«Учимся друг с другом ладить». Ученый рассказал о внедрении в среду мигрантов

Миграционная тема сегодня одна из самых актуальных. Удивительно, но при ее обсуждении мало кто остается равнодушным. Даже на бытовом, кухонном уровне возникают порой противоречия и ссоры. Можно представить с какими сложностями сталкиваются эксперты, любое высказывание которых про миграцию вызывает острую дискуссию и бурю эмоций.

Героем моего интервью стал ведущий специалист в области миграционных процессов на Южном Урале Андрей Авдашкин. Молодой ученый Южно-Уральского государственного университета подтвердил, что эта тема требует особой тщательности в подборе слов. А еще признался, что ради научных исследований ему приходится «внедряться в среду» и итоги таких экспериментов непредсказуемы.

Справка «АН»

Андрей Александрович Авдашкин, кандидат исторических наук. Выпускник ЧелГУ. Тема диссертации «Процессы диаспоризации на Южном Урале: 1989-2002 гг. (на материалах Челябинской области). Старший научный сотрудник международной научно-исследовательской лаборатории миграционных исследований Института медиа и социально-гуманитарных наук ЮУрГУ. Доцент кафедры отечественной и зарубежной истории. Сфера научных интересов — миграция, Центральная Азия, межкультурные отношения.

Исходная точка

- Вы получили диплом политолога. А стали историком, раз занимаетесь исследованием миграционных процессов?

- В известной степени это произошло случайно. С детства мне нравились гуманитарные предметы. Может, потому что я был крайне неуспешен в точных науках. Но как-то же надо было самореализовываться. После завершения учебы в университете встал вопрос «что делать дальше», и меня привлекла академическая траектория, аспирантура. Возникла альтернатива: Москва (МГУ) или  Челябинск. Так получилось, что я не мог уехать по семейным обстоятельствам, остался тут. 

В аспирантуре было место только по направлению «Отечественная история», и поначалу я крайне скептически отнесся к идее стать историком. Специальность казалась скучной, неперспективной, к тому же требовалась определенная переквалификация. Нужно было не только взаимодействовать с диссертационными советами, но и вникать в историографию, учиться самостоятельной работе в архиве. А для человека с базовым политологическим образованием это очень непросто.

В конечном итоге защитился. Скорее, больше для галочки. И, наверное, на этом можно было поставить точку. Но потом каким-то удачным образом мы связались с коллегой из ЮУрГУ, которая предложила развивать миграционную тематику, двигаться дальше. Хотя, честно говоря, я  не ожидал, что кто-то к этой теме проявит интерес.

- Тогда она не была еще так актуальна?

- Она была актуальна, но в пределах одного-двух научно-исследовательских центров или университетов. Обычно это Москва, Санкт-Петербург, Томск, Иркутск. А на Урале я вообще не слышал, что бы кто-то из ученых интересовался миграционной проблематикой.

- А процессы-то шли уже…

- Шли, конечно. Причем очень динамично. Просто этим никто не занимался. И как-то так внезапно я обнаружил себя в лаборатории, в которой ведутся миграционные исследования. Пришло осознание, что это нужное дело. 

- …И крайне сложное? 

- О сложностях я не думал. Роль сыграло совпадение. С одной стороны, свободная ниша, с другой – мой научный интерес. Работа над диссертацией стала исходной точкой. Я погрузился в исследования с большим энтузиазмом. 

Идеальное решение

- О миграционных процессах в начале научного пути вы ничего не знали?

- Не знал. Для меня это было неважно и неинтересно. Но потом, когда стал писать диссертацию, понял, что сообщества и люди, которыми я занимался, имеют сложную и долгую историю. В то или иное время приехали на Южный Урал при каких-то своих драматичных или не драматичных обстоятельствах. Не было статики и в период их проживания здесь.  Они обменивались контактами, обзаводились связями, уезжали на родину и возвращались обратно. Оказалось, что они вплетены в очень непростую динамичную мозаику постсоветских миграций, интересных или ужасных, но в любом случае связанных с обогащением жизненного опыта.

Кто-то бежал, спасаясь от военных конфликтов. А кто-то, к примеру, будучи уважаемым анестезиологом, решил в какой-то момент просто сменить место жительства. Его никто не гнал, никто не ущемлял в правах, не было опасности для жизни, но пришел к выводу, что хочет себя реализовать в другой стране. 

Все эти переплетения человеческих судеб и биографий вошли в канву кандидатского исследования, которое оказалось увлекательным. Скепсис по поводу того, что буду историком, исчез. Теперь я даже благодарен тем, кто помог принять такое решение, хотя оно казалось тогда тупиковым, путем в никуда. Что поделаешь? Молод был, глуп и неопытен (смеется). Решение оказалось действительно идеальное. Особенно если учесть, что сейчас это крайне важное и актуальное направление, причем не только в плане применения собственных компетенций. Это еще и значимо, с точки зрения стратегической, общественной.  

