На обороте его фотографии сорок седьмого года написано: «Не вспоминайте когда смотрите, а смотрите когда вспоминаете». В преддверии Дня Победы ветеран Александр Матвиенко поделился с нами своими воспоминаниями о сражениях, военных буднях и послевоенной службе в Германии.
- Александр Михайлович, как Вы попали на фронт?
– Я родился на самом юге Казахстана в селе с русским названием Орловка в двадцать четвертом году прошлого века. Хорошее такое место, красивое. Сейчас вспоминается, как оазис среди гор Кракатау. Все, как у всех: школа, училище (правда, закончить его не удалось). Началась война.
– Когда Вы впервые услышали о войне?
– Я ехал из села в райцентр.Путь длинный – на лошади около сорока пяти километров. А тут незадача – убежал длинноногривый «транспорт». Так что обратно шел уже пешком, в 17 лет это было не так уж сложно. По дороге встретились колхозники в поле, шел двадцатый час войны, но до них новость все еще не дошла. О войне я услышал уже дома.
Началась всеобщая мобилизация. Молодежь считала, что это ненадолго, те же, кто постарше восприняли это известие со слезами. Помню, как отца послали перегонять лошадей в воинскую часть Ашхабада. И хотя на фронт его пятидеся-тилетнего не брали, мы подумали, что он – именно туда. Через месяц отец вернулся домой, а родственники и односельчане продолжали уходить на фронт. Настал и мой черед…
– И куда же отправили Вас?
– В Гомельское военное училище, эвакуированное в Узбекистан. Это был уже август 42-го. Учеба напряженная – предметы только те, что пригодятся на фронте. За пять месяцев обучения здесь воспитывали офицеров-минометчиков. Как мы все хотели на фронт! Уже шла подготовка к экзаменам, как вдруг училище было рассажено по эшелонам – Сталинграду требовалась подмога. Но и тут геройство показать не удалось, город отстояли другие.
Нас, молодых курсантов, «влили» в 273-ю стрелковую дивизию, обеспечив ее тем самым младшим командным составом. Наконец-таки, началась пусть непростая, но служба на Брянском фронте. Спасибо разумным командирам, которые не жалели нас на учебе, чем помогли сохранить нам жизнь в бою. Мы и сами не заметили, как уже шли во втором эшелоне к Курско-Орловской дуге, сдерживали немцев, шли в наступление.
Знаете, обычно противник был дотошен, пытался забрать всех раненых и мертвых с собой, здесь такой возможности не было. В первый же день боя – горы трупов: русские, немцы... Это шокировало. Зачем это, для чего столько жертв и с той, и с этой стороны? Дальше мы освободили Брянск, Почеп, Унегу, Клинцы, форсировали левый приток Днепра – реку Сож. Самые жесткие бои для нас проходили под станцией Карачев, где фашисты сосредоточили большое количество припасов, постепенно вывозя их дальше. Потери были настолько велики, что дивизию пришлось остановить и несколько дней доукомплектовывать. Уже в новом составе мы подходили к Белоруссии и освобождали города.
– Вам тогда было 18 лет?
– Так получилось, что в 18 лет я уже был командиром стрелкового взвода. Знакомство со своим взводом состоялось прямиком в Новый год. Помню, темнело, я дошел до роты и уже поздним вечером представлялся солдатам, каждому из которых годился в сыновья. Это были в основном бывшие брянские партизаны. Я, конечно, был не из робкого десятка, знал теорию, боевой устав, мог стрелять из миномета, но надо было завоевать авторитет. В ту ночь, к счастью,воевать не пришлось. В котелках варился ужин: рис, мясо, что-то еще. О далеком Казахстане никто, кроме нового командира, не имел представления.
Вокруг восемнадцатилетнего парня взрослые мужчины так и просидели всю ночь, слушая о своеобразном оазисе среди гор Кракатау. Хочу добавить, что не было у нас таких кровожадных командиров, как их зачастую описывают в художественной литературе. Были единицы таких, которые во время боя командовали из землянок.
То, что совсем не боялись, – тоже неправда, просто даже не думали о том, что вот сейчас могут убить. Когда рядом со мной разорвался снаряд, я в медсанбат не пошел, хотя порядком оглушило, – так хотел остаться со своими. С кемже я шел в бой, если бы мой солдат не был накормлен, одет, обут? Мы ведь все выполняли одну цель, и командиры, и рядовые, и те, кто был в тылу, – шли к победе.
– После окончания войны Вы сразу отправились домой?
– В Телавском военном училище города Скопина я встретил конец Великой Отечественной, но службу оставить так и не смог, все-таки человек служивый. Сменил десять военных гарнизонов, пока вместе со специальным химическим от- рядом не был отправлен в саму Германию.
– Как относились там после недавних событий к русским солдатам?
– Доброжелательно в основном. Помню, как-то утром ко мне подошел пожилой немец, поздоровался на сносном русском, пояснил, что узнал язык в плену в Сибири и пожаловался, мол, наши солдаты частенько ломают ветки с вишнями и убегают: «Пожалуйста, я им сам нарву и отдам, только деревья пускай не калечат». И вот ведь штука, если бы он то же самое сказал солдатам, то встретил бы вполне законный ответ: «А вы с нами что делали!», но он выбрал главного и с каким-то не то почтением, не то с боязнью попросил, и меня это подкупило. Наутро солдатам сделали замечание. Все пять лет, что я служил в Германии, встречал немцев на русских кладбищах. Они отдавали почести русским солдатам, ухаживали за могилами, приезжали для этого даже из других городов. Попадались, правда, и другие: город Троенбрицин и тогда поддерживал фашистскую идеологию, мы ездили туда только под контролем. Те с ненавистью смотрели на русское обмундирование.
– Что у Вас осталось от тех лет помимо воспоминаний?
– Орден Отечественной войны и два десятка медалей, которые я с трепетом храню. Но это не главное. Некоторые имеют смелость говорить о ненадобности празднования Дня Победы как радостного торжества. Если бы они видели лица солдат в госпитале! Как они смеялись, плакали, пели песни, танцевали. К ним прибегали мирные люди, приносили еду, питье, радовались вместе. Да, погибли люди, но ведь больше не надо было проливать кровь. Нужно и сейчас радоваться, как те солдатики, вспоминать этот Великий день, день Великой Победы.
Салют во славу!
Салют! Салют!!
И, брызжущие светом,
Как будто бы полночный звездопад,
Невысоко взвиваются ракеты
И, догорая, падают назад.
Но навсегда,
Стремительно и круто,
В ночь — в синеву небес вознесены
Звезд миллионы — фейерверк салюта
Во славу не вернувшихся с войны.
Б. ДУБРОВИН