В правительстве уже привыкли лепить ФЦП об особом развитии Дальнего Востока, Сочи или Крыма. Но такой номер не пройдёт с Нечерноземьем, где сосредоточена большая часть населения страны. К нему относят четыре экономических района: Северный, Северо-Западный, Центральный и Волго-Вятский. Плюс отдельные субъекты: Свердловская и Калининградская области, Удмуртия и Пермский край. Грубо говоря, Нечерноземье и есть настоящая Россия, где зародилось государство, где находятся все его святыни и основные производственные мощности. Именно земли вокруг Москвы всегда были донором для окраин державы. И умудрялись задавать темп Сибири, Кубани и Уралу – даже со своими скудными почвами, небогатыми месторождениями сырья. Да ещё имея под боком Москву и Питер, куда, как магнитом, влекло лучшие кадры.
Калуга для подражания
Калугу сразу не поймёшь. За 30 км до города видишь вдоль трассы едва живую российскую провинцию: старенькие домики, много заколоченных ставень, ухабистая двухполосная шоссейка. И вдруг начинается индустриальный рай: стильные контуры заводов, ровные пунктиры фонарей, удобные развилки. Направо – Volvo, налево – Continental. И заводские корпуса не кончаются за окном минут десять, хотя это всего лишь 1 из 10 калужских технопарков – «Калуга-юг».
Калужская область – это адрес единственной модернизации в постсоветской истории, которую, не стесняясь, величают «экономическим чудом».Причём не только губернаторские пиарщики, но и серьёзные экономисты за рубежом. В России термин «чудо» не раз пытались приспособить для нефтегазовых взлётов в Югре и на Сахалине. Или к дотационному благополучию Чечни. Но разница понятна и школьнику: Калуга совершила свой рывок без ресурсной базы, без подачек Москвы, а её соседи с аналогичными стартовыми возможностями остались на прежнем месте.
Только с 2006 по 2013 г. в области открылось 64 новых предприятия, заявленный объём инвестиций – 376 млрд рублей. Среди них мировые промышленные гиганты – Volkswagen, Peugeot, Mitsubishi, General Electric, Samsung. Был момент, когда в Калугу приходил каждый восьмой доллар иностранных инвестиций, направленных в Россию, а соседние Курск или Рязань продолжали клянчить денег у Москвы. Калужская экономика росла быстрее китайской. Тут уж и скептики врубились: калужане изобрели что-то особенное.
Сегодня этот опыт пытаются разложить на рецепты. И получаются азбучные вещи: взяли кредиты, создали площадки, провели рекламную кампанию. Но попробуй сделать это в России 2000-х, когда налоги перераспределили в пользу центра, а все субъекты Нечерноземья получили громадный дефицит бюджета. Калужская область 45% своей казны получала в виде федеральных дотаций и занимала в рейтинге регионов 80‑е место из 83. Что делать? Инвестор никогда не пойдёт в Россию под обещания чиновника что-то в будущем построить, подтянуть коммуникации, решить все юридические вопросы. Нужно сначала всё это сделать, а потом начинать разговор.
Площадка под первый индустриальный парк «Ворсино» обошлась Калуге в 7 млрд рублей. Это цена ровной территории (изначально перепады высот достигали 24 метров), водозаборных и очистных сооружений, газо- и электроснабжения, мультимодального логистического терминала. Но ни один банк не дал бы огромный кредит нищей области, если бы она не наскребла по сусекам собственный миллиард, вложив его в подготовку площадки. Сегодня в «Ворсино» инвестировано около 80 млрд рублей, налоговые поступления в бюджеты всех уровней – 10 миллиардов. Хотя в парке до сих пор свободно 480 га земли.
Следующий этап – собственно работа с инвестором. Вроде бы он должен облизываться – рядом трасса Москва – Киев, до Шереметьево – 150 км. Но в России это далеко не главное.
– Однажды мой работодатель решил вложить огромные деньги в создание современного деревоперерабатывающего комплекса в одной из областей Нечерноземья, – рассказывает топ-менеджер из Петербурга. – Мы договорились с губернатором об использовании лесных угодий, он был в полном восторге. А дальше начались чудеса. Нам сообщили, что на интересующий нас участок леса претендует другой инвестор, и нам нужно поднимать цену, если мы хотим его получить. Мы понимали, что это блеф, что предприятий нашего уровня технологичности в России просто не существует. Да ещё с видами на тот же медвежий угол. Однако нам стали настойчиво втюхивать земли, к которым имеет отношение один из губернаторских заместителей. А вместе с ними и долгосрочный контракт на транспортное обслуживание. Затем нам предложили в виде аванса восстановить какой-то монастырь. Мы ушли в другой регион, где власти куда более адекватные. Да и лес не является в России великим дефицитом. Мы давно построились и работаем. В нашей стране для инвестора важнейшее условие успеха – отношения с местной властью.
