Громкий скандал, разразившийся вокруг «мёртвых душ» в питерской больнице, запустил чуть ли не национальную дискуссию о том, что это было. Одни наблюдатели возмущены: мол, мы тут переживаем, что у нас медицина недофинансирована, везде очереди, а качество помощи оставляет желать лучшего. А врачи, оказывается, нас за нос водят и на золоте кушают. Другие удивляются, наоборот, общественному возмущению: дескать, «мёртвые души», которые получают зарплату, но на работу не ходят, – они везде, в любой сфере. С чего вы вдруг проснулись именно сейчас?

Присосались

В начале октября 2024 г. в городской больнице №20 Петербурга по-свойски разгуливали силовики. По делу проходит более 30 человек, суд санкционировал 13 арестов. По версии следствия, руководящие работники больницы оформляли в учреждение своих знакомых и родственников, которые реально здесь не появлялись. На них щедро расписывались зарплаты, а также премии и всевозможные «стимуляционные выплаты» – всего набежало аж 344 млн рублей.

Схема выглядит незамысловато: несколько сотрудников, отвечающих за финансы больницы в Московском районе, сговорились. По версии следствия, главный бухгалтер Ольга Яковлева фиктивно трудоустроила мужа, домработницу, дочь, зятя и приятеля зятя на скромные должности: водитель, бухгалтер, инженер, оператор ЭВМ. Наталия Чоха, замглавврача по финансовым вопросам, пристроила экономистом, регистратором, оператором ЭВМ племянника, его жену и даму, которая, как скромно говорят сыщики, проживала с ней в одной квартире. Под суд пошли начальница отдела кадров Алиса Костенкова и глава юридического отдела Ирина Коваль. А заодно многолетний начальник отдела бухгалтерского учёта и отчётности администрации Московского района Валентина Резникова, которая «подсунула» в больницу №20 трёх «мёртвых душ». Главврач Татьяна Суровцева проходит по делу как свидетель и о злоупотреблениях вроде как не знала, хотя Резникова, как говорят, является её близкой подругой.

За пределами больницы, где пациенты часто не могут дозваться медсестру, у фигурантов дела оказалась богатая во всех смыслах жизнь. Некоторые предполагаемые подельники даже жили в одном доме – элитном новоделе на набережной реки Фонтанки со спортзалом, бассейном, паркингом, где стоимость квартир измеряется десятками миллионов рублей. Замглавврача Наталия Чоха значится также основательницей «культурно-образовательного проекта – Клуб NeL» и владеет фирмой, которой принадлежит одна «клиника эстетической медицины». Её племянник оказался гражданином Эстонии и владельцем стоматологической клиники в Таллине с рабочей визой Дубая. У его жены обнаружились также рабочая виза США и греческий вид на жительство. В течение последних трёх лет на территории России она не была 655 дней. Как же она работала всё это время оператором ЭВМ в питерской больнице? Вероятно, так же, как сожительница зама главного врача экономистом, будучи гражданкой Израиля и находясь за пределами страны более 960 дней с 2019 года.

Дело взбудоражило не только медицинскую общественность – в воображении многих жизнь встала с ног на голову. Ведь считается, что врачи – одна из самых нуждающихся прослоек нашего общества. А больницы и подавно финансируются по остаточному принципу, в них всё время чего-нибудь не хватает. Но тут получается, что за дюжину «мёртвых душ», оформленных на низовые должности, можно за короткий период с января 2021 г. по июнь 2024 г. пропустить 344 миллиона! Как же им это удалось?

Но это-то до сих пор и является главной тайной следствия. Известно лишь, что на фиктивно устроенного инженера в больнице расписали 57 млн рублей за три года. То есть по 19 млн в год. По 1, 5 млн в месяц. Такую зарплату получает в Москве директор крупной сети магазинов, а тут инженер в больнице! Ещё парочка таких же работников за три года освоила 82 млн рублей. Как именно их премировали и стимулировали, обществу очень интересно. Ведь, по данным питерского комитета по здравоохранению, средняя зарплата петербургского врача составила 143 тыс. рублей, хотя в реальности большинство коллег и половины этой суммы на руки не получают.

В представлении губернатора Беглова средняя зарплата по Петербургу перевалила за 105 тыс. рублей ещё в мае 2024 года. Хотя рекрутеры даже в сентябре видели менее 78 тысяч. А от молодых людей, пашущих администраторами, официантами, барменами, продавцами, часто слышишь, что 60–70 тыс. рублей при полной занятости – это потолок. Но ведь «средняя температура по больнице» берётся как раз не с потолка. Если в питерских больницах на круг выходит 143 тыс. рублей, значит, именно столько и уходит из бюджета, если фонд заработной платы разделить на количество эскулапов. И тут, безусловно, стоит подождать подробностей.

