Я НЕ знаком с Дмитрием Медведевым, но люди, которым доводилось общаться с ним ранее, говорят, что забытое сегодня словосочетание «правовое государство» для него не пустой звук. И самые первые публичные инициативы нового президента вроде бы это подтверждают.
В то же время меня не покидает ощущение, что команда нового президента стартовала слишком резво. Ассоциативно вспоминается Владимир Высоцкий с его «Я на десять тыщ рванул как на пятьсот...».
В течение одной недели президентская администрация буквально выстрелила дуплетом два совещания, широко разрекламированных прессой: о борьбе с коррупцией и о реформе суда. Безусловно, и то и другое актуально. Казалось бы, надо только радоваться. Но вместо этого растет чувство тревоги – попадут ли выстрелы в цель. Тут ведь не то что из двустволки, а и из снайперской винтовки сложно не промахнуться...
На системный вызов действительно надо дать системный ответ. Но что такое системный ответ, каждый сегодня понимает по-разному. Мне лично близка точка зрения легендарного академика Тимофеева-Ресовского. Он считал, что, прежде чем что-то сделать, надо хорошенечко подумать. А подумать есть над чем.
Возьмем для начала коррупцию (хотя ею можно было бы и закончить). Это ведь явление не политическое и тем более не правовое, что собственно и сказал президент. Тогда почему же на совещании присутствовали почти одни силовики? Или теперь им вменено в обязанность решать вопросы культуры? Вообще в любом собрании важно не столько то, что обсуждают, сколько – кто обсуждает.
Вся проблема в том, что нет отдельно взятой проблемы коррупции, которую можно было бы решить, не перетряхнув весь наш культурный, социальный и политический строй. А что тогда останется? Коррупция – это не вопрос в повестке дня, это сама повестка. Коррупция – это наше все, это наш государственный стиль, это главный нерв нашей государственной системы, это мы сами.
Чтобы сдвинуть с места коррупцию, надо сдвинуть с места само государство. Коррупция сегодня – это неизбежное следствие избыточного администрирования (десять лет назад она была следствием недостаточного администрирования). Возник замкнутый круг: чем больше государственного контроля, тем шире поле для коррупции. Поэтому борьба с коррупцией на современном этапе – это в определенном смысле борьба с государством, с его стремлением заполнить собой все вокруг.
Хотите меньше коррупции – умерьте аппетит государственной машины, ограничьте функции государственной власти, доверьтесь обществу, пусть даже такому несовершенному, как российское. Не готовы – смиритесь с коррупцией как с неизбежным злом. Борьба с коррупцией будет эффективной только тогда, когда изменится сама философия государственной жизни.
Вы где-нибудь видели государство, которое ограничивает само себя? Я – нет. Очевидно, что новый президент это понимает. Недаром в одной связке идут высказывания о свободе для малого бизнеса (не совсем, правда, понятно, что делать с большим...), о необходимости изменения культуры, о роли права.
Одно смущает. Как он собирается решать эту задачу при помощи собрания высших административных чинов, преимущественно полицейских, слегка разбавленных гламурными общественными деятелями? На самом ли деле он полагает, что это высокое собрание в состоянии выработать новую философию государственного строительства за три месяца?
На чем вообще основано предположение о том, что члены правительства и сотрудники Администрации президента в «антикоррупционном совете» напишут что-то принципиально отличное от того, что они до сих пор писали во всех своих служебных записках? Я понимаю еще, если бы их на эти три месяца в комнате закрыли и перестали кормить... А так – никаких шансов.
То же касается и судебной реформы. Мы уже пережили одну судебную реформу, которая свелась к перелицовке советской судебной системы. Будучи вывернутой наизнанку, она не стала от этого лучше. Сегодня сами основы правосудия в России нуждаются в кардинальных, революционных переменах. Начать нужно с принципов финансирования судебной власти, продолжить революционным переписыванием всех процессуальных кодексов, сопроводить реорганизацией работы судов и закончить, возможно, введением судов присяжных по сложным гражданским делам.
И кто же все это будет делать? Собрание председателей высших судов и начальников юридических департаментов? Судебная реформа – это все-таки не тот случай, когда спасение утопающих является делом рук самих утопающих. Пора дать слово «присяжным», обществу, в интересах которого и работает судебная власть. Как остроумно заметил однажды Андрей Шаронов, судьбу суда должны решать пользователи...
