В ночь с 19-е на 20 мая в России в пятый, юбилейный, раз пройдёт масштабная акция «Ночь в музее». «Храмы культуры распахнут свои двери в неурочное время, завлекая гостей массой сюрпризов: театрализованными представлениями, лекциями, мастер-классами.
Как показала практика, огромное количество людей именно в ходе этой акции приходят в музеи первый раз в жизни. И, увы, очень часто в последний: одно дело – поучаствовать в весёлой «тусовке» и совсем другое – потратить свой законный выходной на поездку туда, где, по представлениям многих, пыльно и неинтересно. Однако такая точка зрения, к счастью, имеет все шансы уйти в прошлое. Российские музеи изо всех сил пытаются привлекать посетителей чем-то интересным и, в конце концов, избавиться от репутации «скучного места». У многих это успешно получается. Правда, эту приятную работу приходится совмещать с борьбой за выживание: проблем у российских музеев, как ни печально, не меньше, чем творческого потенциала.
Дайте развернуться!
К сожалению, значительную часть музейных сокровищ России ценители прекрасного не увидят даже в «Музейную ночь». Одна из ключевых проблем в этой сфере – дефицит выставочных площадей и фондохранилищ. Как заявлял министр культуры Александр Авдеев, из 50 млн. единиц хранения в витрины музейных залов попадает лишь 5–10% экспонатов. Остальное хранится в условиях, которые зачастую крайне далеки от идеальных.
Печальные примеры можно приводить долго. Например, в Архангельске 30 тыс. экспонатов музейного объединения «Художественная культура Крайнего Севера» хранятся на чердаках и подвалах. Строительство современного фондохранилища планируется начать только в 2013 году. В ряде музеев Челябинской области на 1 кв. м музейной площади в октябре 2011 года приходилось 500 (!) единиц хранения. Совсем недавно немногим лучше обстояли дела в знаменитом Санкт-Петербургском музее антропологии и этнографии им. Петра Великого (больше известен как Кунсткамера): там на одном квадрате хранилища умещалось 300 экспонатов. Пока не воплотилась идея построить единый депозитарий для московских музеев, которые находятся в ведении города. Как говорят представители музейного сообщества, случаи строительства новых депозитариев за последние десять лет можно, что называется, по пальцам пересчитать. Чуть чаще обновляются уже существующие хранилища (многие из которых тем не менее находятся в критическом состоянии).
В этом грустном перечне найдётся, пожалуй, только один «счастливчик» – Государственный Эрмитаж. В 2003 г. у него появилось фондохранилище, оснащенное по последнему слову техники. Сейчас оно постепенно расширяется – заканчивается строительство второй очереди, которая откроется в 2014 г., к 250‑летию Эрмитажа. Причем значительная часть экспонатов выставлена в буквальном смысле за стеклом: таким образом в одном из окраинных районов Санкт-Петербурга появился настоящий суперсовременный музей. Аналогов такому фондохранилищу нет не только в России, но и в Европе.
Впрочем, недавно появилась надежда на то, что печальная ситуация всё же изменится. В апреле избранный президент Владимир Путин провёл в Саратове встречу с директорами ведущих российских музеев и, как водится, пообещал много хорошего, в частности, 67 млрд. рублей на строительство новых фондохранилищ. (Примечательно, что прямо в ходе встречи 270 млн. на эти цели было обещано Саратовскому государственному художественному музею имени Радищева, в котором и проходило заседание.) Как отмечают эксперты, это первый случай, когда музеям выделили «целевые» деньги на решение конкретной проблемы. Остаётся лишь надеяться, что строительство не затянется…
Нажми на кнопку - получишь результат
Попытки следовать «духу времени» в большинстве российских музеев выразились в ставке на интерактивность. Этим модным словом в музеях назвали отход от принципа, когда единственное, что может делать посетитель, – любоваться экспонатами через стекло витрин под пристальным контролем старушек-смотрительниц да слушать тоскливую скороговорку экскурсовода.