Много лет назад в Питере была история: половина всего городского фонда, из которого оплачивают больничные, ушла на футболистов «Зенита». Де-юре всё законно: игроки ведь тоже работники – они застрахованы, и, получив травму, вправе рассчитывать на сохранение значительной части зарплаты. А зарплаты у них – по несколько миллионов евро. И с разрывом, например, крестообразной связки на больничном сидят по полгода и более. Есть подозрение, что как-то так рождаются и средние цифры зарплат в медицине. Медсёстры получают на руки 40 тыс., а у кого-то из операторов ЭВМ мама в больнице главбух, «Мерседес» в подземном гараже и квартира в стиле «полный ампир». И в среднем выходит 143 тыс. по отрасли.

Показательно, что комитет по здравоохранению не стремится ситуацию в больнице №20 исчерпывающе прояснить. Почему-то притихли и связанные со Смольным городские СМИ. Волнение чиновников можно понять: а вдруг силовики воспримут эту историю как отмашку и начнут вычёсывать «мёртвых душ» в других учреждениях – не обязательно медицинских. Ведь каждый россиянин может выудить из собственной памяти несколько случаев, когда кто-то получает зарплату и не работает.

Бумажный Левиафан

Почему-то в России не появилось специального термина для описания явления. В Аргентине, например, неработающие получатели зарплат и премий называются «ньокки» – и каждый понимает, что речь не только о вкусных клёцках, которые принято подавать на стол 29-го числа каждого месяца. Маурицио Макри, став президентом Аргентины в 2015 г., сразу уволил 20 тыс. ньокки. Столько их набралось в одних только федеральных органах власти страны, где численность населения  –примерно как на Украине.

Кто же они? В основном чьи-то родители, жёны и любовницы. Очень много функционеров перонистской партии, которая находилась у власти до президентства Макри. Например, человек активно участвовал в предвыборной кампании и получил в награду бюджетную синекуру, которая будет его кормить до новых выборов. Немало ньокки оказалось в армии: командиры не будут поднимать шум, если в роте служит по контракту десяток призраков, приходящихся роднёй какому-нибудь генералу. В штабе, наоборот, решат, что часть теперь под защитой и можно взять на довольствие и свою родню. Ньокки есть абсолютно везде: в науке, в театрах, в журналистике.

В Аргентине проведена масса исследований на эту тему. Не вызывает сомнения прямая связь между засильем ньокки и длинными очередями в присутственных местах. Ведь и остальные служащие работают спустя рукава, поскольку они тоже чьи-то протеже, а уволить их непросто. Социолог Хавьер Аурейо описал полнейшее бесправие участников программы социального страхования «Нуэстас Фамилас». Официально приём граждан с 9 часов утра, а реально – с 11. Вас никто не слушает, гоняя за справками из одной километровой очереди в другую. Экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон пишут, что именно засилье ньокки привело к тому, что в 2011 г. Аргентина стала первой страной, которую МВФ осудил за отсутствие адекватных сведений об уровне цен и размере национального дохода. Ведущие инвестиционные рейтинги перестали публиковать данные об Аргентине, потому что сочли их полностью недостоверными. «Аргентинцы – не граждане со своими правами, а «пациенты» государства, которое может уделить, а может не уделить им внимание», – подытоживают экономисты.

Конечно, очередь в поликлинике не обязательно вызвана тем, что врачами оформлены «мёртвые души». В России они чаще всего занимают как раз малозаметные должности в каком-нибудь ГУПе, фонде или ассамблее. Но без всякой статистики понятно, что порочная практика не может появиться на пустом месте. По сути, ньокки – это вершина пирамиды приписок. А в её основании – знакомые всем нам с детства практики.

Как рассказывали «АН», однажды парламентарий из Свердловской области Андрей Альшевских поднял бучу. Он не поверил в отчёт горздрава Екатеринбурга, будто от гриппа привито 98% школьников города. А врач Свердловского КВД Илья Афанасьев раскрыл, что каждый год главврач получает из областного Минздрава план-задание на приём пациентов, который среди докторов именуют «планом приписок». Чаще всего врач принимает пациента вживую раз или два, а ещё 3–4 визита накручивает ему на бумаге. Афанасьев лично знает случай, когда один коллега «принял» таким образом 700 пациентов за месяц. На приём «ходят» даже давно умершие люди.

Тюмень как-то потратила на диспансеризацию сотни миллионов рублей, а внесённые в карты пациентов заведомо ложные сведения легли в уголовное дело против завотделением поликлиники №4. В Уфе такая же песня с вакцинацией детей от свиного гриппа: по документам привиты 97 человек, из которых подтвердили факт прививки лишь 8.

