Прозаик, главный редактор интернет-портала «Свободная пресса» Сергей ШАРГУНОВ активно участвует в политической жизни, но не хочет называться политиком. Лауреат премии «Дебют» и финалист премии «Национальный бестселлер» востребован в самых разных СМИ. Публикуясь в изданиях противоположных идеологических лагерей, он всегда сохраняет собственную позицию.
Слом стереотипов
– Ваше СМИ претендует на новаторство. Вы назвали его изданием отверженных.
– В определённом смысле. Голос интеллектуалов, литераторов недостаточно слышен. Они не оказываются в центре внимания. У нас публикуются успешные авторы, сделавшие хорошие деньги на своём таланте. Они не отвержены в материальном плане, но в информационном – да, не так влияют на общественное мнение, как могли бы. К тому же многим людям трудно прорваться через двойное кольцо: есть кремлёвский официоз в одних СМИ и либеральная тенденциозность – в других. Мы не видим на либеральных ресурсах, например, Делягина и Болдырева – они оппоненты власти, но не либералы.
Я верю в многоголосицу. Считаю, что либерал Шендерович и националист Крылов могут уживаться в рамках одного компьютерного монитора. Некоторая идеология есть и у нас: мы интересуемся не столько процессом «Пусси Райот», сколько тем, что на Урале веером закрываются заводы. Или сокращением вузов. Об этом не прочитаешь в либеральной прессе – либералы поддерживают эти реформы, у них нет экономических претензий к власти. Нет у них ноты народничества. Складывается впечатление, что, кроме «Пусси Райот», ничего не существует. Я тоже считаю, что девушек не за что сажать, но я не считаю это единственно важной темой.
– Прохановская газета «Завтра» не выполняет функцию многоголосицы?
– Не до конца. Она всё-таки однонаправленная: бесконечные хоругви со Сталиным, а в последние пять лет – очевидный вектор в сторону администрации президента. Хотя это не меняет моего хорошего отношения к Проханову. Его вектор – вопрос выживания. А также личного выбора. Он государственник с опытом 90-х, когда его травили и вымарывали. Он не мог появиться на телевидении, его дважды били кастетом у подъезда. В октябре 93-го он видел, как людей у Останкино косят пули. Это травмировало его сознание, и он боится, что вместо путинского режима (на самом деле неприятного ему) придёт что-то в стиле 90-х.
– А вы не боитесь?
– Боюсь, но склоняюсь к мысли, что всё гораздо сложнее. Многие наши старопатриоты (новейший интернетовский термин, обозначающий не столько возраст, сколько идеологию. – Ред.) находятся в заложниках архаичных представлений: им кажется, что есть враги-либералы и есть твердыня государства. На мой взгляд, реальная повестка дня – в сочетании ценностей свободы с ценностями патриотизма и социальной справедливости. Для современного человека эти ценности неразрывны. Либеральные свободы не вступают в противоречие с идеями государственничества, но либералы недооценивают важность национальных интересов. Это интересы на мировой арене, наличие союзников, территориальная целостность. Нельзя не замечать происходящего в мире соперничества. Многие либералы считают, что не надо было защищать Южную Осетию, а я так не считаю.
– Не бывает ли, на ваш взгляд, противоречий между территориальной целостностью РФ и интересами одного из её этносов (скажем, русского этноса)? Сейчас в моде лозунг «Хватит кормить Кавказ!».
– Жизнь вообще состоит из противоречий, и размышления всех художников и философов посвящены её противоречивости. Есть противоречия между талантом индивидуальности и общим делом. Или, например, между самородками и стандартами образования. Есть противоречия между русской вольницей и Российским государством. Есть старая тема, что русские в России никогда не были у власти и всегда находились под давлением. Но я считаю, что русские всегда реализовывались как большой народ. Без большой идеи, без важнейшей миссии русским тесно и тоскливо. А дробление может идти до бесконечности. Сегодня отделим Кавказ – завтра Рязань отделится от Твери (не говоря уже про Башкирию, Татарстан). Другое дело, недопустим наплыв мигрантов, нужно предотвращать этнические конфликты – для этого прежде всего должен работать закон.
– Если уж ломать стереотипы старопатриотов, как вы их назвали, – а точно ли некий союз самостоятельных русских земель, аналог Евросоюза, не окажется лучше, пардон, единой России?
– Звучат и такие предложения. Я бы этого не хотел, но кто-то хочет. Если всё пойдёт так, как есть, то Россия развалится. Это проблема действующей власти, которая проткнула российскую территорию своей вертикалью, как земной осью. Когда вертикаль будет ломаться, то и земля может пойти трещинами. Для меня это будет горем.
Молодые да ранние
– В романе «Птичий грипп» (2008) вы предвосхитили популярность конкретных молодых политиков.
– Действительно, события на Болотной реанимировали многих прототипов, пусть в романе они и гротескно преломлены. Эти молодые люди теперь стали лидерами оппозиции. Они превратились в политический мейнстрим именно потому, что власть узурпировала политику, и на свет вырвались те, кого искусственно удерживали в тени.
