Геннадий ХАЗАНОВ – артист яркий, многогранный. Он не любит лести, безответственности и пустых слов. Интервью практически не даёт. И в отличие от своих коллег очень избирателен в проектах. Когда шла на разговор с ним, то и не предполагала, насколько серьёзным он окажется…
Хазанов вспоминает
– Геннадий Викторович, давайте начнём с важного для вас события – сольного концерта…
– Программа «Я вспоминаю» пройдёт 18 апреля в Театре Эстрады. Она о жизни страны и моей собственной. Хотелось бы отметить, что это для меня не частые выступления. Но учитывая, что каждый месяц играю примерно десять раз в театральных спектаклях, у меня нет никакой невостребованности. Сегодня я занят в пяти спектаклях Антона Чехова. Прошу не путать с МХТ им. Чехова. И в пяти спектаклях играю основные роли с Инной Чуриковой, Олегом Басилашвили, Анной Большовой...
– То есть сегодня к жанру юмора вас относить уже не стоит?
– Вообще у меня есть профессия. Я не юморист и не сатирик. Я актёр. Могу сыграть драматическую, комедийную, фарсовую роль. Как артист разговорного жанра уже полноценно не работаю. Но меня всё время загоняют в это стойло, из которого я ушёл очень давно. На юбилее Льва Лещенко я выступаю как эстрадный артист, но на следующий день выхожу на сцену в «Крутых виражах». Спектакль имеет огромный успех. Однако лишь у тех, кто пришёл. Остальные люди, которые лишены информационного оповещения, – не знают об этом. Вопрос рекламы очень дорогой, и не все могут себе её позволить.
Вдоль «по матушке»...
– Может, поэтому некоторые ваши коллеги «аранжируют» своё творчество ненормативной лексикой?
– Я вам скажу вот что… Поскольку мы в общем-то все плохо воспитаны – не кончали Кембриджей и Оксфордов, ненормативная лексика – составная часть русского языка. Но я задаю себе вопрос о том, какова необходимость её употребления. Я не ханжа. И кстати, сам рассказываю отдельные истории, в которых есть ненормативные слова. Один раз могу такое слово обозначить, а дальше буду всего лишь ссылаться на него. Но публика будет знать, о чём идёт речь.
Но кто-то нецензурщину смакует и повторяет её по двадцать пять раз. Для чего? Что за бравада? Вы пойдите сегодня и попробуйте на улице это сделать. К вам подойдёт представитель правоохранительных органов. А почему позволено в других публичных местах, к примеру в театре? Мне кажется, мы ушли от советского страха, но если кто-нибудь думает, что ненормативная лексика приближает нас к свободе, – тот себя обманывает. Никакого приближения к свободе нет. Я часто это говорю людям, с которыми беседую на данную тему.
Неужели вы думаете, что Пушкин не знал такого языка и потому им не пользовался? Но разве в его творчестве это можно встретить? Сегодня это вопрос саморекламы. Артисты таким образом пытаются о себе заявить. У Чехова есть замечательный рассказ. Про то, как человек был счастлив, потому что о нём написали в газете. А в итоге выяснилось: написали, как он пьяный попал под лошадь. Но он был счастлив самим фактом.
О нормах морали
– Нравы и нормы морали сегодня иные. Кстати, в одном из наших с вами разговоров вы сказали, что проституцию нужно узаконить…
– Считаю, что это лучше, чем то, что происходит. Я прожил жизнь и видел, как выстраиваются взаимоотношения двух полов. Меркантилизм был всегда, как и браки по расчёту. На это есть объективные причины – ход к выживанию. Но цинизм, какой происходит сегодня… В общем, при легализации проституции хотя бы нет игры в святость. Проституция всё равно есть. Вы мне можете сказать, что наркомания тоже есть, и это не значит, что её нужно узаконить. Но с проституцией другая история. Это большая беда человеческой жизни, судьбы – мало ли какие причины могут привести человека на панель. Сегодня это всё равно полулегально.
– Но хотя бы стыдно...
– А то, что мы видим на экране телевизора, – не бесстыдство?
– Мне кажется, если узаконить такие вещи, как проституция, то это вконец разрушит моральные ценности и гробовой плитой накроет культ семьи. В обществе – это понятие и так практически убито. Глянцевые журналы пропагандируют «гостевые браки», «лайтовые отношения», в которых нет чувства ответственности.