- Оптимистам и пессимистам всегда сложно договариваться… А вы в рамках миграционного вопроса к какой категории относитесь?

- Я отношусь к категории реалистов. Для меня нет и не может быть идеологических штампов. Эксперт, собственно, и отличается от неэксперта тем, что никогда не будет предлагать какие-то «простые» решения, продвигать ту или иную позицию, идя на поводу у эмоций или какого-то узкого интереса. Эксперт анализирует всю картину в целом, сопоставляет все аргументы «за» и «против» и только потом представляет свою точку зрения. Он несет за нее определенную ответственность. 

- И все же хорошо это или плохо, что к нам из других регионов едут представители разных национальностей?

- В целом, конечно, хорошо. Лишнее свидетельство того, что регион благополучный, конкурентоспособный, привлекательный. Мы занимаем неплохие позиции по числу иностранных студентов. Значит, образование в наших вузах востребовано. Студенты учат русский язык, знакомятся с нашей культурой, интегрируются, заводят семьи, получают российское гражданство либо возвращаются на родину, укрепляя наши позиции в науке и в образовании. Что же касается деталей, то здесь, безусловно, есть серьезные риски. И если возникают проблемы, их надо решать. Причем, с привлечением экспертов. 

Историческая память

- Какой научный вопрос наиболее интересен вам сегодня?

- Основной фокус — это миграция из Азии на Урал в XX-XXI веках и ее отражение в исторической памяти. Что мы вообще помним о тех или иных категориях мигрантов? Что мы знаем о китайцах-красноармейцах, к примеру? А ведь китайцы вступали в Красную Армию и воевали на стороне большевиков. Есть большой пласт исторической памяти о них, начиная с газет, где публиковали фотографии воодушевленных бойцов, вооруженных винтовками,  и заканчивая российскими кинолентами, где, хоть и эпизодически, но вспоминали, что были китайцы, готовые сражаться за власть пролетариата. С начала XX века китайцы массово приезжали работать на уральские заводы. Приезжают и сегодня трудиться, учиться, заниматься предпринимательством.

- Казалось бы, давно можно было привыкнуть… Но почему миграционная тема всеми так остро воспринимается?

- В одной из республик из состава СССР традиционно высокая рождаемость. Причем не у городского населения, а у жителей сельской местности. Когда эти люди приезжают, предположим, в город-миллионник, им сложно адаптироваться к бытовым и социальным сторонам жизни. Возникает банальный конфликт, который от этнической принадлежности, в сущности, не зависит. С одной стороны, на остроту восприятия темы влияет реакция принимающей стороны, а с другой — безусловно, поведение тех, кто приезжает. 

Если происходит негативное событие с участием выходца из другой страны, оно воспринимается в десятки раз острее и эмоциональнее, чем аналогичные 10 ситуаций, в которых участником, предположим, был тот, у кого нет миграционного опыта. И это все накладывает серьезный отпечаток.

- И что с этим делать?

- Нужно заниматься профилактикой таких конфликтов, развивать культуру диалога, в конце концов, объяснять, что нужно соблюдать законодательство. Ведь нет никакой разницы, где родился человек, кто он по национальности, если у него есть паспорт гражданина Российской Федерации. А значит, есть права и обязанности, которые все должны выполнять.

Включенное наблюдение

- Какие методы вы применяете в своей работе?

- Веду качественные и количественные исследования. А еще — так называемое включенное наблюдение. Собираю интервью, глубинные и в формате экспресс. Все, как у этнологов, которые регулярно уезжают в экспедиции в отдаленные районы и живут там длительное время. 

- Вы сразу раскрываете карты и говорите, что ученый?

- Не сразу. Когда как. Иногда понимаю, что можно не сообщать, что и зачем делаю, и человек не будет пугаться и стрессовать. Но бывает, что надо как-то объяснить этот интерес, и тогда рассказываю о задачах и целях.  Если человек охотно соглашается, мы устанавливаем долгосрочные личные связи, он становится  одним из моих постоянных информантов, и через него можно уже на других людей выходить. 

Многое зависит от замкнутости среды. Например, в Магнитогорске я посещал заводские общежития, где проживали рабочие из Вьетнама. Некоторые отказывались идти на контакт, а кто-то соглашался впустить в свою среду. Я приходил в гости поздним вечером уже после завершения их рабочего дня, мы вместе ужинали, пили чай, беседовали. Но есть и те, кто сразу замыкается и думает: «Чего тебе вообще надо от меня? Зачем сюда пришел? А не дать ли тебе по лбу?..».

- Неужели и такое бывает?

- В моей практике не было. Но мысли, я думаю, разные рождались у собеседников... Каких-то особых психологических приемов мне не приходится применять. Просто эмпатия важна, необходим элементарный такт и, конечно, временной ресурс.

