В публичной сфере в связи с последним валом нелепых зарубежных фальсификаций, связанных со Второй мировой войной, всё чаще вспоминают фразу советского историка-марксиста Михаила Николаевича Покровского, который, говоря о «буржуазно-дворянской историографии», заметил: «… история [...] ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет». История в самом деле всё больше превращается в инструмент политики. Как же этому противостоять?
С этого вопроса началась беседа нашего корреспондента Елены Елагиной с доктором исторических наук Давидом РАСКИНЫМ.
- К сожалению (или к счастью), история (в отличие от живой и неживой природы) – это часть коллективного и индивидуального самосознания, неизбежная часть политического дискурса. Поэтому, если науки, изучающие природу (например, физика или биология) свободны от политики, историческая наука (объектом которой является история человечества) не может периодически не испытывать давления политической конъюнктуры. Историческая наука не может этому помешать. Но она не должна превращаться в служанку политики, а учёные-историки обязаны (если они хотят считаться учёными) оставаться в рамках общенаучной парадигмы. Популяризаторы же исторических знаний (прежде всего журналисты) обязаны отличать данные исторической науки от фантазий и спекуляций и популяризировать научное знание. На научном знании должно быть построено и преподавание истории в средней школе. Тогда любой непредвзятый человек сможет легко отличить корректное использование публицистами и политиками фактов истории от фальсификаций и спекуляций.
– Но в последнее время политики весьма вольно обращаются с вроде бы всем известными историческими фактами. Не будем повторять всем известные «открытия» главы польского МИДа. Как быть с фальсификациями истории? Как должно реагировать профессиональное сообщество историков на случаи фальсификации?
– Фальсификация истории бывает двух родов. Во-первых, это создание и распространение фальсифицированных исторических документов, во-вторых – замалчивание одних и неправомерное выпячивание других исторических фактов, нерепрезентативное использование фактических данных. И, наконец, я бы отличал собственно фальсификацию от оценочных суждений, основанных на общеизвестных исторических фактах.
Что касается подделки исторических документов, то история исторической науки знает немало фальсификаций. Это, например, Краледворская рукопись с текстами песен, рассказывающих о якобы древнейшей истории Чехии (на самом деле сочинённых поэтом В. Ганкой) небезызвестная Велесова книга (то, что это неуклюжая подделка ХХ в., учёные уже давно доказали, но до сих пор находятся любители ссылаться на неё); знаменитое «Завещание Петра Великого» – подложный документ, сфабрикованный в 1812 году французскими политиками; «Протоколы сионских мудрецов»; «План Даллеса», текст которого скомбинирован из текста романа А.С. Иванова «Вечный зов», в свою очередь использовавшего роман Ю. Дольд-Михайлика. Мотивы изготовителей подобных фальшивок понятны, а те, кто на них ссылается, проявляют либо недобросовестность, либо полнейший непрофессионализм.
Что касается произвольного подбора исторических фактов, то это опять-таки вопрос добросовестности и профессионализма. Замечательный советский историк Пётр Андреевич Зайончковский говорил в своё время, что он мог бы написать целую книгу в доказательство тезиса, что крестьянская реформа 1861 года была актом благотворительности со стороны помещиков. На несколько десятков тысяч уставных грамот и выкупных сделок можно найти несколько десятков случаев, когда помещики действительно шли навстречу интересам крестьян. Но всё дело в том, насколько эти случаи были характерны.
Оценка подлинности исторических документов и разоблачение подделок, оценка того, насколько те или иные факты истории характерны, насколько они искусственно выпячиваются или замалчиваются, – это профессиональная работа историка.
Любая подделка исторического документа рано или поздно будет разоблачена. Степень представительности фактов, на которых строится концепция исторического процесса, также легко может быть оценена профессионалами.
Что же касается оценочных суждений политиков и публицистов, то это проблема не столько учёных, сколько общества. Общество, которое знает свою (и чужую) историю, просто не будет слушать любителей её искажать. А если не знает…
– Здесь, конечно, неизбежно возникает вопрос о добросовестном обучении истории с опорой на фактологию, а не на «новую мифологию». И всё-таки есть ли действенный способ бороться с фальсификациями?
– Лучший способ бороться с любыми фальсификациями и искажениями истории – широкая популяризация научных исторических знаний и, главное, расширение доступа и публикация (например, через Интернет) архивных документов. Например, недавно Министерство обороны рассекретило и поместило в Интернете документы об освобождении Освенцима. Замечательные документы! Непонятно только, почему это не было сделано раньше. Рискну предположить, что и все до сих пор засекреченные документы о Великой Отечественной войне могут служить не к ущербу, а к славе России. В связи с этим хотелось бы обратить внимание на два информационных ресурса, созданных Министерством обороны, – электронный банк документов «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и обобщённый банк данных «Мемориал». Благодаря этим ресурсам каждый может не только найти сведения, но и увидеть подлинные (оцифрованные) документы о награждённых орденами и медалями и о павших и пропавших без вести на войне. А ведь у нас нет такой семьи, которой бы это не касалось.