Сегодня посетителей по залам в некоторых музеях ведут исторические персонажи, некоторые экспонаты можно потрогать и посмотреть, как они действуют (в технических музеях), в ходе экскурсий сотрудники разыгрывают целые спектакли и проводят мастер-классы. Однако увлекаться интерактивностью эксперты тем не менее не советуют.
«Нельзя забывать, что в музей ходят не развлекаться, а узнавать что-то новое, – предупреждает Гурген Григорян, главный научный сотрудник Политехнического музея в Москве. – Любая интерактивность должна быть нацелена на то, чтобы помочь человеку стать немножко умнее, а не просто восхититься тем, что он нажал на кнопочку и что-то произошло. Поэтому лично я приветствую, например, появление сенсорных панелей в музейных залах. Там можно рассмотреть экспонат в увеличенном виде, что-то о нём прочитать. При этом, на мой взгляд, нужно сохранять уважение к музейному экспонату как артефакту прошлого, не делать его чистым развлечением. А то однажды из уст представителей фонда развития Политехнического музея прозвучала идея принести в жертву модному веянию уникальную коллекцию велосипедов: мол, хорошо было бы их отреставрировать, а потом разрешить посетителям на них кататься. Лично мне такая интерактивность не нравится».
Осадное положение
На особом положении в России находятся знаменитые музеи-усадьбы. В их случае к общим для всех музеев проблемам присоединяется ещё одна – необходимость постоянно отбиваться от покушений на свою территорию. Все без исключения охранные зоны усадеб представляют собой живописнейшие уголки, которые местная власть регулярно пробует отдать под застройку.
«Проблема в том, что земля, отнесённая к охранным зонам, может иметь самых разных пользователей. А они считают, что могут делать с ней всё что угодно, – поясняет Мария Нащокина, руководитель Общества изучения русской усадьбы. – При этом при передаче этих земель третьим лицам, как правило, опускается вопрос о каком-либо обременении».
К сожалению, отбивать атаки удаётся не всем усадьбам. Сейчас с незаконной застройкой столкнулись в заповеднике «Пушкинские Горы» под Псковом, а также на знаменитом Бородинском поле. А совсем недавно перевели дух сотрудники музея-усадьбы Л.Н. Толстого «Ясная Поляна» под Тулой. Как рассказал «АН» директор музея-усадьбы, праправнук писателя Владимир Толстой, муниципалитет отдал землю в аренду инвесторам, которые задумали возвести несколько коттеджных посёлков. Ситуацию пришлось разруливать лично министру культуры А. Авдееву вместе с Генеральной прокуратурой. Сейчас застройщики вроде бы отказались от своих планов. Но, по словам Толстого, расслабляться музей не собирается: такая ситуация может повториться в любой момент.
Змей Горыныч из музея
В последние годы в России появился абсолютно новый тип музея. Его «смысловым ядром» становится не коллекция ценных предметов, а какой-то сказочный персонаж: Баба-яга, Кощей Бессмертный, Иван-царевич и даже царь Берендей.
Такие музеи начали расти как грибы лет десять назад, когда российские города взяли моду «прописывать» у себя какого-либо героя народных сказок. Как рассказал «АН» координатор проекта «Сказочная карта России» Алексей Козловский, на сегодняшний день родиной сказочных существ объявили себя 44 населённых пункта в 28 регионах. Своими «вотчинами» обзавелись Колобок (г. Ульяновск), Кикимора (г. Киров), Василиса Премудрая (Ивановская область), Иванушка-дурачок (Архангельская область) и многие другие. У каждого уважающего себя «чуда» есть собственная усадьба и непременный музей. В нём, как правило, представлены изделия народных промыслов, старинные предметы быта, характерные для этой местности, восковые фигуры, изображающие сказочных персонажей. При этом просветительский элемент в таких музеях нередко уступает приоритет развлекательному: ставка делается не столько на историю, сколько на желание повеселить гостей. По этой причине многие «настоящие» музеи, с историей и традициями, относятся к своим «младшим товарищам» с определённой долей скепсиса.