Система эта куда более жуткая, чем это выглядит на первый взгляд. Например, приписали пациенту ишемическую болезнь сердца. А пару лет спустя из-за этой записи в карте ему не рискнули удалить аневризму – и человек умер. Или нарисуют здоровому парню какую-нибудь аллергию, а его из-за этого в авиацию не возьмут. В клинической практике всё больше хирургов предпочитают удалить 50 бородавок вместо одной онкологии и быть на доске почёта за «скорострельность». Или поставить пациенту ненужный стент за кучу денег, потому что сверху спущен очередной план. Или не оперировать никого после инсульта, поскольку есть риск испортить себе показатели.

По статистике, в 2013 г. в Москве оказано 700 млн медицинских услуг. А в 2014 г. перешли на подушевое финансирование, и услуг стало 400 миллионов. Вероятно, дельта в 300 млн услуг – это и есть приписки. Но, с другой стороны, этот факт демонстрирует, что в России система худо-бедно реагирует на показуху изменением правил игры. Меняются они и сегодня. История с питерской больницей №20 как раз может стать одной из развилок. Раньше раскрытых ньокки обычно просто по-тихому увольняли. А сейчас все они будут ждать суда в тюрьме.

Дыра в заборе

Однако в стране, где в школьную программу давно входят гоголевские «Мёртвые души», было бы странно смотреть на описанную проблему узко: мол, какие-то врачи в Питере присосались к бюджету. И скорее всего, не они одни. Более широко стоит говорить о проблеме показухи, поскольку она не является явлением, присущим какому-либо народу или стране априори. Показуха – это всегда следствие дурных правил игры, при которых изображать и приписывать удобнее и выгоднее, чем реально что-то сделать.

Взять, к примеру, показуху в ожидании визита первых лиц: дома покрашены до третьего этажа (выше из машины не видно), дорога заасфальтирована вместе с люками, на каждом углу полицейские в белых рубашках. Так встречали и Брежнева, и Николая II, но из этого не следует, что склонность к показухе у русских выше, чем, например, у немцев. Последние аналогично встречали Гитлера, но при Ангеле Меркель были уже совсем другие правила игры, и асфальтировать люки нет смысла. В России тоже заметны изменения. Там, где ещё недавно визит кого-нибудь из первых лиц парализовывал городскую жизнь, граждане могут быть и не в курсе, что к ним приехал большой начальник из Москвы.

Уровень показухи – это индикатор неэффективности экономики. Потому что богатство и власть должны приносить способности, креативность и упорный труд, а не умение понравиться начальству. В России и тут многое меняется к лучшему на наших глазах.

Ещё несколько лет назад въезд в г. Сосновый Бор (Ленинградская область), где находится атомная электростанция, осуществлялся строго по пропускам. Для оформления пропуска требовалось заявление жителя Сосновоборского района: да, мой товарищ на такой-то машине планирует приехать ко мне на дачу на шашлыки. Ведь пункт проверки пропусков расположен в 20 км от Соснового Бора в п. Лебяжье – а вокруг могучий дачный муравейник. Дальше – чистый Зощенко: как в любом российском заборе есть дырка, так и в Сосновый Бор во все времена можно было заехать по одной из второстепенных дорог, на которых никаких постов отродясь не стояло. Более того, никто не досматривал дачников в электричках на Сосновый Бор, даже их 30-килограммовые рюкзаки, в которых можно ввезти в закрытый город что угодно.

Но эта ситуация только со стороны кажется глупой. Если пост стоял, значит, на его содержание выделялся бюджет. А держать его в Лебяжьем выгодно с точки зрения оптимизации расходов – тут военный городок, казармы. Наконец, выдачей пропусков занимался целый отдел – значит, у его куратора вырос статус. Но всё-таки со временем систему пропусков отменили за ненадобностью. А со временем и пост исчез. Равно как и множество постов ГИБДД на пересечениях дорог и въездах в мало-мальски крупный населённый пункт. Ведь какой в них толк с точки зрения безопасности движения? И со временем рациональный подход взял верх.

По-настоящему позитивные изменения, как правило, имеют накопительный эффект. Они приходят в нашу жизнь по капле, а изменения можно рассмотреть только на длинном историческом отрезке. Сохранилось свидетельство: 200 лет назад нижнеудинский исправник Лоскутов узнал о приезде нового генерал-губернатора Сперанского и загодя готовился к нему – отобрал у населения своего уезда чернила, бумагу и перья, сложив эти приспособления для писания жалоб в волостных управах. Но уже спустя 50 лет пейзаж в российской провинции был совершенно другим: земства, присяжные заседатели, свободные от крепостной зависимости земледельцы. После Великих реформ 1860–1870-х Чичиков уже не смог бы сдавать государству «мёртвые души».

При Павле I из боязни революционной «якобинской заразы» запретили употребление ряда слов, среди которых «свобода», «представитель», «отечество». В 1800 г., за год до убийства Павла, вышел запрет привозить из-за границы книги, «на каком бы языке оные ни были». При Николае I было официально запрещено слово «прогресс». Однако начавшееся после смерти Николая и отмены крепостного права бурное экономическое развитие страны только прогрессом и можно назвать. В Российской империи как будто из ничего появились передовая наука, блестящая культура, сильный частный бизнес.

