С младых ногтей мы знаем, что наша Родина добывает всю таблицу Менделеева. А сырьевой экспорт – основа процветания державы. Но старые месторождения потихоньку иссякают, а до новых крайне медленно доходят руки. Бывает, даже нефть и золото добывать невыгодно, если месторождение находится в вечной мерзлоте, а вокруг на сотни вёрст – ни дорог, ни людей. К тому же на дворе эпоха дешёвой нефти, а западные санкции запрещают ввозить в Россию оборудование для добывающей отрасли, где мы давно утратили советскую самодостаточность. Звучат идеи заместить импорт за 2–3 года или вовсе «слезать с сырьевой иглы». Правда, для этого необходимы десятилетия качественного роста и старик Хоттабыч в придачу. А проблему необходимо решать в кризис и своими силами.
Достать до дна
В ноябре 2015 г. компании «Роснефть», «Газпром нефть» и «Новатэк» обратились к правительству РФ с просьбой отложить ввод в эксплуатацию 29 новых месторождений нефти совокупным объёмом добычи более 26 млн тонн в год. Причина – рост затрат на добычу с 5900 до 7175 рублей на тонну всего лишь за один год. Опубликованы выдержки из доклада министра энергетики Александра Новака, представленного президенту Путину: дескать, издержки нефтяников позволяют им зарабатывать при цене на нефть ниже 50 долларов за баррель, но лишают средств и стимулов вкладываться в разработку новых месторождений. Ведь помимо роста издержек надо решать и другие стратегические проблемы: снижение свободного денежного потока, сложности с обслуживанием корпоративных долгов, а также технологические и финансовые санкции ЕС и США.
Ещё за обращением проглядывает и уязвлённая гордость нефтяников. В начале года глава государственной «Роснефти» Игорь Сечин просил на поддержание штанов всего-то около половины Фонда национального благосостояния. Сечин писал, что иначе сроки ввода в строй Русского месторождения придётся передвинуть на 2019 г., Юрубчено-Тохомского – на 2018-й, Байкаловского – на 2023 год. Добыча при этом упадёт настолько, что бюджет недополучит 90 млрд рублей. Но не стоит забывать, что то же Юрубчено-Тохомское месторождение в Красноярском крае открыто в 1982 г., и что-то мешало запустить его и раньше, когда цена за баррель била рекорды, а кредиты были дёшевы и доступны.
Со стороны беспокоиться за обороты нефтянки вроде бы пока рановато. Правительственные экономисты рапортуют, что добыча нефти в России в 2015 г. немного увеличится по сравнению с 2014 г. и превысит 530 млн тонн. Ввод в действие новых нефтяных скважин за первое полугодие вырос на 7,5%. Правда, уже в 2017 г. Минэнерго прогнозирует снижение добычи на 10 млн тонн. Международное энергетическое агентство (МЭА) полагает, что добыча чёрного золота в РФ до 2020 г. уменьшится на 4,6 %, то есть на 560 тыс. баррелей в день. Замглавы «Лукойла» Леонид Федун высказал опасение, что добыча нефти в стране может завалиться на 7% в год. С газом всё куда хуже: «Газпром», по различным оценкам, уже потерял в текущем году от 13 до 16% добычи.
Может показаться, что и это в русле мировых тенденций: после падения нефтяных цен Exxon, Mobil, Shell и BP заморозили новые проекты аж на 7,3 млрд баррелей. Разница в том, что в случае роста цен они легко восстановят позиции, а россияне – вряд ли.
– В России иссякают запасы «лёгкой нефти», а доля трудноизвлекаемой приближается к половине общего объёма, – говорит Всеволод Кершенбаум из РГУ нефти и газа им. Губкина. – Амбициозные планы освоения шельфа вместе с французами, норвежцами и американцами отодвинулись. Мы не накопили нужного количества опыта, технологий, оборудования для того, чтобы разрабатывать эти месторождения самостоятельно. У Китая и Кореи таких технологий тоже нет. Восточносибирские месторождения очень трудно поддаются освоению, потому что они рассредоточены по громадным пространствам без должной инфраструктуры. Месторождения мелкие, крупных почти нет, нет дорог, нет трубопроводов. Всё это заставляет нас обратить самое пристальное внимание на вторичные методы извлечения нефти со старых месторождений.