Когда я рассказал эту историю директору Агентства регионального развития Калужской области Илье Веселову, он ответил, что в его городе такого не может быть в принципе. Но так скажет любой чиновник. Что сделает тот же Веселов, услышав про подобное безобразие: посоветует обратиться в прокуратуру.
– Я сам пойду с ним в прокуратуру, – расставил точки Веселов. – Наверное, сложно устроиться в сложившуюся систему и пытаться её изменить. Но в Калуге команда сформировалась давно, и правила игры в ней сразу были установлены жёсткие. Иначе работа всего коллектива с инвестором бессмысленна. А сотрудники с нездоровой карьерной мотивацией увольняются – в лучшем для них случае.
Все процессы вокруг прихода в регион нового игрока должны быть кристально прозрачны. У инвесторов, говорят, есть прямой телефон губернатора Анатолия Артамонова. Правда, де-юре губернатор не указ местным руководителям федеральных ведомств: пожарным, энергетикам, ветеринарам. Этих ведомств десятки, и они развалили в России не один перспективный проект бюрократическими проволочками. Вряд ли Артамонов когда-нибудь расскажет, как выстроил с ними отношения, но один из его приёмов известен. Все ревизоры включены в инвестсоветы при губернаторе и свои претензии по проектам вынуждены высказывать прилюдно, за длинным столом. А это куда сложнее, чем с «жертвой» тет-а-тет. Не скажешь же при всём правительстве, что у инвестора электропроводка на 10 см выше ГОСТа. А ГОСТ ты сам меняешь пятый раз за полгода. Говорят, завод Samsung в Калуге по документам построили за один день. А значит, губернатор решает вопросы.
Сума – не тюрьма
На юге с Калужской областью граничит Брянская. 11 лет ею руководил Николай Денин. В сентябре 2014 г. Денина отправили в отставку «в связи с утратой доверия», а в мае 2015 г. посадили под домашний арест. В области никто не удивился: все эти годы губернатора преследовали криминальные скандалы. Его подчинённых то и дело привлекали по какой-нибудь «коррупционной составляющей». Все брянцы знали, что Денин является другом детства криминального авторитета Николая Емельянова, который к тому же женат на сестре первой леди области. И хотя Емеля сегодня в бегах, его брат при Денине руководил Брянским районом, а племянник работал помощником губернатора.
Жители видели, как ведётся областное хозяйство. Например, до избрания в Госдуму в 2003 г. Денин командовал птицефабрикой «Снежка». По версиям СМИ, контроля над предприятием после избрания губернатором он не утратил: крупные пакеты акций оказались у его супруги и племянницы. В 2005–2006 гг. губер перечислял птицефабрике из бюджета области по 100–200 млн рублей в год, а когда в кормовом цеху произошёл взрыв, ввёл в регионе режим ЧС и вскрыл резервный фонд.
Пока вокруг Калуги строились технопарки, разворачивались Volkswagen и Mitsubishi, Денин решал задачи иного уровня. Хотя в каждом районе Брянской области было минимум по одной пекарне, он решил построить большой хлебозавод. В 2006 г. выбрали фирму-подрядчика и заключили с ней контракт без конкурса, что, понятно, криминал. Тем более и цена вопроса для полунищей области стала атомной – стартовые 660 млн рублей за время работ выросли до 1,8 миллиарда. Стоит ли удивляться, что завод до сих пор не запустили.
Далее – в том же духе. Когда калужские соседи за считаные годы сосредоточили у себя треть российского автопрома, Денин пообещал наполнить областной бюджет доходами от продажи мороженого.И начал строить на казённые деньги мегафабрику «Брянское мороженое» за 456 млн рублей. Понятно, что и она осталась недостроем, который сегодня безрезультатно пытаются кому-нибудь продать. Равно как и любимые экс-губернатором агрогородки, на которые тратились сотни миллионов ежегодно. Сегодня депутаты областной думы печально констатируют, что эти самые агрогородки «своё дальнейшее развитие связывают с надеждами на выделение дополнительных средств из бюджета».
Центр Брянска выглядит очень по-советски, если не считать обилия позолоченных куполов. Остановившись в крупнейшей гостинице Брянска на проспекте Ленина, я смог найти в радиусе километра единственный ресторан. Он назывался «Ресторан», внутри столы с белыми скатертями, ни одного посетителя или сотрудника. Но вот что поразительно: центр Калуги, которая бурно развивалась всё последнее десятилетие, выглядит ненамного лучше.
