Охота тебе?
7.30 утра, спешу на автобусную остановку. Соседка 50 лет, нигде не работающая из принципа, но уже выпивши, забавляется с ничейной собакой. После взаимных пожеланий доброго здравия, общаемся.
- И охота тебе вот так: каждое утро в город ездить?
- Так ведь на работу!
- Вот я и спрашиваю: и охота тебе?
В глазах искренне соболезнующей женщины неподдельный интерес. В моих очах наверняка - недоумение и... тоска напополам с завистью.
Препятствие
Начало девятого утра, трясусь в муниципальной «двойке». Умеренно опаздываю. Рядом усаживается пышущая здоровьем дама бальзаковского возраста. Расположив некогда белую хозяйственную сумку большей частью на мои колени, мадам долго и уважительно разглядывает папку для бумаг. Затем культурно, в кулачок, откашлявшись, заводит беседу.
- На работу?
- На нее самую.
- Меня к себе не возьмете? а то я уже четвертый год не могу устроиться.
- Смотря что вы умеете делать.
- А что хочешь... хоть полы мыть. Только чтобы в 14.30 я уже дома была.
- Дети, внуки?
- Да нет, - с досадой отвечает она, - «Черная жемчужина» начинается.
Увы, при всем понимании сложности ситуации таким режимом трудового дня обеспечить не могу. Оба сожалеем.
Папка заругает
Утро. Автобусная остановка. Односель-чанка лет 45 трясущимися руками выбирает из ладошки семечки и через силу запихивает в рот, пытаясь перебить аромат вчерашнего, позавчерашнего и т.д. Зря старается...
- Куда намылилась?
- В город, на работу устраиваться.
- В такой видухе? Иди домой, отлежись. Недельку не бухай, в баню сходи, а потом уже и езжай.
- Не-а, папка заругает.
Померзнув на остановке некоторое время, находит в моих аргументах рациональное зерно - это видно по веселеющим глазам.
Действительно: куда на х... с такой рожей? Пойду к Танюхе, похмелюсь, посплю, а папке скажу... Да ничо не скажу, пошел он... Хорошо ему, сидит сам дома в тепле, а я должна ж... тут морозить.
И пошла восвояси.
«Папке» далеко за 70, выращивает на продажу рассаду и свиней. На то и живут все пятеро: находящиеся на заслуженном отдыхе отец с матерью и великовозрастная дочь с двумя безработными детьми.
Пей, пока есть
7.40. Маршрутное такси «в город». В салоне - взвесь густого перегара и только что употребленного самогона. Внутри всего две пассажирки. Девушка лет 16 уронила голову на поручень соседнего сиденья, ей очень нехорошо. Старшей, ей около 40, напротив, очень даже хорошо. Мало того, ей страшно весело.
- Что, плохо? На столе полбутылки стояло. думаешь, папка тебе оставит? А ведь говорила тебе - похмелись.
Мама дает дочери мастер-класс выживания: выпей, пока есть что налить.
Счастливы вместе
Полдень. Жара. Навстречу, сильно прихрамывая, бредет Нинка в валенках.
- Что с ногами, подвернула?
- Толька (муж), гад такой, 30 рублей украл, напился, как свинья, и валяется теперь на полу. Пинала его, пинала. Теперь вот ноги опухли - в тапочки не влезают.
Нинка, устроившись на лавочке, хохоча, рассказывает подружкам:
- Вчера отмечали Вознесение, выпили, конечно. Толька отрубился, а мы с мамой еще посидели. Потом смотрим, а он лежит и не дышит. Ну, думаем, все - помер. Мама говорит: «Давай чем-нибудь накроем, пусть до утра полежит». Оттащили в угол, накрыли телогрейками и старым матрасом, дальше сидим, обсуждаем, что да как. А Толька вдруг как заорет: «Что, хоронить собрались? Не дождетесь!» Мы так смеялись. Пришлось еще за бутылкой сбегать.
Мама - это свекровь Нинки. Пенсия мамы в 2 тысячи рублей являлась основным источником существования семьи. Нинка работала уборщицей в пекарне за 500 рублей в месяц. 50-летнему Тольке, работавшему оператором на птицефабрике, начисляли 1300 целковых, но выдавали зарплату курами. Продать их можно было с трудом и только себе в убыток: в магазинах курятины, произведенной тем же Анатолием, на такие деньги можно было купить в полтора раза больше.
