Во время пандемии всем казалось, что рынок труда уже никогда не станет прежним. А на смену многоголовым офисным центрам придёт удалёнка. Ведь большинству бухгалтеров, журналистов или юристов совершенно необязательно сидеть на работе с девяти до шести. Всем выгодно, чтобы они работали дома: работнику не надо наводить строгий вид и по три часа в день проклинать пробки, а бизнес сэкономит на аренде помещений, оборудовании и вообще может взять на договор бухгалтера подешевле в другом городе. Однако ковид отступил три года назад, и рынок труда в большинстве стран стал возвращаться к прежним формам найма. Почему же удалёнка не стала глобальной тенденцией? И почему тогда дворы в спальных районах, ещё недавно пустеющие в рабочий полдень, нынче полны автотранспорта людей, которым не нужно на работу?

Движение вспять

Ещё весной 2023 г. международный центр городской политики Centre for Cities огласил результаты исследования: дескать, тенденция к удалённой работе негативно влияет на общую производительность. Похоже, к тем же выводам пришли и частные компании: например, в Лондоне они активно мотивируют сотрудников вернуться в офисы с помощью бонусов. Крупнейшая страховая компания Aviva теперь премирует топ-менеджеров в зависимости от того, сколько людей в его команде чаще работают из офиса, чем вне его. А холдинг Lloyds Group мотивирует сотрудников приходить в офис бесплатной едой.

Некоторые мировые корпорации даже при развитом трудовом законодательстве вовсе не оставляют сотрудникам пространства для манёвров. Гигант Amazon объявил, что с начала 2025 г. все офисные клерки будут обязаны пять дней в неделю приходить на рабочее место. HSBC и M&G решили, что каждого сотрудника босс должен лично видеть в офисе не менее трёх дней в неделю. Американский банк Citigroup заявил, что будет контролировать посещаемость, и в случае частого отсутствия на работе любителя удалёнки лишат премии или даже уволят.

Конечно, пятьдесят (или даже пятнадцать) лет назад никто бы не удивился. Тебя наняли – будь любезен ходить на работу восемь часов пять дней в неделю. А как ещё? Тут даже обсуждать нечего. Сегодня же компании больше уговаривают и мотивируют вкусивший удалёнки персонал вернуться в офисы. И большинство настаивает лишь на гибком «гибридном графике».

Производитель компьютерной техники Dell в феврале 2024 г. объявил, что сотрудники сами могут выбирать гибридный график или удалёнку. Но если не появляться в офисе хотя бы три дня в неделю, то и повышения ждать бессмысленно. Шведский электротехнический концерн Ericsson утвердил гибридный график после консультаций с сотрудниками. Договорились, что персонал может работать в офисе и дома половину времени.

Производитель спортивной одежды Nike с 2022 г. менял подходы несколько раз. С января 2024 г. каждый железно должен проводить четыре дня в офисе. Глава компании Джон Донахью объяснил, что внедрять прорывные инновации и разрабатывать революционную обувь в Zoom нереально – инноваторов необходимо собрать в одном помещении. Meta (признана экстремистской и запрещена в РФ) в сентябре 2023 г. попыталась ограничить нахождение сотрудника в офисе тремя днями в неделю, но нынче разговор снова идёт о пятидневке. У владельца Марка Цукерберга та же логика: продуктивность инженеров, особенно молодых, выше, когда они работают сообща. Хотя ещё в 2020 г. Цукерберг прогнозировал, что удалёнка вскоре смоет все офисы. Ту же эволюцию прошёл Илон Маск, ратовавший за творческую свободу для сотрудников, а теперь называющий удалённую работу аморальной. В его компаниях все обязаны трудиться в офисе – и плевать, что SpaceX в знак протеста покинули до 15% ключевых сотрудников.

Глава Walt Disney Company Боб Айгер также заявил, что в креативных индустриях ничто не заменит физическое взаимодействие с коллегами, и ввёл обязательную четырёхдневку. Более 2, 3 тыс. недовольных подписали петицию с угрозой увольнения, но компания в пику сама начала оптимизацию коллектива. Британский банк Barclay`s с июня 2024 г. также выставил ультиматум тысячам сотрудников по всему миру – или в офисе пять дней в неделю, или на выход.

