19 августа 1942 года мы вместе со штурманом Николаем Маркашанским вылетели на бомбоудар по вражеской переправе через реку Дон. В задачу экипажа входило первым выйти на переправу, сбросить светящуюся авиабомбу – осветить цель и обеспечить прицельный сброс бомб остальными самолетами полка.
Над переправой гитлеровцы встретили нас густым пучком прожекторных лучей, и тут же с обоих берегов Дона вверх потянулись зеленоватые и красные трассы очередей зенитных пулеметов и пушек. Снаряды взрывались так близко, что маленький деревянный По-2 бросало в стороны взрывной волной. Один снаряд попал в консоль левого крыла, и осколками от взрыва ранило летчика в левую руку, а штурмана в ноги. От очередного попадания снаряда в самолет сработала осветительная малая бомба ПАР-7 в кабине штурмана. Маркашанский успел выбросить её за борт, но самолет загорелся. Все же летчик и штурман сбросили серию САБ-ов (светящихся авиабомб) над переправой и направили горящую машину из зоны зенитного огня.
Третий снаряд разорвался в непосредственной близости от самолета, ранил меня в плечо и ногу, повредил мотор, вывел из строя органы управления. В ночной темноте я направил машину в сторону своей территории. Земля быстро приближалась. Последовал удар, и нас выбросило из кабины на 15–20 метров. Очнувшись через некоторое время, мы услышали русскую речь. Оказалось, что мы упали на нейтральную полосу и рота разведчиков стрелкового полка первой вышла на нас и на плащ-палатках волоком вытащила нас и доставила в медсанбат.
Дальше наши пути с Маркашанским разошлись. Под натиском гитлеровских войск мы были эвакуированы за Волгу, попали в разные госпитали. Я шесть месяцев лечился в московском госпитале, сумел после него побывать у своих родителей, которые уже получили на меня «похоронку», так как экипажи, которые в ту ночь шли на цель следом за нашим самолетом, видели, как он загорелся и упал на землю. Так и доложили командованию.
К марту 1943 года я вернулся в родной полк и продолжал летать со своим штурманом Маркашанским, который тоже недавно прибыл в полк. К этому времени 709-й авиационный полк был преобразован в 25-й гвардейский ночной бомбардировочный авиаполк, входивший в состав 8-й Воздушной армии 4-го Украинского фронта.
И снова – ночное небо, распарываемое пулеметными трассами, освещаемое сполохами зенитного огня и лучами прожекторов. Росло и совершенствовалось тактическое мастерство ночных бомбардировщиков. Если они действовали группами, то над районом цели на разных высотах образовывали своеобразный замкнутый круг. Этим рассеивалось внимание вражеских зенитчиков. Они терялись, не зная, с какой стороны горизонта следует ожидать советский самолет, так как шум их моторов слышался повсюду. Тогда противник вел огонь наугад, эффективность его была незначительной. Тем временем один из экипажей сбрасывал САБ, остальные экипажи По-2 один за другим выходили из круга и бомбили намеченные объекты, достигая высоких результатов.
Опытные экипажи-ночни ки нередко вылетали в одиночку на «свободную охоту», то есть сами искали подходящую цель и по своему выбору наносили удар. В сентябре 1943 года я получил задание вылететь в Зелелный Гай под Милитополем. Но по пути обнаружил эшелоны в районе ж/д узла Пологий и начал бомбить. С высоты 1500 метров вышел на цель с приглушенным мотором, спланировал на меньшую высоту и неожиданно для противника сбросил на идущий состав 50-килограммовую фугасную бомбу. Внизу начали взрываться вагоны, как оказалось, груженные боеприпасами. Возникло огромное пламя, осветившее железнодорожную станцию, где находились воинские составы. Я набираю высоту, захожу на новую цель и снова сбрасываю бомбу. В результате удачного бомбометания и взрывов боеприпасов уничтожено около 120 вагонов и 7 паровозов. Об этом стало известно днем после фоторазведки этой железнодорожной станции и перегона пути.
Осенью 1943 года в моем 272-м по счету боевом вылете мне предстояло пережить тяжелое испытание. Экипаж бомбил вражескую автоколонну в пункте Зеленый Гай под Мелитополем. Небо опять, как и более года назад над Доном, рассекали лучи прожекторов, оно покрывалось шапками разрывов зенитных снарядов. Один из них снес колесо шасси, ранил в ногу, пробил бак с горючим. Бензобак находится перед кабиной летчика, поэтому бензин поливал кабину и меня. Машина могла вспыхнуть в любую минуту. Весь в крови я из последних сил зажал пробитый бак перчаткой, довел израненный самолет до своего аэродрома и посадил на одно колесо. Подбежавшие друзья вытащили меня из кабины, переодели в сухую одежду, перевязали раны и отправили в госпиталь.
Там я и узнал, что Указом Президиума ВС СССР от 1 ноября 1943 года мне было присвоено звание Героя Советского Союза. Кроме Золотой звезды Героя и ордена Ленина я награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и медалями. Выйдя из госпиталя в феврале 1944 года, я был направлен в транспортную эскадрилью Московского военного округа и прослужил в ней до 1968 года.
Баллада о воздушных стрелках
Вернулся самолет.
Стрелок убит.
Его уносят.
И опять – к полету.
– Кто за стрелка со мною
полетит? –
Спросил пилот.
Я лег у пулемета.
Глядел я в окровавленный
прицел,
Когда осколок полоснул
над бровью,
И друга кровь стереть
я не успел:
Она с моей перемешалась
кровью.
Меня уносят.
И к полету – вновь.
Подшлемник чей-то
промелькнул белея.
И самолет ушел,
и чья-то кровь
Смешалась с кровью друга
и с моею.
Б. ДУБРОВИН