Все приходит с опытом. Первые попытки установить контакты с таксистом из одной постсоветской страны в период пандемии вспоминаю с ужасом. Хорошо, что адекватный попался. Мы содержательно побеседовали, обменялись телефонами, даже несколько раз виделись и пили кофе. Но этот опыт хорош разве что для работы над ошибками. Иногда полезно набивать шишки. Хотя, надо понимать, что и сегодня количество тех, кто не идет на контакт, в разы превышает количество тех, кто становится информантами.

- Вас это расстраивает?

- Нет. Ну это их право. Они заняты, у них сложная жизнь, они должны там и тут заплатить, да еще и домой что-то отправить. Воспринимаю отказы, как издержки своей научной биографии и делаю для себя соответствующие выводы, анализирую, почему так произошло. То ли человек находится в стрессовой ситуации, потому что жену депортировали, дом на родине недостроен и сын двоечник, то ли это мои ошибки профессиональные, что-то недоучел.

Спад или волна?

- Внедрение в среду — это вполне научный подход или ваше «изобретение»?

- Это то, чем занимаются практически все этнологи. Изучая, к примеру, российских немцев, которые еще остались в сибирской глубинке, они приезжают в село, устанавливают контакты, участвуют в праздничных мероприятиях. То есть это самая простая классическая схема. Таким образом набирают первичный материал, сопоставляют с другими источниками и данными, что-то верифицируют, критически осмысливают, препарируют… Обычная исследовательская работа.

- Что самое сложное в вашей научной деятельности?

- Одно из требований при подготовке любой научной статьи —транслитерация списка литературы. Для меня это самое сложное. А если говорить о прикладных исследованиях, то, наверное, это общение с рецензентами. Иногда бывают абсурдные замечания. Приходится долго думать, как на них ответить.

- Есть понятие «миграционные волны». Нынешняя волна когда схлынет?

- Сейчас, скорее, спад. Зафиксировано несколько основных пиков трудовой миграции: 2008, 2014 и 2019 годы. Это граждане Молдовы, КНР, Вьетнама, ряда постсоветских стран. Показатели достигали максимального значения. Это официально задокументировано всеми ведомствами. Граждане, например, Казахстана, которые хотели к нам переехать, по большей части уже это сделали и получили российское гражданство. Теперь наблюдается нисходящая траектория в силу ряда причин.

Перспективный принцип

- А какие плюсы связаны с мигрантами?

- Главный плюс для общества – это снижение издержек по целому ряду важных позиций. Когда начался экономический рост в середине нулевых, вся стройка базировалась на дешевом труде граждан Узбекистана и Таджикистана, до этого были граждане Украины и Молдовы. Это приносило выгоду государству, бизнесу, в том числе и конечному потребителю, то есть тем, кто приобретал квадратные метры, услуги, товары. Хотя, конечно, международная миграция влекла за собой ряд ощутимых рисков. Возможно, по этой причине федеральную миграционную службу передали в ведомство МВД. 

Второй момент — сельское хозяйство. Многие виды операций в агрокомплексе, по крайней мере, до недавнего времени, осуществлялись приезжими работниками, и это влияло на снижение стоимости продукции. И третий момент — демография. Это тоже тема для бурных споров. Некоторые выражают эмоции по этому поводу. Но, объективно говоря, уровень рождаемости в России низкий. Коэффициент фертильности — 1,2. То есть в среднем один ребенок в семье.

Предположим, к нам никто не будет приезжать. Удастся сохранить население на сегодняшней отметке?.. Демографические проблемы не решаются быстро. Миграционная политика России нацелена на стабилизацию численности населения. Миграция, например, русскоязычных жителей северного Казахстана — один из мощных факторов этой стабилизации. 

- Но есть и четвертый плюс — культурное взаимообогащение…

- Безусловно. Как говорят социальные психологи, для того, чтобы общество шло вперед и развивалось, оно должно быть когнитивно сложным. А чтобы общество было когнитивно сложным, люди разных взглядов, мировоззрений и культур должны учиться жить рядом и вместе созидать. У нас общество, на мой взгляд, исторически такое – многоконфессиональное и полиэтничное, что не мешало нам жить всегда мирно. Задача государства, экспертов и нашего общества сохранить этот мир. Иностранные студенты, после завершения обучения, возвращаются на родину с позитивным мнением о нашей стране, и они его транслируют.

Миграция — это исторически обусловленный процесс. Во все времена люди меняли место жительства, осваивали новые территории, учились друг с другом ладить. Еще в бронзовом веке наши далекие предки преодолевали дальние расстояния, чтобы попасть на Южный Урал. Открывали новые пространства, привносили технологии, формировался генофонд.

…Мне нравится мысль основоположника российской этнологии, академика РАН Валерия Тишкова. Мы были разные, мы сейчас разные и будем разные, и это разнообразие надо понимать, изучать и поддерживать. Единство в многообразии. Таков перспективный принцип жизни в России и развития нашего общества.