– Не уверен, что это взаимосвязано. Но гибель семьи как института – одно из доказательств мирового апокалипсиса. Я никого не собираюсь призывать к святости, поскольку и сам не святой. Но подобное приведёт к человеческой гибели.
– Вы верующий человек?
– Верующий, но не религиозный.
– Не раздражает, когда служители церкви позволяют себе атрибуты роскошной жизни? К примеру, часы за триста тысяч рублей?
– Не хочу комментировать жизнь и деятельность служителей культа. Но если наше общество хочет быть чище, нужно, чтобы все члены любой конфессии не забывали меру своей личной ответственности перед маленькими людьми, которые растут, формируются. Безобразие, когда служители культа позволяют себе беспредельничать в щедротах для себя. Это убивает веру. А жить без идеи и внутренне табуированных вещей – нельзя.
– Артист развлекательного жанра должен нести ответственность?
– Обязательно! Но думаю, среди коллег это не получит поддержки.
– Тогда, может, нужна цензура? А то при подобном культурном раскладе мы и стриптиз скоро к балету приравняем.
– Безусловно, когда претендующая на носителя русской культуры в массы балерина Волочкова ведёт себя, как девушка у шеста, – возникает много вопросов. Но, возможно, она всего лишь хочет быть дорогой стриптизёршей в нашей стране… (Улыбается.) К глубокому моему сожалению, цензура ничего не решит. Запретительные меры «в длинную» не функционируют. Работает только взращивание потребностей.
Я когда-то произнёс фразу: «Не так страшно иметь, как страшно хотеть иметь». Потому что, когда ты хочешь, – твой организм и твоя жизнь направлены на достижение желаемого. Цензура сегодня есть. Но какое-то всё искорёженное. Мне жалко наших молодых людей. Мы прожили в стране, тоже во многом изуродованной коммунистической идеологией. Иногда доводящей поведение людей до абсурда. У нас сегодня нет диктаторского общества, как говорят некоторые. Всё это истерика…
Анархическая демократия
– То есть демократия в нашей стране существует?
– Я не понимаю, что такое демократия. Но анархической демократии боюсь до смерти. Потому что история привела нам массу примеров, когда легитимный лидер, избранный честным голосованием, принёс несчастье человечеству в виде Второй мировой войны. Гитлер был избран абсолютно честно и законно. В 1993 году, по официальным данным, ЛДПР набрала 25%. Я думаю, что был ещё и административный ресурс, для того чтобы сократить число. Не думаю, что тогда происходили честные выборы. Наверняка у ЛДПР определённый процент отрезали.
О чём это говорит? Всегда ли так безопасно демократическое выражение народа или нужно согласиться с тем, что пускай выбирают кого угодно и потом сами расхлёбывают. Если бы сегодня на пост баллотировался Андрей Дмитриевич Сахаров – не сомневаюсь в том, что он бы не выиграл. Почему? Он не нужен обществу. А какой-нибудь негодяй смог бы набрать нужное количество голосов. Или вы считаете, что было бы лучше, если бы выиграли какие-нибудь нацболы? У меня нет никакого на этот счёт рецепта. Я понимаю, ужасно, когда уровень фальсификации такой, что люди выходят на улицы. Не хочу называть этих людей бандерлогами, не могу сказать, будто они пошли за деньги. Знаю довольно много людей, которые пошли на митинг, и ни о каких деньгах речи не идёт. Но если бы сегодня вернули 91-й год и сказали: «Ну ты же в 1991 году ходил – пойдёшь?» Я бы сказал: «Нет, не пойду. Я не уверен, что это для страны лучше».
Поэтому теперь хочу заниматься только своим делом. Но хочу сказать: тот, кто считает, что Путин – это зло, – тот не знает страны, в которой живёт. Нет такого человека, который смог бы отследить каждую отдельную ситуацию. Другой вопрос – какой пример показывает верхушка. Никто не стесняется того, что творит на своём месте. Ситуацию нужно менять. Хотя многие скажут, это процессы необратимые и уже поздно. А я считаю – никогда не поздно. Если не запретить судам быть проплаченными – страна погибнет. И это должны понимать все без исключения.