CПОР о «школьной истории» не сейчас начался и не завтра закончится. Что ж, в отличие от химии или математики этот предмет всегда был завязан на политику. Когда-то гимназисты изучали прошлое по «монархическим» учебникам Иловайского. Их дети – по марксисту Покровскому. У нас вымарывались портреты расстрелянных маршалов, подчеркивалось особое значение десанта на Малую Землю – всякое было.
Ничто на земле не ново: в начале 1960-х, в эпоху «оттепели», тоже пересматривались школьные программы по истории. Рой Александрович Медведев – тогда зам. главного редактора Учпедгиза – был одним из председателей конкурсной комиссии, оценивавшей новые учебники.
Госзаказ Карамзину
– РОЙ Александрович, ваша комиссия работала…
– В 1960–61 годах. Но тогдашняя ситуация не похожа на нынешнюю. Понимаете, школьный учебник может существовать, лишь когда существует фундаментальная наука. Для детей просто дается доступное, популярное изложение ее основ. От создателя учебника открытий не ждут. Достаточно добросовестной компиляции.
В советское время официальная историческая наука была. Конечно, не лучшая. Во многом сфальсифицированная, с белыми пятнами. Но была. Сегодня идеологии нет, и, по большому счету, нет единой концепции отечественной истории. Ученые-то работают, исследования ведутся. Но если вы придете в любой профильный академический институт и попросите некий труд, где отображался бы согласованный (хотя бы между самими учеными!) взгляд на историю России в ХХ в., – не дадут. Не потому, что лодыри сидят. Просто старая картина нуждается в пересмотре, а новая пока не сложилась, не оформилась. Но, значит, составителю учебника сегодня не на что опереться.
– А по мне, так отсутствие идеологии – это хорошо!
– Но мы же сейчас не о навязчивой и тупой политработе! Своя идеология есть всегда, во всех странах, у любого народа. И истории в любом государстве уделяется особое внимание, потому что без нее невозможна гражданская и национальная самоидентификация. Надо знать, откуда ты пришел, кто были твои предки. В Соединенных Штатах весьма либеральная система школьного образования. Каждый учитель там ведет уроки по собственной программе. Но эту программу он обязан разрабатывать исходя из взглядов, принятых в американском историческом сообществе.
Это нормально – когда об историческом образовании думает государство. Вспомним Карамзина, от которого ведет отсчет наша современная историография. Он ведь, по сути, выполнял государственный заказ – поручение Александра I систематизировать имеющиеся исторические сведения, устранить противоречия. Карамзину открыли архивы, допустили к летописям. Результат получился блистательный, хотя тоже вызвавший споры. Пушкин припечатал «Историю государства Российского» ехидной эпиграммой – дескать, Карамзин доказывает нам «без всякого пристрастья необходимость самовластья и прелести кнута». Так что у нынешних споров – давняя традиция.
Нас возвышающий обман
– А КАКИЕ они должны быть – эти учебники? Мифы и факты – понятия разные. Одно дело, скажем, Александр Невский в фильме Эйзенштейна. Другое – реальные сражения тех лет. Тут уж знатоки напомнят, что весь Ливонский орден состоял из ста с небольшим рыцарей. Что погибло на Чудском озере рыцарей двадцать, плюс еще несколько десятков человек из их обслуги…
– Отвечу исходя из собственного шестилетнего учительского опыта. Мы ведь сейчас обсуждаем школьную, а не институтскую программу? Тогда – пусть мифы! Во-первых, национальные мифы не возникают из ничего. Это или романтизированное изложение подлинного события, или как минимум поэтическое воплощение некой исторической тенденции. Во-вторых: перед нами – дети. Им неинтересно нудное перечисление походов и столкновений, важнее красивая легенда. Князь-воин, защищающий родную землю от закованных в броню псов-рыцарей, – образ красивый и одухотворяющий. В-третьих, любое явление многогранно. Рассказ о бесчисленных любовниках Екатерины ІІ тоже будет правдой – но, может, сначала объяснить, сколько эта императрица сделала для России? Ярослав Мудрый по пути к киевскому престолу убил трех братьев – но прославился-то как князь-просветитель, при котором Киевская Русь достигла наивысшего расцвета.
