УЖЕ год, как пограничники расширили погранзону, доведя ее чуть ли не до Ахтубы, и теперь, чтобы попасть в пески, нужно получать пропуск.
– До смешного доходит, – смущенно жалуется Занзак, смотритель станции, – пограничники наведываются с проверкой каждую неделю. Наши документы наизусть, наверное, выучили.
Куда ушли барханы…
В НАЧАЛЕ ХХ века путешественники в путевых записках жаловались на удручающие своими масштабами песчаные барханы Астраханского края. Сегодня пустыня исчезает, и виной тому вовсе не изменения климата или ухудшение экологии. Пески зарастают, так как почти не осталось скота, который бы их выбивал. Сейчас возле границы пасется не более 10 тыс. баранов и порядка 300 верблюдов. Это капля в море по сравнению с 5 млн. голов времен Российской империи.
Наш «уазик» мчится по дороге, ведущей к «противочумке» на бугре Таутюбе. Прорезанная в песке колея петляет между зарослями полыни. За стеклом мелькают несколько крупных барханов: горы светло-желтого песка, расчерченные торопливыми следами ящериц. Птицы, сидящие на кустах джузгуна, внимательно наблюдают за проезжающей машиной, и на первый взгляд пустыня кажется мертвой. Но через несколько дней, когда мы с рассветом отправились в гости к чабанам, лишний раз убедились, насколько обманчиво первое впечатление.
Весной в астраханских песках начинается пролет. Перезимовавшие птицы летят на север. Завидев нас, десятки ласточек, славок, трясогузок и жаворонков разлетались в разные стороны. Около человеческого жилья яркими пятнами летали удоды, похожие на индейских воинов. Ближе к полудню, когда земля прогревалась, из нор, скрытых под кустами гигантского овса и полыни, появлялись ящерицы – ушастая круглоголовка и вертихвостка. При звуке шагов они стрелой проскакивали открытый песок, оставляя на нем характерную «елочку». А потом скрывались в колючем кустарнике.
…и спрятались сайгаки
– ПОСМОТРИ, вот он – рог сайгака, – Сергей, один из чабанов, пасущих стадо баранов неподалеку от противочумной станции, протягивает мне темно-коричневый потрескавшийся от времени рог с характерной «нарезкой». Он вытащил его из песка, когда в очередной раз чистил колодец, вырытый около бархана. Судя по виду, рог пролежал тут с десяток лет. Я смотрю на рог, потом на Сергея, и он, словно угадав мой вопрос, кивает головой: «Да-да, это все, что от них осталось. Выбили сайгака».
Три десятилетия назад по весне астраханские пески оглашались ревом окотившихся сайгаков, ищущих своих малышей. Тогда поехать на охоту за мясом сайгака было обычным делом. Осенью во время гона в свете автомобильных фар многотысячные стада перебегали дорогу. Машины по полтора-два часа ждали, пока закончится сплошной поток животных, рвущихся вперед по воле древнего инстинкта. Миллионная популяция казалась нескончаемой... Казалась. Одни ученые утверждают, что сайгаков выбили охотники, другие склоняются к тому, что неконтролируемая охота была лишь толчком, побудившим оставшихся животных уйти в соседний Казахстан. Как бы то ни было, бесспорно одно – последних сайгаков в российских песках видели в конце 1990-х.
До новой встречи
СЕМИДЕСЯТИЧЕТЫРЕХЛЕТНИЙ пастух дядя Коля встает в шесть утра и к семи выгоняет стадо. Небольшой «обеденный перерыв» около часа дня, в самый разгар жары, и вновь надо пасти до семи вечера. Так день за днем, на зимних и летних пастбищах, в холод и зной. Этот сморщенный маленький человек с лукавыми глазами долго рассказывал нам о пустыне, а перед самым отъездом предложил взять с собой ягненка. Мы бы не довезли мясо по тридцатиградусной жаре и отказались. «Ничего, в следующий раз, когда приедете». Он понял, что мы не сможем расстаться с пустыней. Она нас не отпустит.
Астрахань – Таутюбе