За время войны отважный летчик А.Н. Ефимов совершил 239 боевых вылетов на штурмовку войск противника и 49 вылетов на их разведку. Он удостоен высших наград. Ефимову дважды присвоено звание Героя Советского Союза.
В июле 1942 года первые шесть летчиков,прошедших подготовку на самолете Ил-2 в Ворошиловградской авиационной школе, находившейся тогда в г. Уральске, были направлены в запасной полк, где им предстояло осваивать боевое применение этого самолета. Но авиационная промышленность уже стала выпускать ежемесячно сотни, а потом и тысячи таких самолетов. Подготовленных летчиков для них не хватало, и нас срочно направили на фронт под Москву в 1-ю Воздушную армию, в штурмовой авиаполк.
Здесь мы освоили боевое применение Ил-2, то есть выполнили несколько десятков полетов на бомбометание и нас направили в 198-й авиаполк под Волоколамск. Встретили нас приветливо, но первым делом спросили, на чем мы летали и какой у нас налет. Узнав, что на Ил-2 наш налет всего 10 часов, командир полка помрачнел и сказал, что придется все начинать сначала.
Нам пришлось подробно изучить район боевых действий, ведь штурмовики летают на малых высотах и необходимо все время знать, где ты находишься и как вернуться на свой аэродром после выполнения боевого задания. Первый бой И вот в конце ноября командир полка после разбора полетов за день объявляет, что на следующий день полк будет наносить штурмовые удары по минометным и артиллерийским батареям противника и железнодорожным узлам. На станцию Осуга пойдет четверка Ил-2 Васильева (я – в ее составе), и добавляет, чтобы строго выполняли все правила полетов.
Меня охватила радость: наконец я стану настоящим боевым летчиком и на деле смогу защищать свою Родину. Но было и волнение, как я справлюсь с заданием. Я подошел к командиру звена Васильеву с целью уточнить задание для меня, но тот улыбнулся и сказал, чтобы я хорошо выспался, а все указания он даст завтра перед вылетом.
Я встал рано и первым делом посмотрел на небо. Оно было затянуто облаками, но тумана не было, значит, вылет состоится. На аэродроме командир звена построил нашу четверку и подробно рассказал о порядке наших действий на всех этапах полета. Я лечу справа ведомым второй пары, должен не отрываться и повторять все действия ведущего.
Сели в самолеты. Ждем. Вот – зеленая ракета. Это сигнал нам. Запустили двигатели и вырулили. Взлетели хорошо и быстро собрались. Линию фронта пересекли на малой высоте, вышли на железную дорогу и взяли курс на станцию. Над нами низкая, сплошная облачность, она спасает нас от вражеских истребителей. Им трудно найти и атаковать нас, но мы все время крутим головами, а вдруг истребители появятся.
Вот по радио голос командира: «Впереди цель!» Мы видим строение и несколько эшелонов. Со станции тут же по нам стали бить трассами зенитных снарядов «эрликоны» – скорострельные зенитные орудия. Разрывы вспыхивают то вверху, то сбоку от нас. Впереди облако разрывов. Делаю противозенитный маневр, ухожу вправо и перевожу самолет на снижение. Отчетливо вижу впереди внизу четыре зенитных орудия. Перевожу самолет в пологое пикирование и даю по ним очередь из пушек. Разрывы снарядов накрывают батарею. Немецкие артиллеристы падают и разбегаются. Вывожу самолет из пикирования, но свою группу не вижу. Случилось самое плохое: пока я атаковал батарею, группа ушла вперед. Вижу вторую батарею врага, ведущую огонь впереди, видимо по нашей группе.
