Прошли те времена, когда тысячи геологических партий по всей стране разведывали новые месторождения руд, драгоценных металлов, углеводородов. Сейчас именно на этих, ещё советских, разработках живут Россия и её привилегированный класс. В поиски новых залежей деньги практически не вкладывают ни государство, ни владельцы «заводов, газет, пароходов». Некоторые эксперты прямо говорят: геология в стране умерла. Так ли это? Как академическая геология может помочь прикладной? Об этом (и не только) «АН» спросили у директора Геологического института РАН, доктора биологических наук, академика РАН Михаила ФЕДОНКИНА.
Кормилица-Арктика
– Михаил Александрович, скоро мы в очередной раз будем подавать заявку в ООН на признание за Россией арктического шельфа. Шансы есть?
– По оценкам экспертов, в целом к северу от полярного круга находится около 30% мировых запасов природного газа и 13% запасов нефти. На суше и под толщей воды северных морей сосредоточены большие месторождения алмазов, никеля, хрома, марганца, вольфрама, редких металлов, золота. Из-за такой кладовой борьба за Арктику в последние годы заметно обостряется.
Существует два способа разграничения прав арктических государств на дно Северного Ледовитого океана: секторальный и конвенциальный. Первый означает, что акваторией, принадлежащей приарктическому государству, считается вся территория от побережья до Северного полюса и от западной до восточной границы этого государства. А вот согласно конвенциальному способу – каждая из пяти стран, расположенных в районе Северного полярного круга, имеет право только на 200-мильную исключительную экономическую зону, если считать от береговой линии. И территориальные претензии за пределами этой зоны может иметь любое государство, если оно способно доказать, что её континентальный шельф простирается за эти пределы. России, естественно, более выгоден секторальный принцип. Но почему-то, несмотря на возражения учёных, депутаты Госдумы в 1997 году ратифицировали Конвенцию ООН по морскому праву. И одним росчерком пера Бориса Ельцина значительно уменьшили размер своего арктического сектора. Теперь приходится доказывать, что мы имеем право на расширение 200-мильной исключительной экономической зоны вдоль своих северных берегов.
Первая заявка, поданная в ООН в 2001 году, отклонена по причине недостаточной геологической обоснованности российских притязаний. С тех пор ежегодно проводившиеся научно-исследовательские экспедиции позволили подтвердить континентальную природу хребта Ломоносова и поднятия Менделеева и дали основание для повторной попытки.
Если ООН примет «научно обоснованную» претензию России на получение во владение обширного участка арктического дна, то Россия приобретёт право на дополнительные 1,2 миллиона квадратных километров площади в Арктике. И не только на территорию, но и на разработку огромных месторождений нефти и газа в треугольнике Чукотка – Мурманск – Северный полюс.
– Ваши сотрудники участвуют в этой работе?
– Ежегодно в среднем 15 полевых отрядов Института работают в Арктике, включая многолетние экспедиции на Землю Франца-Иосифа, на Новосибирские острова, остров Врангеля, на Шпицберген и морские экспедиции нашего научно-исследовательского судна «Академик Николай Страхов». Сотрудников Геологического института приглашают на другие научные суда, которые также работают в этом регионе. Все эти данные синтезируются с целью выяснения структуры и истории формирования Арктического региона.
К сожалению, в этом году наш корабль вынужденно покинул Арктику и идёт в Индийский океан для научных исследований по договору с научными институтами Индии. В экспедицию на Север мы его отправить не смогли. Причина банальна: у Академии наук нет денег на такие экспедиции, а правительство делает всё, чтобы окончательно «добить» научный флот. В настоящий момент Россия перестала быть мировой морской научной державой. Выделяемых средств едва хватает на стоянку в порту и мелкий текущий ремонт. Реально мы получаем на экспедиции средства, которых достаточно на несколько дней работы и переход. А мы можем ходить круглый год, ведь «Академик Страхов» – научно-исследовательское судно ледового класса. Например, навигацию мы можем отработать в Северной Атлантике, в Баренцевом море или море Лаптевых. А зимой уходить в низкие широты или Антарктиду и продолжать исследования, что бывало в прошлом. А вместо этого сейчас приходится заключать контракты с зарубежными нефтяными компаниями, например, на изучение перспективности пробного бурения. Причём не для пользы Российского государства, а в интересах заказчика.
– То есть не вы, как директор института, определяете, что и как изучать, а иностранный заказчик?
– Да. Ни у института, ни у Академии наук – ведущей научной организации страны – просто нет средств, чтобы систематически проводить исследования приоритетных объектов в океане.
– А есть такие объекты?
– Прежде всего – весь Мировой океан, который изучен современными методами примерно на 10%, ну и, конечно, Арктика родная. Последнее «белое пятно» осталось. Сейчас льда там всё меньше и меньше, возможностей для изучения всё больше. Самая актуальная тема – российский арктический бассейн. А наш корабль вместо Арктики уходит в Индийский океан. Пришлось принять такое непростое решение, потому что судно должно работать, а не ржаветь у причала.