И наконец: ну не всех школьников занимает история! Кому-то ближе математика, астрономия – а по истории им достаточно общих сведений, тех самых основополагающих мифов.
Но вот школьная программа освоена. А история человека интересует, ему нужны более подробные знания. Что ж, тут уже чем больше литературы, чем доступнее исследования – тем лучше. Мифы будут опровергаться? Сейчас в этом ничего страшного! В конце концов, даже для опровержения мифов человек глубже познает эпоху.
Цена перемен
– Я БЫ согласился, но есть одна зыбкая грань. Как быть с тем же Сталиным? О чем говорить со школьниками – о том, что «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомным оружием», или о ГУЛАГе? А ведь вопрос шире. Он о том, что важнее – цель или средства? Величие державы или человеческие жизни? Хорошо, Сталин – это недавняя боль. Но мы славим Петра, забывая о мужицких муках...
– У Наума Коржавина есть стихи об Иване Калите: «Был ты видом довольно противен, / Сердцем подл, но не в этом суть: / Исторически прогрессивен / Оказался твой творческий путь». Сказано с иронией, но точно.
Никто вам на этот вопрос не ответит. Вечный спор. Потому я бы не предлагал школьникам выбор «или – или». Повернул бы тему иначе: предложил разговор о цене. Петра обсуждать не буду, не так хорошо знаю этот период. А вот Сталин… Никто не говорит, что совершенные при нем преобразования стране не требовались. Но они были достигнуты слишком высокой, слишком кровавой ценой, намного превысившей допустимую. Ельцинские реформы 1990-х годов тоже могли бы проводиться с гораздо меньшими потерями. Каждый шаг государственного деятеля имеет свою цену, и платит не только он – платят другие. Чеченские боевики захватили «Норд-Ост», множество погибших… Что важнее: необходимость дать урок террористам (ведь уступки в Буденновске лишь раззадорили Басаева) или слезы матерей? По счастью, разговор о таких фигурах, как Сталин, Ельцин, Путин, идет в старших классах, когда ребята не просто слушают учителя, они уже думают сами. Вот пусть и думают. Наши завтрашние лидеры выйдут из тех, кто сегодня сидит за партой. Уроки истории – это еще и возможность «примерить ситуацию на себя», почувствовать проблему выбора.
Немцам хуже
– УЧЕБНИК Филиппова критикуют. Но детей учить надо. При этом как говорить о наших исторических проблемах, мы еще не определились…
– А что вы хотите? Новой России не так много лет. Мы создали государство, но еще не вдохнули в него душу. Страна существует, есть органы власти, милиция, символика, все, что полагается, – но этого мало. Нужно еще четкое понимание: что такое страна Россия? Каковы ее ценности? Для чего она в мире существует? Эти вещи пока не сформулированы. Показательно: «Единая Россия» – партия власти! – до сих пор не может изложить свою идеологию. Три группы экспертов сидят, чего-то пишут.
Что делать? Да ничего. Жить. Если вернуться к изначальной теме нашего разговора – пока худо-бедно старые программы задачи решают, знакомят детей и с хронологией событий, и с фактами. А дальше… Выработается у нас государственно-идеологическая концепция – появятся и нормальные учебники. А она выработается, никуда не денемся. И история здесь будет опорой. Потому что прошлое наше хоть и трагическое, но не постыдное. Немцам хуже: они в ХХ в. две мировые войны затеяли, миллионы людей загубили, сегодня со стыдом назад оглядываются. Но ничего – живут ведь.
Справка «АН»
РОЙ Александрович Медведев (р. 1925) – известный историк, общественный деятель. Начатые им в 1960-е исследования сталинизма не совпадали с официозной точкой зрения, это привело Р. Медведева в ряды диссидентов. На Западе его имя ставилось рядом с именами А. Сахарова и А. Солженицына; Р. Медведев считался наиболее ярким представителем «социал-демократического» направления в советском инакомыслии. В годы перестройки – депутат Верховного Совета СССР, народный депутат СССР. Его труды давно получили официальное признание, однако сам Р. Медведев по-прежнему предпочитает статус «независимого ученого».
Начинал школьным учителем истории. Потом был директором школы. Работал в Учпедгизе, в Академии педагогических наук. Достаточно оснований, чтобы сегодня пригласить Роя Александровича к разговору.