МНЕ посоветовали пообщаться в Бору с тремя местными художниками. Хотя в разговорах то и дело возникали новые фамилии - а этот тоже картины пишет, а тот по дереву режет...
Давно я слышал о Язепе Мажулисе. Его персональные выставки проходят в Красноярске, картины раскупают приезжие не только из России. Впрочем, Язь, как его зовут друзья, не любит уезжать из Бора. В просторном деревянном доме он живет с женой и младшей дочерью, старшая - в Красноярске.
Несмотря на латышское происхождение, он много лет назад стал сибиряком, приехав в Бор заниматься промысловой охотой. И выглядит как классический сибиряк: большой, похожий на добродушного медведя. Живопись - бывшее хобби (хотя Мажулис учился в художественном училище), стала основным занятием только теперь.
- Страсть к охоте у меня с детства, дядька «заразил», - рассказывает Язеп с улыбкой. - В Латвии ведь великолепные леса. Но таких просторов, как здесь, нет! Приехал и остался...
Теперь он не охотится:
- Появилось вдруг чувство, что поступаю неправильно, отнимая жизнь у животных... А когда у охотника появляется эта жалость к жертве, лучше повесить ружье на стену.
Пока мы пьем чай, он говорит о духовном росте, о своем поиске Абсолюта, который у каждого художника - свой.
Картины Язепа близки к классической русской пейзажной школе. Но даже в самой «раскрученной» из них, напоминающей темой и колоритом шишкинских медведей, есть «мажулисовский» стиль. Мажулис не любит продавать плоды своего труда, но других доходов нет. Его полотна, в среднем, «уходят» по 6-8 тыс. руб., на жизнь, в общем, хватает.
Николай Оносов выглядит моложе, высокий и сухощавый. Он, наоборот, утверждает, что картины - только для заработка, а основной его интерес - блюз и литература. Когда зашел к нему, в его избушке происходила запись новой песни борской рок-группы. Музыкантов в поселке не меньше, чем художников.
Больше всего о Николае говорит то место, где он живет. Участок на окраине бора окружен березняком, здесь - просторная мастерская в виде русского теремка, вольер для лаек и маленький домик, где живет сам Николай. Он - сын художника, и теперь жалеет, что не слишком охотно воспринимал уроки отца:
- До многого приходилось доходить самому, заново открывать Америку.
Одно время жил в Москве, но никогда не мог усидеть на одном месте. Исколесил почти всю страну, осев наконец в Бору. Поддерживет связь с прежней семьей, а новую заводить не хочет. Живопись Николая передает его неспокойный характер. Если в полотнах Язепа Мажулиса таежные виды полны гармонии и покоя, то в оносовских чувствуется резкость, мятежность. За глаза односельчане посмеиваются над тягой Николая к справедливости - он уже несколько лет судится с администрацией в Туруханске, доказывая, что в Бору есть культура, и, следовательно, на нее нужно выделять деньги из районного бюджета.
Оносов же меня познакомил со своим тезкой - Николаем Смирновым. Потому что «иначе он с тобой и говорить не станет». Тот и в самом деле оказался немногословным, небольшого роста, с застенчивой улыбкой и по-детски ясными глазами. Всю жизнь Николай проработал охотоведом, хотя в юности думал и о карьере следователя:
- Подумал: я не богатырского здоровья, не гигантского размера, - смеется он, - как перед жуликами строгость напускать?
Тягу к живописи почувствовал после пятидесяти. Теперь искусство стало главной страстью Николая. Тем более детей-внуков нет. Писать маслом стал сразу, обращаясь за советами к Мажулису и Оносову. По мнению окружающих, Николай создает оригинальные картины в стиле, близком к народному примитивизму. Смирнов недоволен: у Язя и Оносова, говорит, лучше выходит, хочу, как они...