Академическая падчерица
– То есть треск наших больших начальников «Арктика – это наше всё» – всего лишь болтовня? Никаких реальных дел, вложений в академическую науку по изучению Арктики просто нет?
– Нам о крупных вложениях в академическую науку ничего не известно. Есть деньги у правительства, у министерств. У них есть свои научные и военные суда, которые задействованы полностью. Все деньги поделены между ведомствами, и никто их отдавать не хочет. И прежде всего – на науку. Изучение проводится только теми, у кого есть бюджетные деньги.
– Реально ли доказать, что Россия имеет право на кладовые Арктики?
– Мы сейчас ведём эту работу вместе – Академия и Минприроды. Академические институты отвечают за важную часть работы – реконструкцию истории формирования геологических структур Арктики. Отсутствие современной научной модели стало одной из причин отклонения предыдущей заявки РФ, к составлению которой институты РАН не привлекались. В этой работе наш институт обеспечивает геологическое обоснование модели. Направляем полевые отряды на острова и материк, изучаем вещество пород и окаменелости. Специалисты министерства получают важные геофизические данные с судов и со льда. К сожалению, мы пока только налаживаем взаимодействие.
– Но у вас, как у ведущего научного института, должен быть приоритет в координации этой работы…
– Сейчас на северо-восток опять идёт морская экспедиция: ледокол, научные суда. Но ни одного нашего сотрудника там нет, хотя мы и предлагали включить ведущих специалистов. И это не очень понятно. Наши сотрудники уже десятилетия работают на материке и островах восточной Арктики, они изучают горные породы, которые прямо продолжаются на шельф. Они просто обязаны принимать участие в этом проекте.
– Что мешает?
– Ведомственный эгоизм.
– Вице-премьер Дворкович в очередной раз заявил, что РАН надо разгонять…
– Опрометчивое намерение. Альтернативы РАН в России сейчас нет. В университетах при большой нагрузке у преподавателей ни времени, ни сил на фундаментальную науку не остаётся. Всегда российские университеты были ориентированы именно на образовательный процесс, а основные научные исследования проводились в институтах Академии.
– Институту хватает финансирования?
– Простой пример – недавно мы получили два уникальных прибора для исследований на сумму миллион евро. Их покупку профинансировала Академия наук. Но институт с огромным трудом смог изыскать деньги на так называемую чистую комнату, в которой они должны работать. 90% целевого финансирования нашего института от РАН – зарплата сотрудников. Экспедиции мы отправляем благодаря небольшим грантам Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ). Куча бумаг и бюрократии. На Западе система грантов более солидна, а отчётность гораздо проще. В отличие от РФФИ гранты Федерального агентства по недропользованию (Роснедра) исчисляются сотнями миллионов рублей на проекты прикладного характера. Выиграть конкурс Роснедр академическому институту весьма сложно.
– Они не понимают, что основа любой прикладной науки – наука академическая, фундаментальная?
– Я думаю, что в Роснедрах есть ограничения по финансированию работ фундаментального характера. Причём подчас они дают деньги на такие работы, которые мы можем сделать или даже уже сделали. Есть искусственно созданные барьеры, которые мешают сотрудничеству министерских и академических институтов.
Смерть «золотого века» геологии
– Каково отношение российской власти к отечественной науке?
–Пренебрежительное отношение – возможно, от непонимания важности фундаментальной науки, которая своими открытиями питает не только прикладную, инженерную науку, но и образование, общую культуру. Прошлый век, особенно его вторую половину, называют золотым веком геологии. В фундаментальной науке это было время смены парадигм, новых научных проблем и методов. В практической геологии это было время тотального картирования всей территории громадной страны, время открытий крупнейших месторождений, которыми Россия живёт до сих пор.
Но за последние 20–25 лет геологическая служба практически разрушена. Базы экспедиций брошены в тайге вместе с оборудованием. Геологоразведочные организации на местах приватизированы и обанкрочены. Техника продана на металлолом. А самое главное – специалисты ушли. Восстановить геологическую службу – задача номер один для страны. Но это потребует лет 25, как минимум, и придётся вновь проходить весь путь: укрепление престижа профессии, геологического технического и научного образования. Ведь в России сейчас даже не готовят морских геологов. И сегодня геологоразведка должна быть прерогативой государства. Бизнес должен включаться уже в разработку открытых месторождений.
– Геологи идут впереди, а лет через 50 за ними идут войска, интервенты. Геолог чувствует ответственность за свои открытия?
–Вы правы, природные богатства притягательны.Но думаю, такие опасения мало кому приходят в голову. Геолог – увлекательная, азартная профессия. Ещё столько загадок, которые предстоит объяснить. Земля – ещё во многом неизвестная для нас планета.