С 83-летним ветераном Великой Отечественной войны Виктором Грековым я встретилась во время своей короткой командировки в Норильск. Судьба этого человека меня просто поразила. Столько всего ему пришлось пережить, что и представить трудно! Он был в оккупации, участвовал в кровопролитных боях, дошел до Берлина...
- Виктор Николаевич, Вы пережили оккупацию и кровопролитные бои. Что оказалось страшнее?
– Оккупация. Это чудовищное ощущение, когда ты находишься во власти врага и не можешь оказать сопротивление! Противно ощущать себя рабом. Мы жили в таком положении полтора года. Город Сычёвку Смоленской области немцы заняли в октябре 41-го. Тут же установили свой порядок, назначили полицаев. У жителей уводили коров, отбирали последние вещи, всю еду. Оставалось только то, что закопали поглубже.
В нашем доме немцы разместили ящики с медикаментами. Я, еще мальчишка тогда, как-то полюбопытствовал, что там лежит. Меня застали за рассматриванием, и так сильно избили палками, что я две недели не мог на ноги встать.
В начале весны 43-го, когда немцы начали отступать под ударами наших войск, всю деревню согнали и начали жечь дома. В это время я, оправляясь от перенесенного тифа, спал на печи за занавеской. Проснулся, нет ни души. Вдруг слышу: на пороге плачет соседский ребенок. Не знаю, что стало с его матерью, но его держала чужая старушка, сама чуть стоя на ногах. Я кое-как оделся, накинул на себя одеяло и попытался выйти. Дом уже начал гореть. У дверей стояли два немца с прикладами, замахнулись, но я каким-то чудом успел прошмыгнуть. В колонну построили около полста семей, и погнали до города. Момент был душераздирающий! Одна женщина везла на саночках пожи- лую мать. Та ей: «Фрося, брось меня! А то и тебя убьют!» Так и случилось. Немец подошел, стукнул Фросю прикладом, а еемать пристрелил. Чтоб не задерживали идущих. Потом застрелили еще одну старушку, все на моих глазах. И кого-то в начале колонны: это я только слышал...
Немцы бросили всех в километре от города, и мы разбежались,как стадо.
– Наверное, это ужасно страшно: вдруг оказываешься на свободе и понимаешь, что бежать-то некуда!
– Дня три я с семьей пробыл у сычёвских знакомых, а потом вернулся на пепелище. Голодный, нашел там картош- ку полуобгоревшую и ел жадно так, как будто это великое лакомство. Потом мы узнали от наших солдат, что километрах в пяти есть несожженная деревня, пришли туда и заняли пустующий дом. А когда потеплело, снова вернулись к «родным углям» и начали отстраиваться.
Так что, когда в марте 43-го мне пришла повестка, я был уже человек бывалый. И самолеты нас бомбили, и минометы обстреливали. Все это казалось не ново и не сильно пугало. Мать держалась молодцом: стойко провожала меня и уже потом, после войны, сестра рассказывала, как она рыдала дома...
– Сколько тогда Вам было лет?
– Семнадцать. Нас учили в Пензе, потом в Житомире и в январе 45-го отправили на фронт. Я попал в зенитную ар- тиллерию. Мы воевали в составе 5-й ударной армии 1-го Украинского фронта. Сбивали самолеты под Бреслау, Баротом, Цосеном. Так дошли до Берлина! Но были только на окраинах фашистской столицы. В ночь на первое мая мы получили команду «Отбой поход!» и отбыли в Чехословакию.
Помню, под Бреслау было много забавных эпизодов. Зенитчики не сталкивались с немцами напрямую. Впереди нас прикрывали пулеметчики, а сбоку – минометчики. Но атмосфера свистящих пуль и рвущихся метрах в пятнадцати мин все равно давила. Одному нашему пареньку, Ваньке по прозвищу Курский, осколок угодил прямо в карман гимна- стерки, но в тело не вошел. Он паникер был жуткий! Кричит на всю передовую: «Ой, убило! Ой, братцы, убило!» Ему в ответ: «Какого хрена орешь?! Раз орешь, значит, не убило!».
А потом в тех же боях прямо над нами летел «Юнкерс-52», транспортный. Мы в него бах-бах-бах! Смотрим, сбить не получилось, надо пушку поворачивать. А нет солдата! Только что был и исчез. Так оказалось, этот Ванька под крестовину пушки залез, испугался.
Там же, под Бреслау, как-то приводили в порядок орудия, смотрим: «мессершмит»! Я кричу: «Давайте собъем, сержант!» А он мне: «Так чистить же орудие надо... Ну да ладно, валяйте!» Мы по нему 3 снаряда, самолет завертелся, показались два парашютиста. Значит, не зря!
Под Брокау был мой третий сбитый самолет. Штурмовик Ю-88 летел низко и скрылся за дымовой завесой. Мыстреляем по нему – снаряды улетают в дым. Вообще ничего не видно! Минут через пятнадцать командир батареи: «Ктострелял? Что ж не докладываете, что сбили самолет?!» Как же приятно было услышать этот добродушный упрек!
– Конечно, ведь это Ваша победа! А Великую Победу где встречали?
– В Чехословакии, куда нас перебросили из Берлина. 9 Мая мы ликовали в Праге. Достали бочку пива и местного печеного хлеба. Обед был замечательный! Когда ели суп, увидели голодного чеха. Я подозвал его, чтоб предложить, а он схватил котелок и бежать! Ребята думали, не видать больше котелка.
А я почему-то был уверен: принесет обязательно. И действительно, минут через пятнадцать прибежал с котелком, опустошенным и чистеньким. На славу тогда отметили!
Анкета
Графа идет в анкете
за графою.
Все учтено
Почти за сорок лет...
Но жаль, что нет графы:
«ПЕРЕЖИТОЕ» –
Ведь без нее в анкете
Сути нет.
Б. ДУБРОВИН