Всё это, увы, не спасло страну от революционной катастрофы. Однако события 1917 г. не были предопределены, став следствием трагического стечения обстоятельств. Зато уровень показухи резко вырос в советские годы, когда каприз начальства стал значить для карьеры управленца больше, чем любые хозяйственные успехи. Плановая экономика, особенно если план спускается вниз без поправки на реальные экономические возможности субъекта, неизбежно влечёт за собой приписки, показуху и размножение ньокки.

По свидетельству биолога и философа Александра Любищева, в одной ботанической работе было указано, что растительность северной тундры носит «угнетённый характер». «Недопустимо! – вскричал советский цензор. – В Советском Союзе нет угнетения!» После переименования Петрограда в Ленинград некоторые ретивые цензоры требовали переименовать петрографию в ленинграфию. Изображения вымерших животных в книгах было принято сопровождать изображением крестика – дескать, данный вид известен только в ископаемом состоянии. Цензор потребовал снять крестик – это религиозная пропаганда. Если бы должности цензора не существовало, этот злыдень, возможно, превратился бы в нормального учёного-исследователя, заинтересованного сотворить что-то общественно важное.

В той же науке не может возникнуть питательной среды для клонирования ньокки, если коллектив ориентирован на реальные достижения. И совсем другое дело, если на госфинансировании находится институт с определённым количеством ставок. Ставок может становиться больше или меньше, но чем занимаются конкретные люди, очень трудно по достоинству оценить. Без всяких шуток. Попытка «оптимизировать» коллектив, усилив бумагооборот с указанием целей, задач и достижений в работе каждого сотрудника, может привести к тому, что оптимизируют как раз самые ценные кадры, занимающиеся стратегическими исследованиями на перспективу. А ньокки останутся.

Или всевозможные программы поддержки – это, казалось бы, очень хорошо, поскольку государство стимулирует перспективные отрасли экономики. Но эта помощь превращается в проблему, когда для регионов становится приоритетом не привлечь реального туриста, а попасть в казённое финансирование. Для этого принимаются безбожно надувать статистику, о чём глава Крыма Сергей Аксёнов раздражённо заметил: «Я в этом году сто раз слетал в Москву, поэтому я мог бы быть сто раз турист. А весь Совмин мог бы процентов тридцать такой статистики обеспечить». Но систему поддержки туристической отрасли меняли не раз, а значит, власть по крайней мере осознаёт наличие проблемы.

Однако история с больницей №20 совсем не обязательно говорит о старте системной борьбы с ньокки и изменений правил игры для чиновников. Она вполне может означать лишь сокращение подлежащего делёжке пирога. А история с иностранными видами на жительство и бизнесом питерских ньокки подлила масла в огонь, сделав заурядную историю медийной. Если бы не забугорный макияж получателей бюджетных миллионов, смаковать который так любят охотники за хайпом, развивать тему было бы дурным тоном.

Кормилец Колобок

Поддержка туризма далеко не всегда касается тех, кто реставрирует памятники истории и мостит пешеходные зоны. «Туристическую привлекательность» часто высасывают из пальца.

В начале 2010-х регионы на полном серьёзе вступили в схватку за использование в качестве своих брендов сказочных персонажей. Великий Устюг первым додумался застолбить Деда Мороза, а в 2010 г. Ульяновская область вцепилась в Колобка. Местный краевед доцент Ульяновского университета Сергей Петров заявил, что «колебяткой» в старину в Поволжье называли остатки теста. И хотя в словаре Даля есть ссылки на псковские, архангельские и симбирские корни слова «колоб», губернатору скоренько принесли смету на создание интерактивного игрового тематического парка по мотивам русской народной сказки «Колобок», который будет должен растолкать туризм в области.

В жёсткой конкурентной борьбе со столь же голодными соседями Снегурочку присвоила себе Кострома, Алёшу Поповича – Ростов Великий. Власти Переславля-Залесского зарегистрировали на себя Тридевятое царство. Вовремя подсуетились главы города Мышкин, села Кукобой и посёлка Ермаково Ярославской области, прописав у себя соответственно Мышку-норушку, Бабу-ягу и Курочку Рябу. Тверской губернатор заговорил о том, что в Старицких пещерах непременно должна находиться родина Кощея Бессмертного, а в путеводителе по Калининградской области можно встретить заголовок: «Зеленоградск – родина Буратино». В Архангельской области два посёлка с названием Борки претендуют называться родиной атамана Ермака. И там и там туристам предлагают нырять в «колодец Ермака» – мутную канаву, где покоритель Сибири якобы закопал сокровища.