– А почему нельзя безнаказанно подделать исторический документ? Как вообще в исторической науке устанавливается истина? Можно ли говорить об объективности исторического знания? Есть расхожее обывательское мнение, что в точных науках объективность знания подтверждается путём многократного повторения опытов с одним и тем же результатом, а в гуманитарной сфере такой инструмент невозможен, и поэтому никакой объективной истины в истории быть не может. В чём тогда там критерии объективности?
– Дело в том, что документы создавались не случайно и не изолированно. В официальном делопроизводстве каждый документ окружён делопроизводственными пометами (входящими и исходящими) и связанной с ним перепиской. В частной переписке тоже на любое письмо бывает ответ, а указанные в письме события упоминаются не единожды и в других источниках. Воспоминания современников проверяются другими воспоминаниями и официальными документами. В общем, любой письменный источник органически связан с другими. Кроме того, для того чтобы подделать документ, нужно в совершенстве знать реалии эпохи, принятые формы документов, язык того времени и т.д., что редко встречается у фальсификаторов. Письменные источники существуют не изолированно. Есть источники вещественные, есть устные предания, есть следы эпохи в языке и т.д. И всё взаимосвязано, все образует плотную ткань исторических источников. Жаль, что поклонники «новой хронологии» А.Т. Фоменко не знакомы с этими азбучными истинами.
Действительно, историк (в отличие от естествоиспытателя) не может непосредственно наблюдать предмет своего изучения. Объектом исторического исследования служат именно источники. Для оценки их подлинности, их датировки и т.д. существуют специальные (вспомогательные) исторические дисциплины. Затем нужно оценить степень достоверности и полноты информации, содержащейся в источнике. Это предмет источниковедения. Благодаря всей совокупности исследовательских процедур на основе источников реконструируются исторические факты. И эта реконструкция носит такой же объективный характер, как основанное на опытах естественнонаучное знание. О том, насколько достоверны результаты этих процедур, можно судить, например, по известной гипотезе великого русского учёного А.А. Шахматова, предсказавшего существование Новгородского летописного свода (1539 г.) и Московского (1479 г.) и впоследствии нашедшего рукописи, отразившие тексты этих сводов.
На основе научно доказанных фактов историки обычно выстраивают гипотезы о причинно-следственных связях между ними и – далее – об общих закономерностях исторического процесса. Эти гипотезы (как и в точных, и естественных науках) могут оспариваться, но в любом случае степень доказанности и степень репрезентативности фактов позволяют судить о степени научности гипотезы.
– Насколько ценны так называемые семейные архивы? Что стоит хранить, а что нет? Что стоит отнести в музей, а что может быть предано забвению?
– Все семейные архивы чрезвычайно ценны. Это именно те свидетельства прошлого, по которым мы можем изучать столь модную ныне историю повседневности. Кроме того, семейные архивы, семейные альбомы фотографий, семейные реликвии – это то, что создает связь поколений и поддерживает причастность каждого человека к своей семье, роду, стране. В идеале они все должны быть сохранены. Другое дело, что не всё может быть принято на хранение в государственный архив. Но и бумага, и чернила не вечны. Поэтому лучше всего уже сегодня оцифровать семейный архив (справки, удостоверения, письма, фотографии) и хранить его на своём сайте, в облаке и т.д. – современные технологии дают для этого много возможностей. И лучше всего привлечь к этой работе детей, которые часто лучше владеют современными информационными технологиями, чем взрослые. Это, кстати, и будет настоящим патриотическим воспитанием…
Из досье «АН»
Раскин Давид Иосифович. Родился в 1946 г. в Ленинграде. Окончил 239-ю физико-математическую школу и исторический факультет ЛГУ. С 1970 г. и по сей день работает в Российском государственном историческом архиве (пройдя путь от младшего научного сотрудника до начальника отдела научных публикаций). В настоящее время – профессор кафедры архивоведения Института истории Санкт-Петербургского государственного университета (совмещает преподавательскую и научно-исследовательскую деятельность с работой в архиве). Доктор исторических наук. Автор более 300 научных публикаций (монографий, документальных сборников, справочников, статей) по вопросам экономической, социальной и политической истории России ХVI–ХХ вв., истории государственных учреждений и законодательства, а также других политических и социальных институтов России, межнациональных отношений, источниковедения, истории школы и педагогики, архивоведения и археографии, применения компьютерных технологий в архивном деле, истории науки, фольклористики и др. Зампредседателя правления Санкт-Петербургского союза учёных. Член Союза писателей Санкт-Петербурга, Союза российских писателей и Русского ПЕН-центра Международного ПЕН-клуба. Лауреат литературной премии им. Н.А. Заболоцкого (2005 г.). Награждён серебряной медалью ВДНХ (1988 г., за разработку одной из первых в стране архивных баз данных), медалью «Ветеран труда» (1990 г.); знаком «Почётный архивист России» (2000 г.); медалью «В память 300-летия Санкт-Петербурга» (2003 г.); грамотой Правительства Санкт-Петербурга «За вклад в развитие исторической науки» (2009 г.).