Из этого вовсе не следует, что ситуация в сфере найма возвращается к доковидным временам. По различным оценкам, во всём мире доля сотрудников, работающих частично или полностью на удалёнке, составляет 25–30%. И это немало. А в докомпьютерную эру и вовсе было бы невозможно. По сей день в самых продвинутых странах близка к нулю доля занятых на удалёнке в сельском хозяйстве. Посеять и убрать урожай кукурузы дистанционно, видимо, ещё долго будет проблематично. Робототехника по-прежнему не может заменить миллионы продавцов, водителей, охранников, строителей, хотя разговоры о беспилотных такси идут уже пару десятилетий. Однако даже в здравоохранении на удалёнке трудятся 10% сотрудников, в технологическом секторе – 68%, в энергетике и ЖКХ – 26%.

Есть значительные расхождения и по странам. Удалёнка наиболее распространена в развитых государствах Европы и Северной Америки, а в Азии, напротив, большинство сотрудников тянет лямку в офисах. Например, в Канаде на каждого занятого в среднем приходится 1, 7 дня, а в Южной Корее и Японии – 0, 4 дня.

Однако очень показательно, что в Китае набегает 0, 8 дня – в полтора раза больше, чем во Франции. Хотя вроде бы китайцы, согласно живучему стереотипу, норовят всюду сбиваться в коллектив. Но реальные институциональные условия для развития удалёнки куда важнее культурных мифов. В крупнейших городах Китая дикая скученность: автомобили в Шанхае ездят по дорогам по графику: день с чётной последней цифрой на номере, день – с нечётной. В такой ситуации удалёнка – спасение. Хороший работник скорее согласится на меньшие деньги, если не нужно ездить в офис.

Во Франции, наоборот, прекрасно развит городской транспорт, и даже в Париже ездить по дорогам проще, чем в любом из китайских миллионников. При этом во французской экономике – самый крупный среди европейских держав госсектор. А в государственных компаниях обычно чуть иная атмосфера, чем в частных. Частник платит за всё из своего кармана, он заточен постоянно оптимизировать прибыль, а удалёнку вводит или отменяет в зависимости от реальных показателей компании. У руководителя в госсекторе, наоборот, есть своё начальство. Он не будет биться за каждый евро, ему важнее сохранить в компании контроль и порядок. Удалёнка повышает его уязвимость – случись что, скажут, что «распустил коллектив». И уволят, чего доброго.

Вот и крупные корпорации, как Amazon и SpaceX, больше похожи на госкомпании. Как правило, ими управляют наёмные менеджеры, которые зависят от многочисленного совета директоров. Они не настроены круто рисковать, если можно показать к концу года умеренную прибыль, выплатить стабильные дивиденды, получить бонус и продление полномочий. А каково отношение к удалёнке в небольших компаниях, где хозяин сам бьётся за доходность, никто толком не знает. Исследователи лишь соглашаются, что там охотнее переходят на удалёнку, если видят в этом смысл.

Правда, набор факторов, определяющих выбор в каждом конкретном случае, не является тайной. Если разрешить вменяемому сотруднику не ездить на работу через весь мегаполис, а работать из собственной кроватки, он будет вас больше любить и уважать. А также, соответственно, держаться за место и стараться, чтобы вы не пожалели о своём решении. Но не каждый сотрудник является взрослым и рациональным человеком. Значительная часть коллектива начнёт вас всячески обманывать: изображать деятельность, а на самом деле заниматься личными делами. Такой народ способен напрягаться только под присмотром кадровика, безопасника и видеокамер. И можно запросто обанкротиться, если такой коллектив будет делать кто во что горазд.