Но в них уже проступает дно. Самотлорское месторождение считалось крупнейшим в России и шестым в мире – геологические запасы оценивались полвека назад в 7,1 млрд т, извлекаемые – в 2,7 миллиарда. Однако сегодня выработка запасов составляет более 70%, а остатки, сконцентрированные в пласте АВ1-2 «Рябчик», считаются трудноизвлекаемыми. В 2014–2017 гг. на Самотлоре собираются пробурить 570 новых скважин – в основном в краевых залежах. Ожидается, что это позволит стабилизировать добычу до 2019 года. А что дальше? На Фёдоровском месторождении первоначальные запасы нефти составляли 2 млрд т, а в 2009 г., по данным доклада Минприроды, сократились до 189,9 млн т нефти.
Пять лет назад утверждена Генеральная схема развития нефтяной отрасли до 2020 года. В ней сообщается, что в России разведано 2750 месторождений с запасами нефти. В разработке – 1580 месторождений, их выработанность – более 60%. Задел для поиска новых запасов нефти в России достаточно ограничен, и только 25% ресурсов нефти ещё не выявлено. Доля Российской Федерации в мировых запасах составляет 6,5%, чёрного золота хватит ещё на 47 лет.
Правда, с тех пор открыты крупные месторождения – Великое под Астраханью и Луцеяхское на Ямале. В Карском море, как считают в Минприроды, нефти больше, чем в Мексиканском заливе. Другое дело, что при невысокой цене на нефть добыча в условиях вечной мерзлоты нерентабельна. Даже если отменят санкции и в страну вернётся необходимое западное оборудование.
Эпоха трудной нефти
Нынешние условия потребовали от правительства новой Генсхемы для «нефтянки» на 20 лет вперёд. Соответствующий документ пока не принят, но выдержки из него публиковались в течение 2015 года. В тексте прогнозируется страшное: добыча нефти на действующих разрабатываемых месторождениях может сократиться аж на 125 млн тонн. Чтобы удержать добычу на нынешнем уровне, предлагается полностью дожать выработанные месторождения – это даст 12 млн т в год. Затем необходимо добывать на шельфе 54 млн т вместо нынешних 14 миллионов. Должна удвоиться добыча «трудной» нефти – ещё 54 миллиона. А за счёт новых регионов планируется получать 37 млн т ежегодно.
При этом Генсхема базируется на прогнозе Минэкономразвития, согласно которому к 2030 г. цена на нефть составит 93,7 доллара за баррель, и чуть ли не с нового года начнёт идти в рост. А если не начнёт? Ведь Минэнерго предупреждает, что при цене бочки в 50 баксов проекты на шельфе и в Восточной Сибири будут нерентабельными. Равно как и поход за «тяжёлой» нефтью. А она грозится не дорожать, а подешеветь до 30 «зелёных».
Хотя в стране более 200 предприятий производят нефтегазовое оборудование, зависимость отрасли от импорта составляет 80–90%. И заместить это отставание за пару лет, как мечтают власти, невозможно. Хотя Ростехнологии и Объединённая машиностроительная корпорация (ОМК) создали с этой целью совместное предприятие «ОМК-Нефтегаз». Концессионеры желают получить 10 млрд рублей на «выкуп и модернизацию предприятий, приобретение передовых технологий и их локализацию». Но всё это похоже на давно знакомые грабли.