Хеппи‑энд
Птицефабрика, как переходящее красное знамя, долго ходила по рукам и наконец-то дала дуба. Толику сказочно повезло: устроился дворником в большую частную контору с окладом в 3 тысячи рублей. И жалованье стали выдавать наличными! Дабы не упустить счастья, муж закодировался, жена завязала из солидарности. Сейчас живут хорошо. Толика недавно повысили до старшего дворника, получать стал больше - аж на 2,5 тысячи рублей. Наличными! Нинка, почувствовав себя обеспеченной дамой, бросила работу и даже перестала сажать картошку. За самогонкой больше не бегают, сами гонят, но не для себя - для знакомых. Любо-дорого смотреть, как эта счастливая пара, нарядившись в обновки, приобретенные в советское время, сидит на лавочке перед домом и лузгает семечки. А вы спрашиваете, что надо сельчанину для полного счастья...
В люди выбилась
Из разговоров между студентами в автобусах выяснил: сегодня в России нет высших учебных заведений. Есть возможность купить в рассрочку диплом о получении образования выше средненького, который можно вставить в рамочку и повесить на стену рядом с портретом Путина. Я знаю одну деревенскую семью. Сказать, что живут бедно, - грех на душу взять. Откровенная нищета: с хлеба на самогон перебиваются. Тем не менее 5 лет тянулись - откармливали скот на продажу. И все вырученные деньги (около 300 тысяч рублей) истратили на обучение своей единственной дочурки в какой-то гуманитарной академии, чтобы хоть она в «навозе не копалась». Хрустальная мечта родителей сбылась - по окончании вуза их чадо устроилось секретаршей в сельсовет с окладом в 3 тысячи рублей в месяц.
Цена голоса
Дядя Петя, 68 лет. Давно бросил пить. Корову купил, огородом занимается.
Молоком, свининой, картошечкой и луком приторговывает. Старую избу кирпичом обложил, пристройку сделал. Словом, почти по Трушкину - сейчас хорошо живет. Далеко не глуп. При встречах со мной любит блеснуть пониманием как внешней, так и внутренней политики президента.
За неделю до последних (в 2004 году) губернаторских выборов встречаю его с рулоном бумаг подмышкой, в руке новенький 5‑рублевый пакет с цветной полиграфической продукцией, изображающей одного из кандидатов. Дядя Петя, что называется, цветет и пахнет.
- Беги на площадь. Там автобус такого-то кандидата: ребята портреты его бесплатно раздавали, с календарем на будущий год. Обещали на выборах по сто грамм наливать. Иду вот детей уговаривать, чтобы за него голосовали.
- Вы ж не пьете, да и дети ваши тоже не балуются. Что касаемо календарей, то куда вам столько?
Дядя Петя немного теряется, улыбка как бы сползает с его доброго лица.
- А еще эти ребята сказали, что он (кандидат) сказал, что село надо поднимать, и обещал вложить на эти цели 300 миллионов рублей.
- А эти ребята не объяснили, откуда уволенный милиционер возьмет столько денег? И вообще, откуда у безработного, возлюбившего вдруг селян, появились средства на те же календари, которых только у вас в руках рублей на сто?
На дядипетином лице уже ни признака былого счастья:
- А за кого же тогда голосовать?
Ну, тут я ему не советчик, по мне, так ни один не годился. Предложил самому решать. После выборов встречаю дядю Петю по обыкновению цветущего.
- Не стал я за этого... голосовать. Сам за эту (называет фамилию) проголосовал и детям наказал.
- А эта-то чем вас завлекла?
- Дядя Миша посоветовал.
Крыть нечем: дядя Миша - мой тесть.
Победил тогда бывший милиционер. И если в городах за него проголосовали чуть более трети от числа пришедших, то на селе почти при стопроцентной явке он получил до 75%.
Примечательно, как в одной из деревень использовали наглядную агитацию. Плакатами с изображением уже избранного губернатора оклеили общественный дощатый туалет сельсовета - чтоб не поддувало. А что, бумага качественная, толстая, чуть ли не картон. Комфортно, красиво и дешево - только на клей потратились.