«Мне известно, что на многих конференциях поднимался вопрос о том, чтобы называть подобные учреждения как угодно – развлекательными центрами, туристическими пунктами, но не музеями, – рассуждает Элеонора Белонович, заведующая отделом Саратовского государственного художественного музея им. Радищева. – Я с этим в принципе согласна. В основе музея всегда лежит коллекция ценных предметов. Там её изучают, знакомят с ней посетителей, а главное – берегут для следующих поколений. На мой взгляд, нужно, чтобы закреплялось именно такое представление о музее. Я не против существования «сказочных» форм работы. Но музей в понимании людей должен оставаться именно местом, где происходит приобщение к истории и искусству (если речь идёт о художественном музее)».
«На мой взгляд, априори отрицательно относиться к этим музеям не стоит, – возражает Юлия Кантор. – К тому же они не изобретают ничего нового, а продолжают сложившуюся традицию. Ведь есть же в России и за рубежом музеи литературных персонажей: например, дом Турбиных на Андреевском спуске в Киеве, Домик станционного смотрителя в Ленинградской области. Это прекрасные музеи, а ведь литературный герой – почти сказочный. Так что дело, на мой взгляд, не в самой концепции, а в подходе. Если музей профессионально, пусть и в игровой форме, расскажет об эпосе, традициях и быте, то в этом нет ничего плохого».
«Свято место» и культурные ценности
Один из тревожных и неблагополучных аспектов жизни многих российских музеев сегодня связан со взаимоотношениями с… Русской православной церковью. Ещё на заре перестройки зашла речь о возврате церкви зданий и произведений искусства (как правило, древних икон), которые были переданы музеям в советские времена. Иерархи при поддержке руководства страны рьяно взялись за дело. Сегодня церкви уже передали и продолжают передавать монастыри, соборы, старинные иконы, входящие в музейные коллекции уникальной древнерусской живописи.
Верующих эти события, безусловно, радуют, а вот музейных сотрудников не на шутку тревожат. Для них те же иконы или фрески на стенах древних соборов – не только церковные святыни, но и произведения искусства, требующие крайне бережного обращения, особых условий хранения. Для сотрудников РПЦ этот аспект во многих случаях особо значимым не является. В результате в ряде случаев уникальные произведения древнерусской живописи попадают в ситуации, в которых могут просто-напросто погибнуть. Это, например, едва не произошло со знаменитой Боголюбской иконой Богоматери, написанной ещё до татаро-монгольского нашествия (таких на сегодняшний день сохранилось лишь несколько десятков). Около семнадцати лет назад она переехала из залов Владимирского государственного музея-заповедника в Княгинин монастырь (тоже во Владимире). За это время из-за неправильного хранения икона покрылась плесенью, красочный слой поднялся, возникла угроза отслоения красок от основы. Получится ли её спасти – пока неизвестно. Но посмотреть на красивейшую старинную икону россияне точно не смогут ещё, как минимум, лет десять (именно столько может продлиться реставрация).
Изъятием икон дело не ограничивается. Куда более болезненно проходит процесс передачи музейных зданий и территорий, на которые церковь заявляет свои права. Совсем недавно завершилась острая стадия конфликта вокруг Рязанского кремля. РПЦ заявила права собственности на все здания на его территории. Музею-заповеднику, который находился там 90 лет, указали на дверь. Решение о строительстве нового здания для музея было принято лишь несколько недель назад (правда, пока нет даже проекта).
– Естественно, мы предпочли бы остаться там, где жили долгие годы, – усталым голосом говорит директор музея Ольга Кречетова. – Но мы – государственное учреждение и должны подчиняться приказам. Как сказано, так и сделаем. Когда новое здание построят, все коллекции вывезем, и на территории Кремля музея больше не будет.
– Но вы же, как я понимаю, против переезда? – уточнила я в ходе интервью.
– Ещё раз повторяю: мы – государственное учреждение…
Продолжать разговор дальше было бессмысленно.