Меня им не видно. Очень хорошо. Прицеливаюсь и выпускаю 4 реактивных снаряда, которые разрываются среди орудий. Батарея замолкает. Вижу впереди свою группу. Сбросив бомбы на эшелоны, они уже уходят от станции. Мне надо лететь за ними, но у меня не сброшены бомбы. Разворачиваюсь снова на станцию, прицеливаюсь и вижу, как мои бомбы рвутся среди эшелонов. Станция надолго выведена из строя. А вокруг меня – разрывы зениток, но их значительно меньше, и я, не обращая на них внимания, разворачиваюсь домой. Бросаю взгляд на горящие эшелоны, ищу свою группу, но ее нет… Беру курс на аэродром. Лечу, лечу, но его все нет и нет, значит, я заблудился. Что делать? Осматриваю местность. Наконец вижу летное поле и на нем самолеты Ил-2, но носы у них окрашены в желтый цвет. Это наш братский полк. Сажусь. Лучше сесть у знакомых, чем с малым остатком топлива лететь домой.
Здесь заправили мой самолет, указали направление, и через 7 минут я уже приземлился на своем аэродроме. Узнаю, что меня посчитали сбитым. Конечно, отругали, «проработали», но спасло то, что это был мой первый боевой вылет. И все же в этом вылете я сделал немало: вывел из строя две зенитные батареи и вагоны с боеприпасами. Станция длительное время не работала, тем более что по ней еще несколько дней бомбили наши самолеты.
Каким-то образом в штабе дивизии стало известно, что одинокий летчик штурмовал станцию Осуга, и командир дивизии приказал поощрить его. Тогда меня перестали укорять и уже постоянно допускали к боевым полетам.
На фронте летчика оценивают и выдвигают не по возрасту, а по боевому опыту, по количеству и качеству боевых вылетов, по эффекту боевых действий. И скоро меня стали выпускать уже ведущим групп штурмовиков. Это случилось тогда, когда при очередном боевом вылете у нашего командира звена после взлета начались неполадки с двигателем, и он пошел на посадку.
В этом случае командование принимает ведущий второй пары, а я как раз был ее командиром. Делаю круг над аэродромом и беру курс к линии фронта. По заданию мы должны были уничтожить вражеские эшелоны на второй станции. Ведомый командира звена пристраивается ко мне, и мы втроем летим на запад. Пересекаем линию фронта, подлетаем к железной дороге. Через несколько минут впереди вижу станцию и стоящие на ней эшелоны.
У меня сразу кончились все волнения. Цель впереди и хорошо видна. Покачиваю крыльями, даю понять ведомым, что начинаем атаку. Перевожу самолет в пикирование. На снегу прекрасно видны эшелоны. Прицеливаюсь, с ходу сбрасываю бомбы. Ведомые делают то же самое. Взрывы бомб видны и на вагонах, и на путях. Повторяю атаку, открываю огонь реактивными снарядами. От ведомых летят также «эрэсы».
Эшелоны покрываются пламенем и дымом. Выйдя из повторной атаки, беру курс на восток, домой. Летим над самой землей. Наверное, нас уже ищут «мессершмиты», чтобы наказать за разгром станции, и нам надо уходить скрытно. За линией фронта набираем высоту и пытаемся найти аэродром, но его снова нет.
Наконец видим железную дорогу, идущую на восток. Она как раз проходит возле аэродрома. Вот и он.
Командир полка выслушал мой доклад и только сказал: «Еще один ведущий появился». С тех пор я стал командиром звена и начал самостоятельно водить группы на боевые задания. Вылеты следовали один за другим. Как правило, действовали мы успешно. Но один раз нам попался трудный орешек – железнодорожный мост через реку Вазуза. Три первых попытки разрушить его не имели успеха. Зенитный огонь был такой интенсивный, что прицеливаться было трудновато, и бомбы падали мимо моста. Перед четвертым вылетом я предложил командиру выделить специальную группу для подавления зениток. Видимо, мне хорошо запомнился мой первый боевой вылет, когда я уничтожал зенитки. Командир полка одобрил мое предложение.
Мы вылетели восьмеркой. Впереди летела моя пара, и, подойдя к мосту, я перешел в пикирование, обрушил бомбы и ракеты на зенитную батарею, затем пушечным огнем стал подавлять другую. В это время подошли остальные шесть самолетов. Зенитчики, занятые мной, прозевали их, и наши беспрепятственно сбросили бомбы. Некоторые из них попали в фермы, и мост разломился на части. Мы же без потерь вернулись на аэродром. Наш опыт был отмечен командованием и начал широко применяться.
