30 августа на планете отмечался Международный день пропавших без вести, которых в России оказалось больше, чем во всех странах Европы, вместе взятых. Объясняется это просто: власти особо не ищут пропавших россиян, если это не маленькие дети. Да и с детьми полно вопиющих ситуаций бездействия. Хотя, по данным НИИ Генпрокуратуры, в розыске единовременно числятся 120 тыс. россиян, не менее 50 тыс. – от года и больше. Пропало 8–10 дивизий. Целый Сергиев Посад с окрестностями ушёл из дома и не вернулся, а в реформированном МВД так и не появилось подразделения по их поиску.
Гражданин Немо
Конечно, с цифрами нужно осторожно. По официальной статистике МВД РФ, в России без вести пропадает около 70 тыс. человек ежегодно. Три четверти из них находятся в течение 1–2 недель живыми. Через месяц домой возвращаются 80% взрослых и 90% детей. Этими цифрами чиновники полиции козыряют при первом удобном случае: дескать, видите, какая надуманная проблема. Тем не менее более года не вернулись домой 50 тыс., а на официальном сайте МВД висит всего полсотни фотографий со скупыми пояснениями.
50 тыс. граждан – это очень много для цивилизованной страны. А есть ещё 70 тыс. «свежих» пропавших, из которых не найдут каждого пятого, – ещё 14 тысяч. В США статистика по пропавшим без вести ведётся ФБР с 1975 г.: всего 2 тыс. человек не могут найти больше года, хотя ежегодно список надувается до сотен тысяч за счёт загулявших студентов и школьников. Максимум сведений о всех исчезнувших находится в открытом доступе, и это даёт эффект: половину граждан находят как раз по подсказкам соотечественников. В Израиле с 1966 г. пропавшими числятся всего 48 человек, включая нескольких военнослужащих, исчезнувших ещё в 1982 г. во время войны в Ливане. В России ни Минобороны, ни ФСБ не скажут вам, сколько солдатиков пропали в Чечне и Дагестане: ни поимённого списка, ни фотографий. И глупо спрашивать, ведёт ли Родина работу по розыску тех, кто добровольно пошёл защищать её интересы.
Любой оперативник скажет вам, что искать человека надо, пока следы не остыли. Но этого-то как раз не происходит. Если близкий человек не пришёл домой, вы идёте в полицию с заявлением. Но разыскное дело могут возбудить, только если гражданин отсутствует не менее трёх суток. На практике всё ещё хуже.
– В полиции давно привыкли: самый приличный семьянин может зависнуть где-нибудь на неделю, – рассказывает оперативник районного УГРО в Петербурге. – Более-менее серьёзно ищут детей и предпринимателей, потому что есть все основания полагать, что их исчезновение имеет криминальные причины. Другое дело, когда исчез пьяница, отец троих детей, которому опротивела жена. С высокой долей вероятности он строит дачи где-нибудь в Подмосковье или несёт вахту на Севере. Часто бывает, что найдёшь мужа с любовницей – и все не рады. Я разыскал десятки людей – и хоть бы кто сказал спасибо.
Пока регистрируют заявление, опрашивают родственников, составляют ориентировку и ставят на розыск, проходит неделя. Настоящая оперативная работа начинается, когда можно поработать с базами данных: где пропавший брал билеты на поезда и самолёты, с кем ехал в одном купе. Необходимо получить доступ к его странице в социальных сетях, разговорам по мобильнику, географии его перемещений. Но для доступа к архивам сотовых операторов нужно разрешение суда. А чтобы его получить, необходимо возбудить не разыскное дело, а уголовное. И это тяжёлый камень для статистики отдела, поскольку по пропавшим предпринимателям концы в воду обычно спрятаны надёжно. Было бы куда разумнее, если бы в каждом районе работала группа из 4–5 сыщиков, которые занимались бы только розыском пропавших. 60–70 человек на Москву – это немного.
