Поднявшись на Эверест в 1990 году, Екатерина Иванова, единственная и последняя из советских альпинисток участница первой международной экспедиции, обратилась по рации к гражданам планеты: «Берегите мир! Он такой хрупкий». А в 1994-м бесстрашная восходительница трагически погибла.
1 ноября 1994 года из Непала поступило сообщение: «Извещаем спортивную общественность России и города Иркутска, что Екатерина Иванова и минчанин Сергей Жвирбля, находясь на высоте 6700 метров южного склона горы Канченджанга, погибли в результате снежно-ледового обвала во время ночевки. Несмотря на поиски, их тела не найдены».
Сердце и разум отказывались воспринимать случившееся. А вдруг это нелепая ошибка? Вот и иркутский альпинист Александр Яковенко, только что вернувшийся с Эвереста, рассказал, что 22 октября был на базе непальской фирмы, организовавшей экспедицию, и о трагедии никто не знал. Призрачную надежду оборвал вторичный факс, подтвердивший факт гибели.
На Эверест без кислородного баллона
31 августа 1974 года мне, единственному журналисту, выпало с тогдашним заместителем председателя областного спорткомитета Александром Золоторевым провожать Катю из иркутского аэропорта в ее последнюю экспедицию. С мужем Дмитрием, словно два голубка, они о чем-то таинственно шептались, держа друг друга за руки. Смуглое лицо Кати светилось нежной улыбкой.
— Вот так всегда при расставании, — словно оправдываясь, тихо сказала она, — настроение солнечно-грустное. Рада, что сбывается мечта покорить еще один 8-тысячник, а душа разрывается: здесь остаются самые дорогие мне люди — муж Дмитрий и дочурка Уля, буду сильно скучать.
Катя поднималась с Ульяной в горы (разумеется, не опасные), когда той еще не исполнилось и двух лет (родилась 8 апреля 1991года). Малышка самостоятельно карабкалась к высоте, но маме очень не хотелось, чтобы дочь пошла по ее стопам. Прекрасно знала, как несладко приходится мужу и дочери во время ее отсутствия, она невольно сжималась в комок и делалась беззащитной. Но горы звали. И она уходила.
Она поставила заоблачную цель: покорить все 14 непреступных восьмитысячников. Позади были три.
— Хватит ли жизни, Катя? — спрашивали ее друзья.
— Надо-то всего семь лет, — отвечала она.
— Да ты сама-то четко представляешь, что это такое? По два восхождения в год на высочайшие и коварные вершины планеты. Непостижимо. Никому еще в мире этого не удавалось.
— Кому—то надо это сделать. Польская альпинистка Ванда Руткевич поднималась девять раз. Она для меня пример.
— Но пример-то печальный. Три года назад Ванда погибла в Непале.
— Тем более я обязана это сделать. Ради памяти.
Катя была первой и последней из соотечественниц, взошедшей на неприступный Эверест, и девятой с учетом мужчин. Так что в очередную экспедицию она улетала в оптимистическом настроении, пообещав привезти через два месяца видеофильм о восхождении.
— Экспедиция интересная, должно все получиться, — говорила она, — хочу подняться на вершину без кислородного баллона.
— Но это же невероятный риск, на который из мужчин редко кто отваживается.
Катя лишь улыбнулась:
— Думаете, женщины слабее? Заблуждение, стереотипное мышление. У каждого есть выбор — идти вперед или вернуться к подножию. Мне бояться нечего. Я свой выбор сделала окончательно: для меня основная жизнь не здесь, на земле, а там, в горах, где я, как летчик в небе, чувствую себя человеком, умеющим делать что-то профессионально.
Катя предпочитала при любых обстоятельствах идти вперед, даже после того, как на ее глазах погибали товарищи. Однажды и она оказалась на краю пропасти: при спуске в Гималаях сорвалась, пролетела свыше ста метров и чудом удержалась на снежных застругах. Катя верила, что ее хранит ангел-спаситель.
Катя не скрывала: «Альпинизм для меня — тяжелая работа, которая должна, как и любая, завершиться достижением». Примером мужества и отваги служили альпинистки сборной СССР, проложившие для поколений путь наверх, они трагически погибли вместе со своим легендарным капитаном команды Эльвирой Шатаевой на пике Ленина в 1974 году. Фатальное совпадение: Иванова погибла спустя 20 лет после той трагедии.
Началось с горы Мунку-Сардык
Как-то Катю, тогда инженера-геолога иркутского научно-исследовательского института, друзья-туристы пригласили на Мунку-Сардык, что в Восточных Саянах. И предупредили:
— Учти, это не романтическая прогулка, а сложнейший переход через снежные перевалы. Ледники вокруг. Условия жесткие: не ныть, не стонать, не проситься домой.
