ЕСЛИ бы коррупции в России не было, то ее надо было выдумать, так она пришлась политически кстати.
К счастью (без всяких шуток), она есть. Она, как всегда, – везде. В нее вовлечены все поголовно (большинство – не отдавая себе в этом отчета). Но именно этим она и интересна. Борьба с коррупцией – это политическая золотая жила. А из опыта истории мы помним: «Была бы «жила», а «старатель» найдется».
Коррупционеры – это «враги народа» нашего времени. Они претендуют сегодня на то, чтобы занять в общественном сознании место, которое семь десятилетий назад занимали вездесущие шпионы и изменники Родины.
Но коррупция в России – это грандиозный миф. Настоящая коррупция является довольно «аристократическим» социальным недугом. Печально, но это привилегия гораздо более высокоорганизованных обществ, чем российское. Коррупция в точном смысле слова – это отклонение от нормы, нарушение неких общепризнанных, устоявшихся правил управления обществом. Но именно поэтому она существует лишь там, где есть сама норма, то есть там, где реально установилась законность. Нас это не касается.
Русская коррупция – это стиль жизни. Это и есть сама норма. Если бы такой коррупции в России не было, то жизнь вообще остановилась бы, а государственная система распалась. У нас «дают» не за то, чтобы нарушали закон, а за то, чтобы его исполняли. Перестанут – никакие законы не будут работать, ни хорошие, ни плохие. Русская власть испокон веков – это такое большое государственно-частное партнерство. Не подмажешь – не поедешь.
Коррупция в России – это не сбой в системе. Это и есть сама система. Давным-давно известный русский исследователь Лев Тимофеев написал, что русская коррупция носит «институциональный характер». Это свойство русской государственности. Везде, где в России есть государство, присутствует коррупция как принцип его организации. Поэтому победить коррупцию в России невозможно.
Сегодняшняя «борьба с коррупцией» есть проявление скрытой гражданской войны в обществе, ее внешнее политическое выражение. К коррупции как таковой это не имеет никакого отношения. Это война за ресурсы: собственность и власть.
Оставим экспертам разбираться в том, кто и что стоит за тем или иным громким арестом. Это их хлеб. Есть и более серьезные проблемы. Гражданская война – это не просто столкновение интересов, это борьба идеологий. За привлекательным фасадом антикоррупционной кампании скрывается идеология, несущая серьезную угрозу обществу. Эта идеология нам хорошо известна. Ее краеугольный камень – оправдание высшими целями государственного произвола. Это идеология правового нигилизма, возведенного в закон. Такая победа над коррупцией будет стоить дороже украденных миллиардов.
Человечество прошло долгий путь, прежде чем выработало механизмы, хотя бы отчасти ограничивающие бесконтрольное применение государством насилия. Одним из важнейших достижений на этом пути был отказ от уголовного преследования за намерения, какими бы черными они ни были. Ответственность возможна лишь за действия, которыми нарушен конкретный закон. Этот принцип является главным шлюзом, удерживающим государство в берегах права. Сломай его, и государство разольется морем произвола. Именно этот базовый принцип уголовной юстиции оказался поставлен под сомнение вдохновителями антикоррупционной войны.
Дело заместителя министра финансов Сергея Сторчака стало своего рода зеркалом этой «революции права». Судя по официальным сообщениям следствия, у государства был долг перед частной компанией. Государство было обязано этот долг погасить. Чиновник лоббировал совершенно законное решение о возврате государством денег владельцу. Его обвинили в хищении. Было ли ему обещано за «труд» какое-то вознаграждение заинтересованными лицами, мы не знаем. Но это уже совершенно другое преступление, не имеющее ничего общего с тем, в чем его обвиняют. Потому что нельзя похитить то, что тебе по праву принадлежит. В самом возвращении долга нет нарушения закона, это не может быть поставлено в вину никому – ни кредитору, ни чиновнику, готовившему решение.
Впрочем, следствие теперь у нас сплошь и рядом подменяет правительство. Ему сейчас не до законности, оно занято более важным делом – решает вместо министров, что целесообразно делать, а что – нет. При этом его представление о целесообразном весьма своеобразно. Это неважно, что у государства есть долг, который оно по закону или договору обязано отдать. Если этот долг можно не отдать (например, послав всех подальше), то его и не надо отдавать. Неважно, кто это будет – «шарашкина контора» или Кувейт.
Формальное соблюдение закона уже не защищает от уголовного преследования. Следствие теперь идет дальше, роет глубже. Оно выясняет «истинные намерения» людей. Эти «гадкие коррупционеры» так приспособились, что научились строить «схемы», скрывающие их преступные замыслы. Смотришь вначале: вроде все по закону. А приглядишься, видишь – «схема»!
«Схема» – стало любимым словом всех милицейских чинов. Они-то знают, что «правомерное поведение» – это только фикция. Всюду враги. А кто может эту фикцию разоблачить, вывести замаскированных врагов на чистую воду? Только следствие. Потому что враги используют «конспиративные методы», которые ни налоговым службам, ни Минфину не понять. (Это не шутка, а цитата из отзыва, поступившего из московской прокуратуры в суд по одному из дел.) Скоро место «узников совести» в России займут «жертвы злых умыслов».
