Рабочий день с девяти до шести пять дней в неделю. Ну или, например, сутки через трое. В сумке еженедельник, смартфон, визитки. Бутерброды с собой или обед с коллегами в ближайшем кафе. На просторах России есть и совершенно иной рабочий ритм. «НА» расспросил одного из таймырских работодателей о жизни возглавляемого им оленеводческого сельскохозяйственного производственного кооператива «Яра-Танама». Разговор, кстати шёл в экспозиции Таймырского краеведческого музея. Александр Хаскович ЯДНЕ здесь бывает каждый раз, как приезжает домой в Дудинку.
- Только что мы с вами ходили по залу, и вы говорили: «Это моя голова» и показывали на череп…
– Бизона.
– А потом показывали на другой череп с теми же словами.
– Это череп мамонта. Мы его в музей сдали в 87-м году. Тогда кочевали севернее на двести километров от Носка (Носок – посёлок в Таймырском Долгано-Ненецком районе Красноярского края. – Здесь и далее прим. ред.). Был обвал, и обнажились останки мамонта: кости, шерсть очень хорошо сохранились. Учёные из Петербурга прилетели только на второе лето.
Конечно, мамонт уже испортился. Только нога от него и осталась. Так что где-то была и «моя» нога, но последние десять лет я её в нашем музее не вижу. Слышал, что в Игарке (город в Туруханском районе Красноярского края) она, в музее. А бивни у мамонта мы сами отпилили. В тундре так положено: всё делим на тех, кто нашёл, – всё честно и поровну.
Другую голову мы нашли в речке. Вода чистенькой была. Подцепили верёвками, проволокой и вытащили. В Носке сделали маленький музей. В основном экспонаты местные дети сами собирали. Туда и голову положил. Но там условий для хранения нет – кто рукой заденет, кто кусочек отковырнёт, решил перевезти её в Дудинку.
– Вы в Дудинке прямо как заезжий гость.
– Да, редко дома бываю. Хотя тут даже офис есть свой. Кооператив располагается на территории сельского поселения Караул Таймырского Долгано-Ненецкого муниципального района. По межеванию нам выделен участок, сравнимый по размеру с Москвой. Поголовье оленей у нас – почти сорок тысяч. В последние годы благодаря хорошим погодным условиям их становится всё больше. А то бывало по весеннему гололёду много гибло.
В кооперативе работает сто семьдесят человек, в основном это оленеводы, а рыбаков мало – человек десять. Два бухгалтера, исполнительный директор и председатель.
– Хозяйство хлопотное?
– Как везде (пожимает плечами оленевод). Налоги – 32%. На развитие хозяйства немного остаётся. Но живём. С отделом образования есть хороший контракт. Дети наши ведь свинину плохо едят. Вот мы для интерната поставляем мясо и рыбу. Хорошо, что у нас всё рядом.
– А каков средний возраст оленеводов?
– Лет тридцать пять. Очень много молодёжи. В посёлке Носок развалились было все совхозы. В восемнадцать лет человеку надо начинать работу. А где? И вот как только мы организовали государственный оленеводческий сельскохозяйственный кооператив, все пошли в него. Сначала как пайщики вошли те, у кого много оленей – по триста–пятьсот голов. Получилось общее стадо. А потом начала подтягиваться молодёжь.
– Кстати, а ваши оленеводы больничные берут?
– Редко. В год, может быть, один человек.
– Это потому что нет времени болеть или потому что не болеют?
– Не болеют. А если лёгкая болезнь, они и не обращают внимания. Но это в тундре. Устрой его в посёлок, в город пересели – вот там ему худо станет, он спать не сможет, душно. В посёлке оленевод открывает настежь все окна, ложится на пол.
– Ага, вот сейчас в Дудинке ночью примерно плюс восемь градусов, и в гостинице совсем не жарко…
– Ну, вы не оленевод. А ребята, когда с оленями уходят, всякие условия погоды встречают. То дождь, то слякоть. И деваться им некуда – от оленей же не отлучишься. Привыкаем.
– И укрытий нет?
– Сейчас полно специальной одежды. Раньше военные костюмы использовали. Плащ-палатка, она же большая. Снизу кладёшь её, чтоб от земли сыро не было, и второй полой накрываешься. В клубочек свернулся и спишь.
– Александр Хаскович, но ведь сейчас столько всего: палатки, которые туристы ставят чуть ли не одной рукой на любом высокогорье, спальные мешки… Что, подобные вещи не используют оленеводы?
– Нет. Так же как и туристическое питание – когда баночку открыл, подогрел, съел. У оленевода всё проще. Если кушать очень захотел, мясо и рыба – всё рядом есть. Всё сырым в основном едим.
– И как это? Поймал рыбу, почистил, нарезал, посолил, поперчил?..
– Да просто в соль макаешь и ешь. Или куропатку поймал. Её тоже сырой можно съесть. Голод утолил, появляются силы, и ты пошёл дальше.
– А когда уходите в тундру, что с собой берёте?
– Соль, спички – это понятно. Сейчас в летнее время обязательно заготавливают бересту. Нарезают кору на кусочки, и потом весь год берут с собой, с ней легко разжечь костёр. Ну и топор, ножик, ружьё – это три самые необходимые вещи.
– А сколько весит заплечный мешок оленевода?
– Есть анекдот: охотник, топорик, маленький ножик, лодочка – этот комплект всего лишь девяносто килограмм. Но сейчас, конечно, многое по-другому стало. Чумы за собой таскают. А когда на новое место оленей гонят, берут с собой палатку. Обычно во время гнуса весь скарб, детей, женщин оставляют и пять-шесть человек уходят со стадом налегке на побережье Карского моря. Там прохладно, и ветерок мошку разгоняет. И как летнее тепло уйдёт – вернутся к себе.