— Не переживайте, ребята. Ныть не приучена, не так воспитана, я ж деревенская девчонка.
Катя, в девичестве Дорофеева, родилась в селе Платово, это в Курчумском районе в предгорьях Алтая. Папа — столяр, мама — медсестра. В большой семье еще два старших брата и сестра, все воспитывались в труде. Катя с детства мечтала стать геологом. После окончания школы имени Гагарина сомнений в выборе профессии не возникло.
— Я еду в Иркутск поступать в политехнический институт на факультет геологии, — отчеканила она родителям.
Мама всплакнула:
— Куда же ты в незнакомый и большой город? Ни одной родной души.
— Это ее жизнь, ей и решать, — одобрил выбор отец.
Все у Кати сложилось, как задумывала. После окончания института работала по профессии, нравилось, друзья окружали интересные. Они-то ее и пригласили в турпоход. Катя загорелась:
— Спасибо! Это ж так необычно.
Поднявшись на первую, невысокую вершину, не удержалась:
— Красотище-то какое!
А когда от усталости стало разламывать руки и ноги, ей захотелось одного: упасть, уснуть и проснуться дома. Объявление о привале прозвучало спасением. Закрыла глаза и отключилась… Вечером, у костра, друзья подтрунивали:
— Теперь, Катя, тебя калачом в горы не заманишь.
— А без калача можно? — с вызовом спросила Катя.
— Вот это характер, молодец! Считай, первый экзамен сдала, — оценили товарищи.
Потом были восхождения на Хамар-Дабан, Саянский хребет, Тункинские гольцы…
Головокружительный путь с той поры прошла Катя за десять лет: от альпиниады в Саянах — до покорения семитысячных пиков Ленина, Победы и других.
В середине 80-х в Москве родилась идея собрать экспедицию в Гималаи на высочайшую гору Канченджангу, которая на тот момент не была полностью пройдена. Нужно было закрыть белое пятно на карте самых сложных и труднодоступных мест мира. В сформированную в 1986 году команду вошла и одна из лучших альпинисток СССР Иванова. Претендентов свыше 80, отбор жесточайший. Три года изнурительных тренировок и восхождений. А в последний момент неожиданное объявление: женщин в экспедиции не будет.
Разочарование ужасное. И тут звонок тренера Госкомспорта Владимира Шатаева: «Катя, не все потеряно. Планируется новая совместная международная советско-китайско-американская экспедиция на Эверест. Твое имя в числе будущих восходителей. Готова?»
Такое приглашение — мировое признание. Перед Эверестом она побывала на сборах в американском городе Сиэтле, главной задачей которых было установить человеческие контакты. В экспедицию вошли по пять альпинистов СССР, КНР и США. Американцы, вначале настороженно приглядывающиеся к русским, потом со смехом признались: «А вы, оказывается, такие же, как мы!».
Восхождение началось 24 февраля, а завершилось 26 мая 1990 года. Поднявшись на вершину, Катя обратилась по рации к гражданам планеты: «Берегите мир! Он такой хрупкий!»
Выдающийся успех был оценен по достоинству. Участников экспедиции принял президент США. Мэр Сиэтла устроил теплый прием и пригласил всех на Игры доброй воли. Сибирячка, единственная представительница женского пола в составе интернациональной команды, несла на своих плечах неподъемную для многих политиков миссию дружбы. Ее, одну из первых в Союзе, наградили орденом «За личное мужество», присвоили звание заслуженного мастера спорта СССР.
Откуда в этой застенчивой и хрупкой женщине было столько непоколебимой твердости духа и веры в удачу? Красноречивый ответ — ее дневниковые записи, которые она вела по моей просьбе во время восхождения на Эверест. В школьной тетрадке ровным почерком на каждой странице, день за днем, подробный отчет-репортаж, который не снился бывалым журналистам. В невероятно сложных условиях она умудрялась не просто вести записи, а талантливо вкладывать в них дух своих ощущений, впечатлений, переживаний. Для этого нужно каждой клеточкой души, частицей сердца жить этим событием, иметь потрясающую волю к жизни и бесконечно верить в успех.
— Да у тебя, Катя, литературный дар, — не удержался я, — продолжай вести свой дневник, это ж бесценные наблюдения.
— Не преувеличивайте, — спокойно отреагировала Катя, — никакого дара у меня нет. Боюсь вас разочаровать, для меня — это скучное занятие. Другое дело — кино. Я люблю снимать, все здесь натурально, все вживую. Хочу привезти фильм. Вот потом будет о чем поговорить.