Имя твоё неинтересно
Заблудившиеся дети встречаются в 10 раз реже похищенных. А тут час-другой может сыграть роковую роль. Волонтёры поисковых отрядов рассказывают, что одна бригада МЧС приезжает в лес с личными средствами связи, аппаратурой поиска, а другая – с девушками и шашлыками. Соответственно и эффективность у них разная. Бывает, полицейские со всего района сутками прочёсывают лес, а иногда говорят: «Новый год, бензина нет, жалуйтесь хоть президенту. Снег сойдёт – найдётся ваша девочка».
– В поиске пропавших людей есть системная проблема, – пояснил координатор добровольного поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев. – В МВД одно и то же подразделение ищет заблудившегося грибника и сбежавшего уголовника. Хотя здесь совсем разные задачи, методы, специфика. Из МЧС могут прислать на прочёсывание леса сто человек, а могут – трёх. Это часто зависит от учений, парадов, оцеплений во время высоких визитов. Начальство часто оттягивает начало поисков, надеясь, что человек найдётся сам. Системного анализа исчезновений людей не ведётся, да и статистика вызывает сомнения.
«Лиза Алерт» – объединение 5 тыс. добровольцев по всей России, которое принципиально не имеет банковских счетов, не принимает финансовую помощь. Только личное немедленное участие в поисках. Отряд назван в честь погибшей девочки Лизы Фомкиной, которую в течение пяти дней ни одна официальная структура не искала.
Но чаще всего, когда граждане не верят в эффективность официальных поисков, они обращаются к экстрасенсам и частным детективам.
Дина Горшкова, мама пропавшей в 2009 г. 11-летней Лизы Тишкиной (так и не найденной), рассказала на сайте одного из сообществ волонтёров, что к чародеям она обратилась неспроста: милиция ребёнка толком не искала, зато сразу возбудила дело об убийстве и допрашивала с применением детектора лжи… маму и бабушку! Оперативники подробно рассказывали матери, как она могла убить, расчленить и закопать собственную дочь. В доме разместили прослушку, а кинолога с собакой, который мог бы помочь в поисках, прислали только спустя три недели.
К тому времени полиция уже заключила официальный договор (!) об оказании услуг с «Центром правовой и психологической помощи в экстремальных ситуациях Михаила Виноградова», имеющим, как сказано на сайте центра, «коллектив талантливых экстрасенсов-поисковиков».
– 10 тысяч рублей с меня взяли на входе, как за билет в цирке, – рассказывает Дина Горшкова об опыте общения с Центром Виноградова. – Экстрасенс Проскурякова зачем-то спрашивала у меня дату рождения ребёнка и вводила в компьютер, пока он не завис. Потом волшебница подержала секунд десять вещи ребёнка и сказала, что задушил её псих 23–25 лет, без всякого насилия, и затем выбросил в колодец. Территорию на карте она пыталась обвести ручкой – стержень три раза выпрыгивал. Приехав домой, я решила проверить предсказания. Взяла фото Лизы на три года младше, придумала анкетные данные и отправила в Центр Виноградова с нового электронного адреса. Приходит ответ: ребёнок мёртв, убил 40-летний друг семьи, предварительно изнасиловав. В милиции понимают, что всё это бред, но назначают проверку по предсказаниям экстрасенсов.
А их вокруг несчастных родственников кружатся стаи. Дине Горшковой звонили и писали десятки магов: например, Лиза жива, приезжайте, с собой берите только 50 тыс. рублей.
Услуги частных детективов по розыску человека стоят от 100 тыс. рублей. Хотя они делают то, что должна делать полиция: отслеживают связи пропавшего человека, его перемещения, проверяют морги, больницы. Разница в том, что у пинкертонов есть конкретная цель – найти человека и получить гонорар. А у полиции такой цели, получается, нет?
Но ведь «поворот в сторону человека» заявлялся одной из главных целей реформы МВД. Дескать, полиция для людей, а не наоборот. Но на поверку получаются новые мундиры, повышенные оклады, служебные машины с мигалками, а на поиск простых налогоплательщиков по-прежнему нет бензина, сотрудников и средств.