Суды Камчатки завалены исками об установлении национальности. Причем все стремятся стать именно представителями коренных малочисленных народов края: эвенами, коряками, ительменами или камчадалами. О том, кого записывают нынче в камчадалы, «НА» расспросил Дарью МОНИНУ, председателя Елизовского районного союза общин коренных малочисленных народов Севера «Суаачу-Ай».
Живущие на реке
– Название нашего союза переводится как «Авача», мы племя людей, живущих на этой реке. Мой русский дедушка был учителем, закончил Симбирский университет, отказался от своего имения и приехал на Камчатку в начале прошлого века разночинцем. Женился на женщине из рода камчадалов Ворошоловых, которые здесь были учителями, священнослужителями.
– Вы очень востребованный эксперт, занимаетесь в суде установлением национальности. Откуда у людей такой всплеск интереса к своей этнической принадлежности?
– После приполярной переписи, проведенной в 1926 году, у нас стали определять национальность по факту знания языка. Но уже тогда значительная часть жителей полуострова не владела родной разговорной речью – это было связано с хорошим уровнем образования у нас на Камчатке в начале XX века. Благодаря губернатору Перфильеву здесь повсеместно открылись министерские школы, приехали учителя, которые из временщиков превратились в постоянных жителей. Приезжали сюда с семьями, получали хорошие квартиры и колоссальное по тем временам жалованье – 1200 рублей. Василий Васильевич Перфильев губернаторствовал у нас всего три года…
– Да уж, если чиновник хороший, как много он может сделать за короткий срок!
– Очень много. И интернатную систему обучения тоже заложили при Перфильеве. Миссионерство здесь было очень сильным. И благодаря этому коренные народы очень хорошо знали русский язык. А вот после революции для удобства госучета взяли и сократили целый ряд народностей. А камчадалов, которые говорили, например на ительменском, записали «ительменами». Я как раз сейчас рассматриваю дело, в котором фигурирует одна семья: мать до революции записана «камчадалкой», а дети в 36-м и 37-м годах стали уже «ительменами».
– Они хотят восстановить справедливость и именоваться камчадалами?
– И имеют на это право. Но, после того как национальность «камчадалы» вернулась в официальный перечень народов, населяющих Российскую Федерацию, вдруг обнаружилось множество людей, желающих так называться. Конечно, согласно статье 26 Конституции РФ, можно отнести себя к любому народу, но, для того чтобы пользоваться государственными преференциями, нужно все-таки предоставить свое генеалогическое древо, и только на его основании может быть присвоена национальность «камчадал».
– А до какого колена считаете?
– Четыре поколения должны быть определены. На Камчатке с сороковых годов XVIII века велись метрические книги. И они, слава богу, сохранились…
– А почему такой ажиотаж вокруг камчадальства?
– Раньше можно было спокойно ходить на речку, рыбачить. А сейчас для этого нужно иметь права, которыми у нас обладают только представители коренных народов.
Жить, как предки
– То есть для коренных жителей, в том числе и камчадалов, оставлена возможность натурального хозяйства?
– Люди просто вспомнили свои корни. И хотят жить так же, как и их предки. Например, как мой отец. Он всю жизнь жил на реке и брал от природы только то, что ему нужно было. Не перепродавал улов, не браконьерствовал. И я бы очень хотела, чтобы мой сын – его внук – это отношение к жизни перенял. Наши родители рачительно относились к природе. Они любили и берегли ее. Для отца было огромной трагедией, если он вдруг видел на речке вспоротую рыбу. И мог даже целое расследование провести, чтобы найти того, кто, из города приехав, набрал икры и оставил после себя такое. Это считалось кощунством: если ты поймал рыбу, забери ее и съешь. А в 90-е годы у нас тут такое безобразие творилось!
Понимаете, мы – коренные жители – знаем, что и сто, и двести лет назад на этой земле жили наши предки. Мы не уезжали зарабатывать деньги, например на стройке БАМа. Поэтому люди, сохранившие природу для всяких промышленников, имеют право на какие-то льготы. Некоторые думают, что если они сами себя определят камчадалами, то смогут свободно выходить на речку, пользоваться льготами, но не для того, чтобы поддерживать традиции.
– И многим отказываете?