— Кино, конечно, хорошо, снимай свой фильм. Но и дневник веди. Поверь, у тебя здорово получается. Стихи случайно не пишешь?
Катя вспыхнула:
— Случайно пишу. Но это сугубо личное, не для печати, я их никому не показываю. Может, потом как-нибудь…
Ее дневниковые записи были опубликованы выборочно, в рамках газетной полосы. Я надеялся, что мы еще вернемся к ним после возвращения Кати из новой экспедиции. Теперь можно только горько сожалеть, что ту тетрадь не сохранили.
Счастье — это лишь короткое мгновенье…
«Это была длинная экспедиция — и по срокам, и по необъяснимому ощущению замедленного течения времени на леднике Ронгбук. Уже прошло два месяца нашего пребывания под Эверестом, установлен лагерь на высоте 7800 метров, а вершина остается такой же далекой и неприступной. С приходом весны долина Ронгбук не изменилась. Дома апрель — это огромные лужи, особенный запах земли, продирающееся сквозь облака солнце. Здесь все иначе. Днем — солнце, тепло, жизнь. Зато ночью — поистине космический холод. Ветер на северном седле не утихает. Это даже не ветер, а лавина воздуха, которая движется с севера на юг и сметает на своем пути все живое. На слух, как грохочущий экспресс. Делая несколько безуспешных попыток подняться выше, думала: «Неужели сейчас есть где-то люди, которые завиду ют мне? Это ж сущий ад! Угнетает ощущение оторванности от мира. Письма посылаются куда-то в неизвестность, ответа нет. В такой ситуации легче думать, что все это происходит не с тобой. Потому что ты в такой ситуации не выдержала бы такого напряжения физических и моральных сил. А Эверест все еще впереди…
Последний акклиматизационный выход с ночевкой на 7800 метров. На такой высоте я впервые. Рубеж взят, состояние нормальное. После долгого пребывания выше пяти тысяч метров мысли выражаются в простых фразах. Оттенки теряются, мир начинает делиться на черное и белое, на «хорошее» и «плохое».
Спуск в базовый лагерь. Отдых превращается в томительное ожидание последнего, решающего выхода. Разговоры в кемпинге о чем угодно, только не о Вершине. Руководители экспедиции В.Шатаев и Е.Ильинский внешне спокойны, лишь глаза выдают волнение. Большой опыт заставляет их еще и еще раз продумать детали предстоящего восхождения.
Засыпая, неожиданно ловлю себя на мысли: «Или дойду, или умру». Слишком долго надо было доказывать себе и окружающим, чтобы сейчас сдаться и отступить. Очень много я задолжала родным и близким, друзьям и просто хорошим людям, чтобы лишать их веры в меня. Я не имею права лишать их этой веры.
И снова подъем. Идти трудно. Впрочем, а когда было легче… Ночевка на 7800 метров. В палатке нас четверо. Тесно, движения ограничены. Сон не идет. Все больше времени уходит на самое элементарное: надеть ботинки, вскипятить воду, выбраться из палатки. Здесь своя система измерений, высотные тяжести не прировнять к земным.
…Последний снежный подъем, и начинает медленно вырисовываться панорама Гималаев. Пытаюсь вспомнить, где я видела нечто подобное. Ну, конечно, на картинах Рериха. Как точно художник передал палитру неземных красок. Неповторимое зрелище! Радость какая-то детская, попробовала что-то сказать по рации, но куда там! Получилось лишь обращение беречь мир. Позднее, прослушав магнитофонную запись с Вершины, я не узнаю своего голоса. Это был голос очень счастливого человека!
В Москве встречали родные, друзья. Начались бесконечные рассказы. Эверест становился воспоминанием. И тогда наступила тоска. Она заполнила все клеточки души, и даже в окружении близких я чувствовала себя одиноко. Счастлива ли я теперь? Абсолютно точно могу сказать — нет! Ведь счастье — это всего лишь короткое мгновение, когда я стояла на вершине, а все остальное было мечтой».
…Кто ж мог подумать, что в то солнечное утро 31 августа 1994 года в иркутском аэропорту мы общаемся с Катей в последний раз. Что случилось в ту трагическую ночь, так и остается непостижимой загадкой. Ее мечта покорить все 14 восьмитысячников оборвалась на четвертой. Оборвался, возможно, и редкостный талант художника слова. Катя рвалась в горы и те приняли ее навсегда.
Если в вечный снег навеки ты
ляжешь — над тобою, как близким,
наклонятся горные хребты
самым прочным в мире обелиском.