Л.С. Логинов: За один бой наш экипаж уничтожил 24 немецких танка

1 мая 2010, 16:53 [ «Аргументы Недели» ]

Леонид Логинов

Когда учеба закончилась, я получил танк и в качестве механика-водителя только в конце октября 1944 года, девятнадцатилетним, был направлен на фронт.

Первые впечатления от пребывания на фронте остались в моей душе на всю жизнь. Хотя утраты, понесенные нашей страной, да и соседними странами, где побывал гитлеровский вермахт, были тяжелы, но в воздухе веяло уже ветерком победы. Враг в то время был изгнан почти со всей территории Советского Союза. А части нашей 36-й гвардейской танковой бригады пошли дальше, в Румынию, затем Болгарию, Югославию и Венгрию.

Люди, которых освобождали от фашистских оккупантов, радовались близкой победе вместе с нами, встречали цветами. Но вдруг обстановка на фронте резко осложнилась, нам приказано было держать очень важную для войск переправу через горную речку Грон. Вот почему в начале 1945 года, а точнее – в феврале, с 17 на 18-е, на границе Чехословакии с Венгрией, мы словно вросли в землю со своими танками.

Обе советские «тридцатьчетверки» стояли в обороне между двумя населенными пунктами, в поле среди сухих прошлогодних стеблей кукурузы. Экипажи отсиживались в наспех вырытых землянках, а танки были замаскированы под старые окопы. Перед нами, метрах в тридцати параллельно линии фронта, проходила дорога, обсаженная фруктовыми деревьями, а ближе к немцам простиралось поле с редкими холмиками кукурузных стеблей.

У реки Грон 18 февраля, рано-рано утром, когда еще только начало рассветать, я проснулся от оглушительных разрывов. Остальные танкисты уже вскочили. Первым в танк влез дежуривший в то время командир орудия Писаренко. За ним и другие заняли свои места. Разрывы вражеских снарядов постепенно переместились к нам в тыл. Потом мы в утренней дымке увидели смутный силуэт двигающегося в нашу сторону немецкого танка. Под пустив его для верности к самой дороге, Писаренко с первого же выстрела зажег эту страшную махину, и тогда вражеский танк, превращенный нашим метким артиллеристом в горящий факел, четко высветил немецкую пехоту, двигающуюся под его прикрытием на нас. Мы сразу же открыли по ней огонь изо всех пулеметов.

Так начались бои, длившиеся с небольшими передышками до 26 февраля. Здесь, у бурлящей горной речки Грон, обрамленной каменными берегами, я с благодарностью вспоминал крутые лыжные горки и почти зигзагообразные дороги родной моей Волчихи: как мне пригодились эти давние тренировки в родных краях! Ведь горы – везде горы, а умение маневрировать в них дается не с первой попытки. Наши алтайские горы были еще позабористее здешних.

Я виражировал по этим головоломным дорогам с какой-то веселой лихостью, словно мы, два русских танка, состязались в какой-то невиданной удалой забаве.

И вот экипаж моего танка получает донесение: в районе населенного пункта Каменин (что восемью километрами севернее города Штурово) противник силой батальона пехоты при поддержке двенадцати танков атаковал высоту 177, ведя ураганный огонь. Что мне оставалось делать? Маневрировать, уходя от превосходящих сил противника и нанося ему при этом всяческий ущерб. Где нас враг совсем не ждет, где и думать о нас забыл, мы как раз там и должны оказаться!..

Таким образом, в течение трехчетырехчасового боя мне удалось обеспечить неуязвимость танка от противника, что позволило нашему экипажу уничтожить пять вражеских танков, три бронетранспортера и до ста двадцати человек вражеской пехоты. Враг, понеся большие потери, отошел на свои исходные позиции.

19 февраля 1945 года противник все там же, у бушующего горного Грона, силами до батальона пехоты и с восемнадцатью танками возобновил атаку на хутор Каменин. Опять мне, как механику-водителю, пришлось маневрировать среди каменных домов хутора, чтобы обеспечить своему экипажу ведение прицельного, эффективного огня.

В результате было уничтожено три вражеских танка, три бронетранспортера и до ста пятидесяти человек пехоты. Эти потери заставили фашистов отказаться от дальнейших атак и отойти. Но сейчас, вспоминая прошлое, я думаю: особенно жесто ким и упорным был тот бой, который мы вели на второй день после начала контрнаступления немцев.

Каменный пятачок

Всю ночь на 19 февраля мы просидели в танке, ночью нам привезли снаряды и сообщили, что ожидается наступление крупных механизированных немецких сил – и все за этот каменистый пятачок на правом берегу Грона, все за эту важнейшую для врага дорогу в горах!..