– Из двадцати заявлений в суд доказывается одно. Но бывает и такое, что человек попал сюда лет сорок назад десятилетним ребенком. И он себя определил коряком, не имея никаких метрических подтверждений. Судья согласился записать его «коряком», но объяснил, что никакими преференциями он пользоваться при этом не может. Это все равно, что я возьму и запишу себя «эфиопом», но это же не говорит о том, что я в Африке имею право на какую-то землю.
Очень жаль, что сейчас у нас не работает институт уполномоченных. Каждый род коренных народов имел бы своего представителя, и это, мне кажется, было бы правильно. Допустим, тысяча человек моего клана доверят мне представлять их интересы…
Нас было больше
– Но таким образом мы вернемся к первобытно-родовому строю!
– Так и есть. И если бы мы туда не обратились, уникальная культура канула бы в небытие. Мы ее просто не смогли бы восстановить. Наш союз общин был создан семь лет назад для того, чтобы нам было проще отстаивать свои права – ходить на рыбалку, на охоту, заниматься традиционными промыслами. В союз входит семь общин, 230 человек. Сначала нас было больше. Но со временем остались только те, кто хочет действовать. Остальные ушли. Мы купили оборудование для шитья из кожи, шкур…
– Раньше же костяными иглами шили. Или вы до такой степени не хотите «возрождаться»?
– До такой степени мы не дошли и жилами уже не шьем. Но по крупицам собираем все, что от национального костюма осталось. Изучаем отличие ительменских, корякских, эвенских костюмов, орнаментов. И чем больше я в это погружаюсь, тем отчетливее понимаю, как мало знаю.
– А как быть с обвинениями в том, что в общины легко принимают пришлых людей? Например, активных выходцев с Кавказа – их пускают на реку, отдают им свои льготы. Я даже слышала такое выражение – «рыбу продают прямо в воде». Ведь нет дыма без огня?
– Это позорные факты. К сожалению, в законах есть лазейка, которая позволяет «провернуть» подобное. А виной тому низкий уровень жизни. После развала Союза у нас осталось колоссальное число безработных. Много говорят о проблемах пенсионеров, и никто не задумывается о положении 30–50-летних, которые растят детей, отвечают за семьи. Люди просто хотят выжить и потому продают свои квоты, чтобы получить деньги. Но это было раньше…
– Жители Центральной России, думаю, сейчас нас не очень понимают. Думают, как же так: жители Севера и образование вне конкурса могут получать, тогда как остальным за место еще побиться нужно. Вот вам уже квоты. Что еще нужно? Получив образование, можете, как все, работать и получать зарплату. Но при этом имеете еще право и рыбачить, и охотиться. И житель Центральной России скажет: «Наверное, я человек второго сорта по сравнению с этими коренными народами».
– Поверьте, этих случаев не так много. Ни я, ни мой сын, получая образование, никакими льготами не пользовались. К тому же нельзя забывать, что коренные народы на Камчатке – это всего лишь 50 тысяч человек. Семь основных народностей: эвены, коряки, камчадалы, ительмены, чукчи, удэгейцы, алеуты.
Генная закладка
– Подождите, если мы говорим о принципе крови и территории, то как же чукчи или алеуты могут претендовать на квоты на Камчатке?
– Их сюда после институтов по распределению отправили.
– Но русских и украинцев тоже сюда по распределению посылали!
– Поймите, коренные народы просто не могут жить без рыбы. Лично я, если три дня не поем рыбы, то у меня начинается психоз. Это уже генная закладка. Я знаю, что украинцам также плохо без сала…
– Но ученые уверяют, что это миф.
– А у нас реальность! И всегда были нормы, учитывающие эту особенность рациона. В советское время этому уделяли особое внимание. И никогда так остро не стоял вопрос, и рыба не была такой дорогой, как сейчас.
– К чему стремится ваш Союз общин?
– Надеемся, что будет развита туристическая индустрия. И у нас будет повод встречать гостей в национальной одежде.
– То есть кухлянки каждый день вы уже не носите? Но ведь национальная одежда не только красива, она еще и очень экологична. И много приятнее, чем та синтетическая кофта, в которой вы сейчас…
– Да, мы предпочитаем продукцию современной промышленности. Но ведь вот парадокс: наши родители традиционно жили, традиционно одевались и чуть было эти традиции не потеряли. А мы стараемся все по крупицам собрать и сберечь для наших детей и внуков.