Все трое - очень разные, но есть в них общее. Какое-то хорошее упрямство, внутреннее достоинство, которое нет нужды выпячивать - если есть, то и так видно. Это качество, похоже, «фирменное» в Сибири вообще. С другой стороны, в них нет и романтизма, свойственного, как принято считать, художникам: Мажулиса я застал на огороде, Смирнова - за починкой разобранного мотоцикла. В своей просторной мастерской-теремке Оносов не картины пишет, а плотничает...
Когда-то русские передвижники ездили в Италию, чтобы учиться. А в Бору, возможно, рождается художественная школа «таежников», которым путь в искусстве указывает один суровый учитель - сибирская природа. Им другого не надо.
Эксперимент Бора
В НАЧАЛЕ перестройки борские мужики занялись свиноводством. Недалеко на Енисее есть необитаемый островок, где нет хищников, зато в достатке растительности. Завезли туда на лето свиней. Рассчитали, что к осени они нагуляют вес, а свининка на северах в цене. Но, вернувшись в сентябре, обнаружили мужики вместо раздобревших хрюшек стадо поджарых и хитрых диких свиней, на которых пришлось охотиться с ружьями и собаками... С тех пор животноводческих экспериментов в Бору не ставили.
Жизнь - тайга, поселок - Бор
ПЕРЕЛЕТ от Красноярска на стареньком Ан-24 занимает около двух часов. Под крылом, как в песне, - зеленое море тайги, прорезанное ровными линиями просек и змеистыми лентами рек.
Самая широкая из них - Енисей. Поселок Бор стоит на берегу великой сибирской реки, почти в Заполярье: пять тысяч жителей, стрекочущая круглосуточно дизель-электростанция, аэропорт «Подкаменная Тунгуска» и конечно тайга.
Она начинается уже в поселке редколесьем сосен и берез, среди которых дома и улочки стали естественной частью пейзажа. Хотя местные, конечно, не согласятся. Для них тайга там, где зверя встретишь куда чаще, чем человека. Другие здесь масштабы. Этой зимой вся страна замерзала, но в Бору минус 62 по Цельсию восприняли философски. Оно и понятно, если минус 50 - обычное дело...
Сокрушаются только, что в подвалах картошка померзла. Картошка - стратегический продукт. Потому что остальное либо завозят с Большой земли (в навигацию - по Енисею, зимой - самолетом), либо «берут» в тайге. Плодородной почвы мало, преобладает песок. Оттого личные огороды разбивают на привозном грунте.
Центр поселка - скопление разнокалиберных частных магазинчиков напротив Дома культуры. Любому приезжему придется зайти сюда: единственное в поселке кафе закрыто на ремонт, а в гостинице только кухня, где постояльцы сами себе готовят еду. Рассчитываю купить местного сала (сибирское - самое вкусное!). Не тут-то было. Продавщица объясняет, что личной скотины почти ни у кого нет, корма дорогие. Здесь деликатесы - то, что в тайге не водится.
Жизнь здесь дорога - цены на привозные продукты раза в полтора-два выше, чем в среднем по России.
Средняя зарплата - около трех-пяти тысяч рублей. Северный коэффициент отменили лет пять назад, потом в большинстве районов восстановили. Но не здесь - местные считают, что из-за бездействия районной администрации. Райцентр вообще недолюбливают - правильнее, мол, было бы сделать район Борским. Такой сепаратизм районного масштаба.
Впрочем, Бор действительно как-то ярче Туруханска. Ведь поселок собирался «в Бор - по сосенке» со всего СССР. Когда-то здесь работали геологоразведка, экспедиции, промысловые хозяйства... Кто-то из приезжих остался насовсем, «заболев» енисейской тайгой, да и по житейским причинам - дом, семья, работа. И уезжать почему-то никто не хочет.
Автор благодарит за помощь в подготовке этой статьи директора Центрально-сибирского заповедника Андрея Сапогова и его заместителя Алексея Итяйкина.