– Вы открыто говорите о наличии прототипов (они и вправду легко угадываются). Но прототип дочки непопулярного премьера, которую унижают радикальные леваки, может на вас серьёзно обидеться.
– Нет, Маша Гайдар не прототип. Всё-таки персонажи – вымышленные люди, собирательные образы. В этой героине может быть и частичка Ксении Собчак. Этакая «золотая дочка».
– А стукачество тоже имеет место в реальности?
– Молодёжные движения нашпигованы информаторами. Но я бы поставил этот вопрос шире – как общее сотрудничество некоторых оппозиционеров с властью. Увод людей из центра города – с площади Революции на Болотную – явно был сделан по заданию Кремля, пока Навальный, Яшин и Удальцов сидели в тюрьме и не могли повлиять на ситуацию. Можно вспомнить такую историческую фигуру, как Малиновский, – он был главой фракции большевиков в Госдуме Российской империи, личным другом Владимира Ильича и в то же время агентом охранки. Когда он был в отъезде, большевики его разоблачили, но в 18-м году он приехал в советскую Россию, чтобы оправдаться на суде. Он сказал: своими действиями я приближал революцию. Полагаю, ряд современных политиков рассуждают так же. Выполняют инструкции власти, при этом критикуя её, и уверены, что приближают важные исторические сдвиги. Есть ли резон в их тактике? Лично меня мутит от типов с двойным дном.
– В квартиру Огурцовых – ваших героев – вломились люди с бензопилами. С семьёй Удальцовых это тоже было?
– Не так буквально. Им портили дверь, лестничную площадку. Однажды Удальцова избили около подъезда. Словом, интерес к квартире Удальцовых был угадан верно. Вообще, роман сбылся на 80%, и я уверен, что он сбудется на 146%.
– Вы имеете в виду финал, когда нанятые властью гопники сделали лидеров оппозиции инвалидами?
– Их или посадят, или изувечат, или ещё как-то устранят. Ситуация с нападением на Олега Кашина – это то самое. Власть будет давить любыми методами.
– Впервые общаюсь с оппозиционером, который не верит в победу.
– Егор Летов пел: «Заранее обречённые на полный провал…» Нет, потом будет новая волна протеста – через год, через два. Даже Пиночет со временем не устоял.
– Думаете, вас лично тоже будут давить?
– Не хотелось бы. Но я готов.
– И вы, и Удальцовы, и Навальный – родители. Правильно ли в таком положении рисковать собой?
– Я вижу воинственный темперамент сына. Он уже маленькая личность, хоть и первоклассник. Ему важно, чтобы папа был честным и последовательным человеком. Случись что-то такое, он поймёт.
– Вы накачиваете его политинформацией?
– Ни в коем случае. Ни слова про политику, читаю добрые книжки, но иногда, уловив разговоры взрослых, он нарочно мне говорит, что Путин хороший. Я в ответ улыбаюсь, и всё.
Кремлёвская смола
– Сергей, вы политик?
– К счастью, нет. В наше время это слово слишком опомоено.
– Перед думскими выборами 2007-го вас убрали из первой тройки «Справедливой России». И вообще вычеркнули из её списка.
– Требование Кремля. Одна из стратегических ошибок власти, приближающих её демонтаж. Путину принесли и положили на стол мои критические высказывания о нём. Миронов уступил не сразу. Меня пытались подкупить, чтобы я написал нечто покаянное, сменил свой курс. Я отказался капитулировать. Сняли с выборов с формулировкой: «Не справился с возложенной ответственностью». Комментариев для СМИ по этому поводу руководство не давало.
– Значит, все эсеры прекрасно понимают, что находятся под прессингом Кремля?
– Разумеется. Но сейчас ситуация изменилась: некоторые эсеры решили, что власть лишилась прежней крепости, приспустилась, подсдулась. Значит, настало время действовать самостоятельно. Тот же Илья Пономарёв в своё время голосовал за утверждение Путина премьером, но теперь шагает с совсем другими кричалками.
– После прошлогодних выборов в прямом эфире у Соловьёва вы сказали, что Интернет уже сильнее телевидения.
– Не сильнее. Но таким образом я ему пригрозил (улыбается). В студии царил маразм. Весь Интернет взорван: «партия жуликов и воров», фальсификации. А на передаче сидят люди с благостными лицами и рассказывают, как всё хорошо и как триумфально партия власти вновь вошла в Госдуму. Я им испортил обедню.
– С возможностью распространения Интернета связывают возможности оппозиции. Но точно ли Интернет, распространившись на всю страну, перекрасит её? Не получится ли, что новые его пользователи, напротив, перекрасят его своим присутствием в соцсетях, в дискуссиях?
– Этих новых пользователей не назовёшь сторонниками власти. Они просто боятся перемен, в том числе новой цензуры под соусом либеральной идеологии. Интернет становится более народным – и я это приветствую. А власть одинока. Поэтому стравливает людей друг с другом. Большую Россию – с крупными городами, рабочий класс – с гламуром, верующих – с агностиками. Толпа движется на Кремль – значит, надо посеять в ней хаос, лить на неё с зубчатых стен кипящую смолу пропаганды.