«Возвращать церкви принадлежавшие ей до 1917 года монастырские здания – акт доброй воли государства, – говорит Юлия Кантор, советник директора Государственного Эрмитажа. – Но почему в этом случае государство не заботится о тех, кто во время революций и войн бережно хранил культурное, духовное достояние, – о музеях? Почему интересы одних, пусть и вполне законные, удовлетворяются за счет других, ничем не виновных? Государство обязано позаботиться о том, чтобы музеи не попадали в положение бомжей».
Все идут – и я пошёл?
Российские «музейные ночи» дарят людям не только радость от встречи с прекрасным.
Неистребимым спутником этой акции стали безумный ажиотаж и километровые очереди в любой музей (даже тот, который не предлагает специальных программ, а просто продлил время своей работы на 2–3 часа и, как полагается по правилам акции, сделал вход бесплатным). Количество посетителей музейных залов за несколько вечерних часов порой сравнимо с числом тех, кто приходит сюда в обычные дни в течение целого месяца. При этом нередко возникают совсем уж «некультурные» ситуации: например, такие как давка у галереи «Винзавод» в Москве во время акции в 2008 году. По разным данным, тогда там собралось около 30 тыс. человек, в основном молодёжь. Подавляющее большинство вело себя так, что те, кто действительно захотел побывать в галереях, предпочитали уносить оттуда ноги, нежели смотреть на пьющих пиво и матерящихся «поклонников прекрасного». Почему же тяга к искусству у большинства россиян просыпается не чаще раза в год, да порой ещё и выражается в столь специфической форме?
Вот несколько мнений.
Марк Сандомирский, психотерапевт:
– На мой взгляд, потребность идти в музей именно вместе со всеми, не боясь очередей и толпы, рождается на подсознательном уровне. «Музейная ночь» – это момент, когда в человеке сам собой пробуждается его «внутренний ребёнок» – частичка нашего сознания, которая сохранила тягу к ярким впечатлениям, умению искренне удивляться и вести себя непосредственно. В обычной жизни, как правило, таким эмоциям места не хватает. А когда наступает вот такой «волшебный» момент, когда происходит то, что в принципе противоречит общим правилам, усвоенным в детстве (из серии «ночами надо спать, а не ходить по музеям»), наш внутренний ребёнок, которого мы постоянно затыкаем, получает полное право самовыразиться. И при этом никто не осудит подобное поведение: ведь все вокруг поступают точно так же! Немного побыть маленьким безумно приятно.
Ирина Иванова, заместитель директора Мемориального музея космонавтики, Москва:
– Многие склонны считать, что главная причина возникновения толп в «Ночь музеев» – возможность бесплатного входа. У нас такое правило тоже есть, однако я не считаю, что этот факт хоть как-то влияет на ситуацию. Люди идут не за бесплатным, а за необычным, ярким, интересным. Всё это мы стараемся предложить им в ходе акции – потому и народу много. А бесплатный вход, кстати, у нас не только в «Ночь музеев». С января этого года мы принимаем гостей без билетов каждое третье воскресенье месяца. Так что как раз с этого года фактор «бесплатности» перестал играть эксклюзивную роль. А посетителей, я уверена, меньше всё равно не будет.
Надежда Лебедева, руководитель Международной научно-учебной Лаборатории социокультурных исследований Экспертного института научного исследовательского университета «Высшая школа экономики»:
– «Ночь музеев» привлекает людей, особенно молодых, не столько содержанием коллекций, сколько возможностью сделать то, чего в обычные дни делать нельзя: побродить по музейным залам в «неправильное» время. Согласна с тем, что для 70% посетителей это не культурное событие, а определённого рода тусовка, к тому же ещё и модная. Интерес к культуре у многих ещё не разбужен. Однако он, я уверена, есть – и имеет максимальный шанс реализоваться именно через вот такие мероприятия. Поэтому я избегаю скепсиса некоторых моих коллег, глядящих на ночные толпы в музеях как на отрицательное явление. Уверена: в умах и душах тех, кто впервые пришёл туда в рамках этой акции, хоть что-то, да оседает…