Хоть из кожи вылезь, а вынь да положь командующим и той и этой армий этот каменный пятачок! Одним словом, стратегия. Нарушая правила безопасности, мы загрузили свой танк двойным запасом снарядов, преимущественно бронебойных. И стали ждать. Когда рассвело окончательно, в стороне населенного пункта поднялась страшная стрельба. Минут через двадцать прибежал связной с приказом – усилить оборону этого пункта.

Мы проскочили к своему штабу в самый разгар артподготовки, получили приказ и заняли оборону на правом фланге этого маленького населенного пункта, который наш командир группы называл «ферма». Впереди танка возвышалась крыша добротного подвала, а за ней – белые стены недавно разрушенного здания. (Характерно: местное население, терпевшее такие мучения от затянувшегося боя с фашистами, было всецело на нашей стороне!)

Наш танк, заранее окрашенный в белый цвет, на этом фоне был малозаметен. За подвалом, метров на четыреста, тянулось ровное белое поле. Дальше шла лощина, в которой сосредоточились немецкие танки. Ферму защищал еще один танк под командованием старшего лейтенанта Депутатова. И несколько расчетов пушек.

Как только я установил свой танк и заглушил двигатель, на поле появились немецкие «тигры»: один, за ним второй и третий... Как бы раздумывая, они выстроились в одну линию по фронту и затем все сразу двинулись на ферму, ведя огонь на ходу. На наших глазах была выведена из строя стоявшая левее нас 75-миллиметровая пушка. Затем все танки перенесли свой огонь на наш левый фланг, где находилась «тридцатьчетверка» Ивана Депутатова.

Внимательно наблюдая за продвижением «тигров», мы выжидали удобный момент: когда же они откроют свои борта?.. Как раз в такое мгновение наш танк и начинал стрельбу. Первыми двумя выстрелами мы зажгли один танк, а второй взорвался сразу, без пристрелки. И третий танк опять «сделали» удачно – всего двумя снарядами.

Экипаж Депутатова воспользовался тем, что находился выше нас по склону: танкистам было видно скопление «тигров» и артиллерии противника. Поэтому Депутатов смог своевременно открыть огонь, и там было зажжено несколько немецких танков.

Перепуганные вражеские танкисты в панике разворачивали свои танки, натыкаясь друг на друга и взрываясь на минах. А уцелевшие, бросая свои «тигры», удирали. В этом бою было уничтожено более двадцати танков.

Ферму, о которую разбивались одна за другой атаки врага, мы защищали до 26 февраля. Ежедневно с двух сторон отбивали по пять-шесть вражеских атак. Затем маскировали свои машины в покинутых жителями домах, заезжая в нижнюю, цокольную часть дома. После каждой атаки, примерно через полчаса, появлялся немецкий самолет, выискивал нашу технику и обстреливал подозрительные места. Он подолгу кружил, высматривая, где установлены танки, но, не найдя ни танков, ни артиллерии, улетал, а мы встречали неожиданным огнем очередную фашистскую атаку. На восьмые сутки немцы предприняли ночную атаку силами пехотинцев-истребителей танков с фаустпатронами (то есть реактивными снарядами). Для маскировки я не заводил двигатель почти всю ночь.

Когда немцы пошли в очередную атаку, мы были замаскированы в стогу сена и с большим трудом запустили остывший двигатель, когда они уже на танк полезли. Дав задний ход и сбросив обнаглевших фашистов с машины, мы потом передним ходом раздавили их. Подъезжаем к штабу, там уже никого: все сосредоточились у большого стога соломы за фермой. Мы, два танка, заняли круговую оборону и, когда немцы начали поджигать из ракетниц солому, открыли по ним огонь из пулеметов. На этом их попытки взять нас в лоб кончились. Однако через некоторое время послышался шум немецких танковых моторов с тыла. Но мы опять своевременно открыли огонь. И зажгли еще восемь немецких танков.

С рассветом все же мы решили вернуться на ферму. Послали туда наш танк. Я проехал вдоль фермы (или того, что было когда-то большой фермой) и увидел: за каждым домом прячутся немцы. Развернувшись, я решил доложить об этом в штабе. Но при выезде из колеи в наш танк попал фаустпатрон и вывел из строя двигатель. Это был самый неприятный момент в нашей затянувшейся танковой игре с противником. Но мы все же сумели благополучно добраться до штаба и доложили о случившемся, после чего по рации был получен приказ: снять оборону с фермы. Оставшиеся бойцы сели на «тридцатьчетверку» Депутатова и, держа большую скорость, вырвались из окружения.

Так закончился бой, длившийся восемь суток. За это время наш экипаж уничтожил 24 немецких танка. Трем танкистам из нашего экипажа (в том числе и мне) было присвоено звание Героя Советского Союза.

Другу танкисту

Из танка,

Сузившись,

Сверкают

Глаза горящим угольком,

То щель скупая,

Смотровая,

Как бы прочерчена штыком.

И сталь танкиста обступила, –

Посмотришь далеко едва ль,

Тут мало видеть,

Мало силы,