Ещё поразительнее тот факт, что сопоставимы и бюджеты двух соседних областей. У Калуги на 2015 г. запланировано 46 млрд рублей, у Брянска – 41 миллиард. Причём у Брянской области налоговые и неналоговые доходы составляют всего 20,6 миллиарда. А львиная доля, очевидно, поступает в виде подачек из Москвы. Калужане, напротив, в 2015 г. оказались в списке областей, которым из центра вовсе не положено дотаций. Так что же Калуга реально получила в результате своего «экономического чуда»? Во многом из-за новых технопарков долг области достиг 21 млрд рублей. А у Брянска со всей его коррупцией и катаклизмами – «всего» 11,5 миллиарда.
Обычно контактная и чёткая пресс-служба правительства Калужской области почему-то упорно игнорирует неоднократные вопросы «АН» о распределении налогов калужских предприятий. Грубо говоря, сколько Москве, а сколько себе. Два года назад тогдашний замгубернатора области Максим Шерейкин в интервью объяснял схему на пальцах. С каждого заработанного на инвестпроекте рубля 85 копеек идёт в федеральный бюджет, 14 – в областной и лишь одна копейка – в муниципальный. На свои 14 копеек область должна не только как-то жить, но и возвращать взятые «под развитие» кредиты. Более того, центр сокращает дотации тем субъектам, в которых кое-как теплится жизнь. В 2005 г. Смоленская и Калужская области были аутсайдерами и получали по 2 млрд рублей из Москвы. В 2013-м Смоленск получил 7 млрд, а Калуга, показавшая всей стране пример инновационной экономики, – 500 тысяч. И какой вывод должны сделать из этого другие губернаторы Нечерноземья?
Поздно или никогда
Термин «Нечерноземье» вошёл в обиход в 1974 г., когда ЦК КПСС обратил особое внимание на положение сельской серединной России. 29 областей и автономий стали официально называть «Нечернозёмной зоной РСФСР».
К 20-летию начала освоения целины комсомол получил лозунг: «Нечерноземье – твоя целина». Но странное дело: про сердцевину страны говорят, словно про саванну, где нужно строить дороги, жильё, больницы. Конечно, после войны и за 30 лет восстановить инфраструктуру непросто, но ситуация в нетронутых войной Владимирской и Вологодской областях ничем особо не отличается от Псковской и Новгородской. Деревенские прозаики 1960-х прямо писали, что деревня надорвалась в коллективизацию и индустриализацию,и теперь в моду вошла тема возвращения долгов: это как уехавшие в города дети помогают оставшимся на селе родителям.
За одну пятилетку в Нечерноземье решено вложить втрое больше, чем за предыдущую. Проблема в том, что рулили финансированием городские начальники, а вся «модернизация» выстроилась по вертикальному принципу. В итоге закупленная тогда техника до сих пор догнивает в полях, а построенные больницы и школы закрывают сегодня менеджеры медведевского призыва. Ни тогда, ни сегодня власть не хотела признавать, что для поддержания жизни деревня должна получить финансы и полномочия: мол, всё пропьют и разворуют. Окончательный упадок постиг деревню в постсоветские годы: развалились совхозы и мелкая промышленность, подешевела водка, молодёжь повалила в города.
Показательно, что нынешний шанс Нечерноземья – в быстром разрастании Московской агломерации. Столица, как кастрюля с водой, переполнилась приезжими – и пошёл отток в пригороды, в которые потихоньку превращаются Владимир, Тула, Тверь. А лет через десять процесс дойдёт до Смоленска и Ярославля. Ведь чрезмерной стала и концентрация финансов в Москве, а развитие дорожной сети подсказывает переводить мощности в провинцию.
«Кавалерийская рубка»
Поставьте себя на место властей Центральной России. 85 копеек с рубля уходит в Москву. Если хорошо ориентироваться под кремлёвскими коврами, можно часть денег вернуть в виде дотаций. Но это процесс, как говорят, «с большими коррупционными издержками». Кредиты дорогие. А главную головную боль представляют бюджетники, которым региональная власть с 2013 г. обязана постоянно повышать зарплаты.
– Суммарный долг регионов и муниципалитетов превысил 2 триллиона рублей, – говорит директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич. – Хотя из-за кризиса регионы стали собирать меньше налогов и размер помощи из центра уменьшился, «наверху» от губернаторов требуют повышения зарплат бюджетникам любой ценой. Долги регионов резко пошли вверх, когда впервые пришлось выполнять эти указы и судорожно занимать деньги. Но оказалось, что этот процесс сам себя воспроизводит. Если вы подняли планку бюджетникам, то и средняя зарплата по региону вырастет, и вам опять нужно повышать зарплату бюджетникам. И так до бесконечности. Получается, что федеральный центр подталкивает регионы к очень простому решению: раз снизить зарплату нельзя, нужно снизить число её получателей.