Дмитрий Медведев движется в правильном направлении, но ему не стоит спешить. Холостые выстрелы по определению всегда бьют мимо цели.
Не стоит превращать политический пар в политтехнологический пиар. Толку не будет никакого, все уйдет в аппаратный свисток. Старые мастера политтехнологий оказывают новому президенту медвежью услугу. Политическая инфляция может быть опасна не меньше, чем инфляция финансовая. Для Медведева это тем более актуально, поскольку, хочет он того или нет, все его инициативы воспринимаются не сами по себе, а лишь в контексте деятельности подчеркнуто деловитого Путина. Бывают политические ситуации, когда легче быть вторым, чем первым...
Медведев может и даже должен позволить себе побыть некоторое время в тени. «Время терпит», – сказал как-то телевизионный Мюллер, обращаясь к Штирлицу. А раз так, то это время надо использовать для того, чтобы хорошенько осмыслить то, что предстоит сделать в будущем, обкатать идеи, присмотреть людей, освоиться в новой обстановке.
Но есть и ограничения. «Время пока терпит», – поправил Мюллера Штирлиц. Нефтяная подушка безопасности, подложенная под экономику страны, может сдуться в любой момент. Тогда уж точно многие рейтинги пройдут суровую проверку на прочность. И действовать поэтому надо так, «чтобы не было мучительно больно» за бесцельно проведенные в совещаниях дни.
Ситуация совершенно парадоксальна. С одной стороны, у Медведева времени много, с другой – мало. То есть на раскачку, на ерунду вроде советов по коррупции времени мало, а на политическую подготовку к надвигающемуся кризису его достаточно.
Как всегда актуален Ленин с его «лучше меньше да лучше». Коррупцию можно вообще пока оставить в покое. Не надо с ходу браться за то, что оказалось не по плечу Петру Великому. Давайте хотя бы с судом разберемся, но по-взрослому.
Торопиться не надо...
Правда ли, что коррупция – часть российской культуры?
Спросили мы граждан России
ОЛЕГ Фатькин, 31 год, слесарь, Пенза:
– Коррупция – это вид бизнеса. Потому как если каждый лох будет выигрывать тендеры или получать землю под застройку, это будет нехорошо. В том числе и для самого лоха – отберут ведь потом или кинут. Бизнес – опасное море, где плавают акулы. Так пусть лучше друг дружку едят, чем нормальных граждан. Да еще и деньги платят чинушам, чтоб иметь возможность друг дружку сожрать.
Егор Колыванов, 27 лет, шиномонтажник, Сасово:
– Это не культура, а уголовщина. Конечно, в каком-то смысле преступность – часть национальной культуры, но лучше уходить от таких широких толкований, они неконструктивны.
Вика, 29 лет, врач, Апатиты:
– В XVIII в. Екатерина I (могу ошибаться, но, по-моему, она) вовсе узаконила взятки госслужащим. Получилась такая традиция, которая в широком смысле является элементом культуры... Правда, если было что узаконивать, значит, это существовало и до нее.
Алексей, 32 года, дизайнер, Москва:
– Взятки брали все, всегда и везде. Чем мы хуже? Мы даже лучше! Количество давно перешло в качество. А поскольку берут и дают почти все и везде – то, наоборот, стало уже неприличным и бескультурным поведением, дикостью и признаком нецивилизованности от взяток отказываться.
Николай Яшков, 41 год, бизнесмен, Москва:
– У нас неверно понимают явление коррупции. Почему-то считается, что гаишник с липкими ручками, алчная медсестра или вороватая паспортистка – это и есть коррупция. Ничего подобного. Они – мздоимцы, мелкие взяточники. А коррупция означает сращивание криминала с властными структурами. И на этом поле нам до той же Италии или США 30–60-х годов – как пешком до Луны. Думаете, там сейчас коррупцию победили? Нет, просто отточили технику до совершенства. Вот там это, действительно, уже элемент культуры.
Олег Туманов, 40 лет, военный, Рязань:
– Я родом из Ташкента. Российские чиновники – это сущие дети по сравнению со среднеазиатскими. Там без денег вообще ни шагу не сделаешь. Понимаете, у вас чиновник берет, но при этом боится. И берут отнюдь не все. В Азии же берут все без исключения. И никто не считает это предосудительным. Это нормально. Это – традиция.
Сергей ГРУНЮШКИН