С другой стороны, как же привлекательно для работодателя сэкономить на офисе, безопасниках, видеокамерах. Для кого-то это даже вопрос выживания: либо ты сбрасываешь балласт этих расходов, либо идёшь ко дну. Ключевую дилемму каждый предприниматель должен решить в одиночку: чего в реальности стоят все бесконечные планёрки, совещания, мозговые штурмы, ради которых люди ездят в офис. Если начальник переоценивает свой вклад и уверен, что без его мудрых указаний и разносов все тут же обленятся и сопьются, он будет категорически против удалёнки. Если он считает, что офисная болтовня и флирт только отвлекают сотрудников от дела, то ему проще отправить коллектив в свободное плавание.

Моментом истины для обоих типажей стали коронавирусные каникулы, когда посадить коллектив на удалёнку пришлось вне зависимости от желания. Но результаты могли дать очень непохожую пищу для размышлений.

Бойцы невидимого фронта

В России реальная распространённость удалёнки – большая тайна. Согласно подсчётам экспертов, дистанционная занятость в РФ вернулась к обычным значениям, какие были до пандемии. В стране так трудится примерно миллион человек, или чуть более 1% всех занятых.

Но тогда приходится не верить своим глазам. А жители многоэтажек частенько отмечают, что двор перестал пустеть с началом рабочего дня. Менее выраженным стало понятие «часа пик», когда город жёстко встаёт в пробке в 8–9 часов и в 18–19 часов. Сегодня есть впечатление, что люди куда-то едут постоянно, но мёртвые заторы происходят реже. Аналогично в летний сезон нет прежнего ужаса по дороге на дачу в пятницу вечером. Зато плотный поток машин нарастает в преддверии выходных с середины четверга. А возвращаются в город многие в понедельник-вторник.

В целом нет ощущения, что вся Россия ушла на удалёнку. Но и с девяти до шести в офисе осталась страдать меньшая часть народа. Большинство же обрели некий гибридный график, который существует, похоже, на основе личных неформальных договорённостей. Исследователи их не видят или затрудняются проанализировать. Например, начальник в государственной конторе даёт сотрудникам пару дней работать из дома, хотя официально они у него в соседнем кабинете пять дней в неделю.

Согласно исследованию Высшей школы экономики, во время пандемии удалённая занятость охватила 25–30% всех работающих. Однако уже в начале 2022 г. она снизилась до 4, 2%, а к концу 2023 г. сократилась до 1, 4%, которые существовали до ковида. Из миллиона россиян, которые нынче трудятся дистанционно, 35–45% работают полностью удалённо, а остальные – в гибридном режиме. Если верить этим цифрам, то ни в одной стране мира, по которым есть надёжные данные, падение доли удалёнки не было таким резким. Хотя её размах сократился тоже везде.

Как отмечают аналитики Центра трудовых исследований ВШЭ Ростислав Капелюшников и Дарья Зинченко, чем сильнее компьютеризирована и меньше связана с физическим трудом та или иная отрасль, тем выше в ней доля бойцов невидимого фронта. Соответственно, три четверти удалёнщиков – люди с высшим образованием. Одинокие трудятся на дому чаще семейных, женщины – больше мужчин, молодые – чаще пожилых: граждане до 30 лет предпочитают держаться подальше от офиса втрое сильнее тех, кому за 40.

Исследователи подтверждают догадку, что сравнительно слабое распространение дистанционной занятости в России, возможно, связано с традиционной авторитарной управленческой культурой: «Многие руководители плохо понимают, как управлять сотрудниками, работающими из дома. Поэтому удалёнку чаще всего практикуют относительно молодые управленцы». Но народ, попробовавший удалёнку, от неё уже за уши не оттащишь. Нынешняя нехватка трудовых ресурсов в российской экономике, о которой не раз рассказывали «АН», может быть связана именно с этим фактором: люди предпочитают небольшие заработки в комфортном режиме, чем вставать на работу ни свет ни заря. Поэтому ваш двор и полон соседских автомобилей в будние дни, хотя на многих предприятиях наблюдаются дефицит специалистов и гонка зарплат.