На это сегодня уходит львиная доля усилий губернаторов: сокращать как учителей и врачей, так и больницы со школами. В Нечерноземье один из лидеров по этому показателю – Псковская область. Это вовсе не значит, что молодой губернатор Псковщины Андрей Турчак – самый злой. Просто он самый бедный: бюджет области на 2015 г. составит 23,6 млрд рублей, а на 2016 г. – уже 18,5 миллиарда. Интересно, за счёт кого планируется сокращение более чем на 20%?
В 2014 г. доля расходов на социальные цели в бюджете Псковской области и так резко снизилась – с 63 до 58%, эксперты уже окрестили это «кавалерийской рубкой». Например, из трёх районных больниц в Дне, Дедовичах и Порхове планируют сохранить только порховскую – самую скромную по площади. Ещё раньше закрыли 150 малокомплектных школ. В Дновском районе под топор попали все шесть сельских школ. Теоретически, это «оптимизация»: детей должны возить в райцентр. Реально процесс организован так, что все местные, кто в состоянии уехать, – уезжают. То же со здравницами: почечные больные из Дедовичей вынуждены ездить на гемодиализ в Псков по 12 часов три раза в неделю – ближе помощь получить уже невозможно.
Почему-то, безжалостно сокращая школы и больницы, на Псковщине продолжают закачивать 35% бюджета в поддержку сельского хозяйства, точнее, крупных агрохолдингов. По мнению Натальи Зубаревич, это «более чем странно для региона с неблагоприятными агроклиматическими условиями». Показательно, что и священными обязательствами перед бюджетниками начали манкировать.
– С 1 июня 2015 года введены новые системы оплаты труда работников бюджетной сферы, – говорит депутат Псковского Законодательного собрания Лев Шлосберг. – Теперь рассчитывать повышения зарплат будут без учёта стимулирующих выплат, персональных надбавок и повышений к должностному окладу.В результате размер заработка существенно сократился – от 1 до 8 тысяч рублей в месяц. К началу июля это почувствуют 200 тысяч бюджетников – треть населения области.
Понятно, что это путь в никуда. В 2014 г. промышленное производство на Псковщине сократилось на 6%, инвестиции снизились на 4%, реальные доходы населения – на 1,7%. Доля трансфертов из центра в областных доходах составила почти 41%, но долг всё равно достиг 14,5 млрд рублей. Так, может быть, стоит решиться на инновационный путь по калужским лекалам? Конечно, сейчас получить кредит и привлечь бизнес будет сложнее, чем когда стартовала Калуга. Зато потенциал у Пскова есть: граница с Евросоюзом и Белоруссией, близость балтийских портов и Петербурга.
Проблема в том, что карьера Турчака и его команды висит на волоске. А привлекать инвесторов – работа на отдалённую перспективу. В той же Калуге «пришельцев» освобождают от налогов на три года, предоставляют гибкие системы льгот, давая встать на ноги.
В Центральном регионе калужским путём пошла разве что Тула,где сегодня работают семь индустриальных парков: птицеводство, цемент, химия, сталь. Но здесь, возможно, решающим аргументом стала близость к столице: москвичи, которым не нужно каждый день мотаться в офис, стали переезжать в Тулу, словно в пригород. Строительный бум наполнил бюджет, привлёк в область квалифицированную рабочую силу – возникли условия для развития.
Однако инвестор – это палка о двух концах. Многие наместники как огня боятся привести в огород крупных хищников. Например, губернатор Белгородской области Евгений Савченко пустил к себе некогда всесильный «Интеко». Позднее конфликт интересов привёл к тому, что Батурины начали финансировать оппонентов губернатора на выборах в областную думу.
В той же хвалёной Калуге кризис ударил по автопрому, подросла безработица. А для Кремля это признак социальной нестабильности. Для губернатора спокойнее просто выполнять распоряжения центра и не высовываться. На инвестиционном портале Брянской области предпринимателя встречает ссылка в постсоветском духе: «Уважаемые дамы и господа, в данном разделе вы можете ознакомиться с общими требованиями законодательства в части создания и развития бизнеса в России». Что это означает: новый губернатор Александр Богомаз потребовал увеличить надои на каждую корову в пять раз к концу года. Но 75% бюджета направил на выполнение социальных обязательств.