их народной поддержки, приводя к безусловному военному и идейному поражению.
Восприятие исторического времени в традиционных обществах отличается от аналогичного процесса у модернизированных наций. Например, для населения Северного Кавказа события войны XIX века между Россией и имаматом Шамиля столь же близки и идеологически значимы, как события Второй мировой войны для современного европейца. При вторжении в 1999 году террористической армии Басаева и Хаттаба в Дагестан этапы проводимой экстремистами операции носили имена первых имамов. Поэтому использование слова «имам» для названия государственной должности на Северном Кавказе неизбежно вызвало бы понятные исторические параллели, разбередило былые раны, заставило вспомнить о той поре, когда Россия и Кавказ противостояли друг другу. И хорошо, что от этой затеи отказались.