– На эти миллиарды они не собираются ничего произвести. А только набрать себе каких-то новых предприятий, купить и включить их в свою структуру, – говорит ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков. – Собрать кучу заводов одной направленности – это далеко не гарантия того, что мы увидим позитивные результаты. У нас двигателестроительная корпорация была, и что, мы видим какие-то революционные двигатели? Собрали под крылом «Ростеха» авиационные заводы, а на выходе получили Sukhoi Superjet – проект с преимущественно иностранной авионикой. Сейчас они накупят на 10 млрд заводов для нефтегаза и попросят новые деньги для наладки производства. По логике, основные деньги должны идти от компаний. Они должны сделать заказ на производство оборудования, и на эти деньги оборудование должно производиться. Тут государство должно выступать как гарант и мудрый законодатель, а не заваливать госмонополии деньгами. Ведь если санкции завтра отменят, нефтяники начнут, как и раньше, активно закупаться на Западе. Для нашего производителя станет только хуже, потому что он к тому времени наберёт кредитов под модернизацию, которые нечем будет отдавать. Вот здесь он должен иметь гарантии.
Согласно прогнозам Минпромторга, из 45 позиций по нефтегазовому оборудованию российский производитель сможет заместить лишь пять: системы очистки бурового раствора, фонтанную арматуру для обустройства скважин, бурильные и породоразрушающие инструменты, присадки для производства нефтепродуктов, оборудование для транспортировки СПГ. По оборудованию для шельфовых проектов или программному обеспечению доля импорта превышает 90%.
Формально санкции ЕС и США запрещают поставлять в Россию только оборудование и технологии, используемые для арктических, глубоководных и сланцевых проектов. Но в реальности третий санкционный пакет выстроен таким образом, что де-факто блокирует освоение Россией новых месторождений. Поэтому немедленного эффекта от санкций нет. Но в течение 3–4 ближайших лет мы почувствуем его очень остро, когда вопрос встанет ребром: либо мы активно разрабатываем новые месторождения, либо снижаем добычу. Отечественные заводы покрывают только 15% потребностей в геофизическом оборудовании. А в советские времена было 100%. И уже никто не хочет разбираться, как мы к этому пришли.
Взять, например, внутренний рынок буровых установок: ещё в начале 1990-х почти все они производились дома. Да ещё экспортировались в десятки стран. Сегодня у российского производителя менее трети отечественного рынка: не более сотни вышек в год, сверхтяжёлых не делают вовсе. При этом около 800 действующих буровых установок исчерпали свой ресурс, и их нужно менять максимум в течение четырёх лет. Разве все эти годы было непонятно, что нефтедобыча – это фундамент национальной экономики? А чтобы он не трещал, нужно поддерживать производство внутри страны.
Вообще-то боссы нефтяных корпораций – народ немногословный. И среди них действует негласное правило: о добыче или хорошо, или ничего. Но за пессимистическими прогнозами Леонида Федуна уже глава «Лукойла» Вагит Алекперов отмечает, что самое тонкое место, где санкции могут нанести ущерб российским нефтедобытчикам, – это метод гидродинамического разрыва, которым добывают четверть российской нефти. А оборудование не делают нигде в мире, кроме США.
Или взять катализаторы, без которых невозможна глубокая переработка нефти. Россия потребляет 58 тыс. т в год, три четверти закупаются в США и Германии. Катализаторы в санкционные списки не попали, но в противном случае это вызвало бы остановку 50–70% нефтеперерабатывающих мощностей в стране. Как такое могло случиться при всей многолетней говорильне о национальной безопасности?
Во глубине сибирских руд
В России открыто более 20 тыс. месторождений полезных ископаемых. И хотя относительно оценки запасов между специалистами идут жаркие споры, ни у кого не вызывает сомнений, что наша страна является одной из крупнейших добывающих держав и кладовых планеты.
Нефть. Является основой российского экспорта, по уровню добычи мы идём ноздря в ноздрю с Саудовской Аравией и CША. Тем не менее по запасам, составляющим 6–6,5% мировых, Россия делит 6–8-е места с Кувейтом и ОАЭ, значительно уступая Ирану, Ираку, Канаде, Венесуэле и Саудовской Аравии. По уровню добычи мы отстаём от лучших советских показателей на 100 млн тонн. Но не стоит забывать, что часть скважин осталась в Азербайджане, Туркмении и Казахстане.