Мы это уже проходили. Классик сталинского правосудия А.Я. Вышинский писал по этому поводу: «Формальные требования закона могут в некоторых случаях вступать в противоречие с требованиями жизни, с живыми интересами общества и отдельного человека. Разрешение или устранение таких противоречий является одним из важнейших условий правильного осуществления правосудия. Социалистическое правосознание... поднимает мысль и волю судьи на высоту социально-политических принципов борьбы его класса, позволяет судье подойти к оценке рассматриваемого события с точки зрения принципов диалектического материализма и с этой принципиальной позиции правильно ответить на вопросы, что было бы невозможно, исходя из одних только формально-логических категорий».
В течение сорока лет русский Бог водил свой народ по пустыне, выдавливая из него по капле Вышинского. Не получилось. «Сталинское правосудие» возрождается на наших глазах. Пока только идеологически. Но лиха беда начало.
Государству вот-вот придется сделать непростой выбор: либо свободное следствие, либо свободная экономика. Ведь любое предпринимательство – это и есть «схема». Та самая, на уничтожение которой сегодня брошены силы прокуратуры и следственного комитета. Но предпринимательство есть только там, где четко очерчены формальные границы возможного и внутри этих формальных границ разрешено выстраивать любые комбинации, приносящие прибыль. Если формальные границы стираются, капитализм заканчивается. Потому что суду будут подлежать уже не действия, а намерения. Ну тогда всех предпринимателей можно скопом размещать в лагерях. Где вы видели, чтобы деньги зарабатывались с добрыми помыслами?..
А жить-то как, спросит читатель?.. Терпеть. Никакими «кампаниями», никакими арестами взяточников не победить. Можно гражданских взяточников заменить военными, вот и все. Хотите бороться с коррупцией по-настоящему – воспитывайте народ, уменьшайте роль государства в экономике и восстанавливайте режим законности в стране. Другого пути нет.
ОПРОС ПО ТЕМЕ
В 1990 году Г. Попов предлагал узаконить 10% мзды за подпись чиновника.
А ваш процент как способ борьбы с коррупцией?
Спросили мы граждан России
Андрей Ковзик, 58 лет, физик, Ижевск:
– 1% хватит! Уж больно часто они подписи ставят!
Валентина Шалимова, связист, Орск:
– Гавриил Попов хочет узаконить не борьбу с коррупцией, а саму коррупцию! Но это чревато.
Алла, 36 лет, инженер, Томск:
– Кстати, еще можно было бы давать синоптикам – за хорошие прогнозы погоды.
Олег Ли, 44 года, психолог, Псков:
– Коррупция – это наша карма! То бишь – российский менталитет. Тут не помогут ни повышение зарплат, ни жестокое наказание. И проценты – тоже не вариант: все примутся вымогать взятки с еще большим энтузиазмом. Выход один: четкий закон, без лазеек. И вместо чиновников – роботы. А что – неплохая перспектива. Причем, возможно, не столь уж отдаленная.
Игорь, 29 лет, историк, Курск:
– Я думаю, лучше поискать следы где-нибудь подальше в истории. Например, как за взятки сажали на кол. Или как за них же при Петре Первом повесили сибирского губернатора князя Гагарина.
Алексей Разлацкий, 44 года, директор типографии, Самара:
– Процентами размер взятки ограничивать нельзя. Ведь чиновник не может подписывать все бумаги подряд. Он в силу своих обязанностей должен отсеивать одни и давать зеленый свет другим. Взятка – это рыночная (а не плановая, как предлагал Попов) оценка такой подписи. Увы...
Иван Славин, 67 лет, Пенза:
– Я установил бы те же 10 процентов. Только по-другому: каждого десятого такого «благодетеля Отечества» – к стенке!
Инна Хемуль, 29 лет, менеджер, Тула:
– Предлагаю узаконить 20%. Это удобно. Как в турбизнесе: если сам расстараешься и нужную подпись поставишь, все двадцать берешь себе. А если кто поможет, выполнит за тебя черновую работу (ну там, посредник какой), то десять ему отдаешь, десять себе оставляешь. Удобно и ненапряжно.
Сергей Усов, 28 лет, программист, Архангельск:
– А че? Вполне здравая идея. Проценты пусть власти сами установят. Следом нужно узаконить взятки на дорогах. Но при одном условии: чтобы налоги в казну платили – со всех взяток, «шапок», откатов и прочих «дельт».
Владимир Ветчинкин, 82 года, ветеран войны, Кострома:
– Сказав «а», нужно произносить не только «б», но и все остальные буквы алфавита. Я предлагаю вообще не платить чиновникам. А вернуться к практике XVI века и восстановить институт кормления. Уж тогда точно утрем своей самобытностью нос европам!
Анна, 31 год, агроном, Липецк:
– Будь официальная мзда хоть 200% – все равно за «срочность» и прочую «беспроблемность» придется выкладывать 300, 500% и т.д. Ведь у нас чиновники мзду берут не от бедности, а потому что положение обязывает! Какой же он чиновник, если без взяток обходится?!