Сотый вылет
На следующий день, 28 июня, состоялся мой сотый боевой вылет. Мне очень везло. Обычно штурмовиков сбивают на 15 – 20 вылете, а тут уже целая сотня, и все проходит благополучно. Иду четверкой вдоль реки Березина. Где-то должна быть переправа, но ее пока не видно. Вдруг вижу что-то похожее на мост. Подлетаю ближе и вижу понтонный мост, по которому переправляется техника. Даю команду на атаку, направляю самолет на мост и сбрасываю бомбы. Ведомые делают то же самое.
Разрывы бомб накрывают мост. Техника и люди летят в воду. Переправа уничтожена. 24 июля мне поручают вести полк в составе 3 эскадрилий на уничтожение танков в районе реки Неман. Взлетаю и собираю группу, пересекаю реку и вижу большую группу танков.
Направляю самолет на них. Ведомые эскадрильи следуют за мной. Внезапно передо мной возникают сотни разрывов. Отворачиваю вправо, затем влево и перевожу самолет в пикирование. Вот цель поймана в прицел. Бросаю бомбы, вывожу самолет из пикирования и начинаю разворот для повторения атаки. Вдруг сильный удар. За ним еще и еще. Самолет накреняется и переходит на снижение. В кабину врывается дым, бьют брызги горячей воды и масла. Мотор сильно трясет. Впереди – Неман, за ним – наши войска, за ним – спасение. Внезапно – тишина… мотор останавливается, самолет стремительно снижается, вот он уже над водой, впереди берег. Поднимаю нос, вода кончается, и машина плюхается на землю. Удар! Я поднимаю ноги и упираюсь ими в приборную доску, это спасает мою голову и лицо. Наконец самолет останавливается. Несколько секунд отделяли меня от верной гибели.
Осматриваюсь и вижу приближающихся солдат. Кто они? Свои или немцы. Слышу крики: «Не стреляйте! Мы свои!» К вечеру добираюсь домой, на свой аэродром. Здесь меня ждала печальная новость: кроме меня были сбиты еще два командира эскадрильи.
5 мая 1945 года сделал последний вылет на порт, где в пакгаузах забаррикадировались остатки немецких войск. Двумя четверками штурмовиков, бомбами и ракетами мы превратили баррикады в развалины.
Вечером мы слушали приказ Верховного Главнокомандующего, что войска 2-го Белорусского фронта овладели крупным портом и военно-морской базой немцев на Балтийском море. В 1945 году, перед штурмом Рейхстага, по приказу маршала Жукова было зажжено 240 прожекторов. Это был конец войны…
Свет
Победа мне видится светом,
но не символическим, нет,
а в смысле еще не воспетом,
прямом, как прожекторов
свет.
В ту ночь они, двести и сорок,
войну ослепили в упор.
Зажглись они разом, как
порох,
но так и не гаснут с тех пор.
И кажется: всё, с чем
дружили,
что может светиться в ночи,
тогда мы собрали, сложили
и в эти вложили лучи.
Вулканную ярость Урала,
громов реактивных валы,
и плошку под сводом подвала –
печальную люстру войны.
Звезду, что ушла
партизанить
и искоркой стала во мгле,
и ту, что взошла у Рязани,
на столбик, привстав
на бугре.
И свечи старух богомолок
в заждавшихся окнах в селе,
во вдовьих глазах комсомолок
на, Бога проклявшей, земле.
И наших снегов
беспредельность,
и наших сердец чистоту,
и правого дела смертельность,
и веры своей наготу.
… А тот, кто прологом
к Победе
зарю среди ночи зажег –
мальчишка, кому двадцать
третий
едва улыбнулся годок,
остался невидим за светом,
зажженного им же луча.
Лишь в каменных пальцах
планеты
державная светит свеча.
И помнится ей, как когда-то
прожекторов били лучи…
Приди на могилу солдата
и факел зажги от свечи!
М. МАКСИМОВ