Природный газ. Тут мы впереди планеты всей с запасами в 32 трлн кубометров. Это около 30% мировых, не считая потенциально богатого арктического шельфа, пока не изученного в должной мере. Хотя по добыче мы отстаём от США (16 против 21%), Союз в 1980-е извлекал из недр столько же.
Каменный уголь. Наши 347 млн т ежегодно – это 6-е место в мире и в 10 раз меньше Китая. Впрочем, время давать стране угля ушло: мировая добыча ежегодно снижается, у производителей регулярные проблемы со сбытом, а отрасль насквозь дотационна. Да и по запасам мы на втором месте на Земле – более 17%.
Железо. В мире есть пять стран с сопоставимыми запасами железной руды – Россия, Украина, Бразилия, Австралия, Китай. И не так важно, у кого на графике столбик на полсантиметра длиннее. За 100 лет эксплуатации мы успели основательно проредить крупнейшее месторождение на планете – Курскую магнитную аномалию, где после 2020 г. прогнозируется спад добычи. А всего Россия добывает 100 млн тонн. Это в 3 раза меньше Бразилии, в 4 раза – Австралии, в 9 раз – Китая. СССР был первым в мире.
Никель. По добыче мы вторые после Филиппин, а «Норильский никель» – главный мировой производитель. С запасами полная путаница в различных источниках – оценки отличаются на порядок. Никель в России добывают на Кольском полуострове и Таймыре. И его точно немало.
Ванадий. По запасам делим верх пьедестала с ЮАР. Мировой спрос на ванадий растёт на 10% каждый год, Россия не выпадает из первой тройки добытчиков.
Алюминий. Союз был мировым лидером по добыче бокситов, а Россия – на 8‑м месте. На 7-м Ямайка, и мы отстаём от неё в два с лишним раза. Про запасы лучше вообще помолчать, но всё же скажем: у лидера Гвинеи – 7,5 млрд т, у нас – 200 миллионов.
Медь. Тоже нечем хвастаться: 6-е место по добыче, по запасам – во второй десятке, уступаем даже Польше.
Марганец. В Госбалансе учтены 14 месторождений, разведанные запасы которых составляют около 150 млн т – 2,7% от мировых. Качество руд низкое. По добыче находимся на 16-м месте позади Грузии, Венгрии и Румынии.
Алмазы. Бывает и такое: Союз добывал сравнительно немного, а Россия уступает по добыче только Ботсване. В 2012 г. учёные рассекретили сведения о крупнейшем в мире месторождении импактных алмазов, расположенном на границе Красноярского края и Якутии – говорят, триллионы карат.
Игра в догонялки
По сути, сейчас предлагается восстанавливать то, что медленно умирало в стране с 1980-х годов при полном попустительстве властей. Ведь зачем было спасать какой-то завод с буровыми вышками, если можно купить их в Германии? Постсоветская история знает массу случаев, когда спохватывались на тему нанотехнологий, томографов или вертолётоносцев. И каждая такая история кричит в глухие уши: за 2–3 года в России можно только освоить щедрые правительственные транши, а не наверстать многолетнее отставание. В добывающей промышленности уровень добычи нефти постараются держать всеми силами. Например, импортируя оборудование через третьи страны, но поддерживать таким образом добычу других полезных ресурсов явно не хватит сил.
Удоканское медное месторождение открыли в Забайкальском крае в 1949 году. И оно до сих пор считается крупнейшим в стране и третьим в мире по запасам меди – около 25 млн тонн. Зона вечной мерзлоты, сейсмоопасный район, транспортная удалённость – о разработке Удокана всерьёз заговорили только в 1970-е гг., когда в 30 км от месторождения прошла колея БАМа. При Андропове планировали вскрытие медной кубышки при помощи ядерного взрыва, но вскоре начались горбачёвский кризис и развал Союза – не успели. В 1992 г. лицензию на разработку недр Удокана выдали никому не известному советско-американскому СП, которое начать добычу меди так и не смогло. Проекты строительства горно-обогатительного комбината вносились в Мосгосэкспертизу в 1969, 1972, 1980, 1995 и 2000 гг., но все были признаны нерентабельными. Это при том, что добычу планировалось вести простейшим открытым способом.
Разработать месторождение – это ведь не пригнать экскаваторы и начать копать карьер. Для Удокана, близ посёлка Новая Чара, создали опытно-промышленную установку. Стало совсем «тепло», когда в 2008 г. лицензию на разработку Удокана приобрёл за 15 млрд рублей холдинг «Металлоинвест» богатейшего россиянина Алишера Усманова. Компания обязалась добывать 12 млн т руды через 5 лет. Пробурили 15 тыс. м заверочных, геологических и геомеханических скважин, опробовано более 1,2 тыс. м канав и более 2,5 тыс. м подземных горных выработок. Однако сроки начала промышленной добычи неоднократно переносились и в настоящий момент запланированы на 2021 год.
Хотя все понимают, что начало разработки грандиозного Удокана могло бы вдохнуть новую жизнь и в перевозки по БАМу, и в умирающие городки вдоль магистрали. Стратегически вкладываться в такую затею гораздо эффективнее, чем централизованно закачивать в Дальний Восток «подъёмные», распределение которых непрозрачно. Но государство помогать бизнесу не торопится, а частник боится повторить судьбу «Мечела», надорвавшегося в попытках самостоятельно разработать Эльгинское угольное месторождение.
России никуда не деться от освоения месторождений Восточной Сибири и Дальнего Востока. Но почему-то все поводы для оптимизма в этой области связаны с частной инициативой. Два новых завода для производства буровых вышек собираются запустить в Костромской и Тюменской областях. «Уралвагонзавод» обкатал в Уфе самый толковый алгоритм быстрейшего импортозамещения в горной промышленности: берётся китайское «железо» и начиняется собственными «мозгами» – программным обеспечением, компьютерами. А чем занимаются все остальные? В одной из «дочек» «Лукойла» появилась экспериментальная технология разработки сланцевых пород Баженовской свиты. А некоторые правительственные экономисты до сих пор говорят, что сланцевый газ – это мыльный пузырь. Вот ведь извечная русская беда мирного времени: логичная идея навалиться на важнейшие проблемы всем миром чаще приносит не результат, а бесконечный процесс.
Мантуров встал на путь исправления?
Когда верстался номер, пришли благие вести: глава Минпромторга Мантуров побывал на выставке «Башкортостан для ТЭК», где свою продукцию представили 15 предприятий региона, которые производят широкий спектр оборудования для нефте- и газодобычи. По мнению Мантурова, представленная продукция действительно не уступает по качеству лучшим мировым образцам. Минпромторг заявляет, что им сформированы программы импортозамещения и дорожные карты реализации свыше 70 инвестпроектов по выпуску нефтегазового оборудования на сумму 170 млрд рублей.
Министр обратил внимание на тот факт, что наиболее критичная зависимость от иностранных лицензиаров наблюдается в шельфовых проектах. Есть предложение откорректировать госпрограмму судостроения, чтобы обеспечить развитие пяти направлений, включая геологическое оборудование, буровые и подводные добычные комплексы, суда обеспечения.
Будет ли из всего этого толк, покажет время. Многие специалисты солидарны, что всерьёз говорить об импортозамещении в нефтегазовой отрасли можно будет лет через 15. В России никогда не было проблемой сформировать программы. И даже представить на выставку опытные образцы. Но почему же остались на уровне экспериментов большинство спроектированных в России экскаваторов, самолётов, трубоукладчиков, которые, без всякой иронии, не уступали лучшим мировым образцам? И не в Минпромторг ли обращались зачастую претензии производителя, которому так и не удалось запустить новации в серию? Впрочем, сегодня другие ставки. А высочайший контроль за положением дел в нефтянке способен творить чудеса.