Это коррелирует и с данными международных исследований. Реальное количество дней, когда сотрудники работают из дома, во всех странах отстаёт от желаемого. По собранным из 22 стран данным, три дня в неделю хотели бы проводить вне офиса 17% сотрудников, а реально обладают такой роскошью только 8%. Все пять дней рабочей недели желали бы самоорганизовываться и вовсе 25%, а доступно это только 12%. Довольно значительно расходится загруженность офисов по рабочим дням недели: «гибридные работники» предпочитают бывать здесь по вторникам, зато по пятницам их днём с огнём не сыщешь. Таким образом, россияне со своими поездками на дачу с утра четверга по вечер понедельника вполне укладываются в общемировую тенденцию. Другое дело, что во многих странах исследователи эту тенденцию видят, а у нас она совсем ушла в тень.

Вкус свободы

Вообще-то удалёнка вылупилась из яйца не вчера. В средневековой Европе члены ремесленных гильдий редко где ходили на работу к 8 утра. Конечно, если ты строишь корабли, то будь любезен вместе с коллективом быть на стапеле, когда договорились. Но ткачи, кузнецы, бондари трудились на дому в удобное им время. Только с развитием фабричного производства в XIX веке появилось понятие работы «от гудка до гудка».

В 1960-е знаменитый глава «Крайслера» Ли Якокка говорил, что чем выше в компании корпоративная культура, тем больше эта компания похожа на религиозную секту. А любая секта старается переключить все сферы интересов индивида на свои дела: с семьи, гулянок и хобби на молитвы, чтение священных книг и ночные бдения. В коммерческих структурах переключающую функцию выполняют дресс-код, корпоративный этикет и совместный поход на фитнес.

Корпоративную культуру в её сегодняшнем виде привили Западу японцы, совершившие своё «экономическое чудо» полвека назад. 70% сотрудников японских корпораций всю жизнь работают в одной фирме. Вербовщики «Мицубиси» или «Фуджи» находили их в университетах и отечески опекали всё время учёбы. Молодому специалисту, подписавшему контракт, первые две недели не дают никакой работы – чтобы привык к людям, с которыми ему всю жизнь пахать и напиваться после работы (в стране, где алкоголизм строго осуждается, боссы, как правило, приветствуют выпивон во время сближающих корпоративных вечеринок). В итоге 82% японцев считают увольнение с работы более серьёзной трагедией, чем развод с женой.

В Америке и Европе традиции корпоративной культуры росли параллельно с увеличением зарплат, расцветом субкультур и развитием трудового законодательства, защищающего права трудящихся. А это значит, что потеря работы – вообще не трагедия. Многие американцы считают нормой менять город или штат своей дислокации раз в пять лет, чтобы не утратить интерес к жизни. Тем более замкнуться в производственных склоках было бы особенно глупо, когда тебе доступны путешествия, рок-н-ролл, Бродвей.

В постсоветской России отношение к работе вышло особенным. С одной стороны, мы ещё долго держались за традиции, как японцы. Даже в начале нулевых группа социологов ВЦИОМ, изучив отношения в коллективе крупного завода в Нижнем Новгороде, констатировала: не ради выживания люди здесь пашут, тут у нас единство на семейный манер. Это не значит, что все со всеми дружат, – часто как раз наоборот. Но корпоративная солидарность возможна даже между врагами, делающими одно дело: «Я могу этого человека не знать и первый раз видеть, но вот скажет он мне, что с такого-то завода, и сразу как родной. Не важно, тот цех или нет». Когда народ ещё не оправился от крушения СССР, именно корпорация для многих сыграла роль возмещения утраченных идентичностей.

Зачастую без всякого тимбилдинга и корпоративных гимнов социальные связи привязывают человека к мини-обществу: «Честно говоря, приработался я уже здесь, приклеился, нет той лёгкости, что раньше: взял, сорвался с места и полетел. И коллектив надо поддерживать, и всё уже тут: квартира, семья, жена здесь же работает, дети тут учатся недалеко от дома. То есть весь быт связан с заводом. Нельзя оторваться». Такому труженику удалёнка даром не нужна. Поэтому, даже когда на заводе месяцами не платили зарплату, люди продолжали приходить в знакомую среду.

С другой стороны, огромное количество россиян, особенно молодых, восприняли перемены как шанс на новую жизнь, более современную и построенную «от себя». Они-то как раз бежали в Москву с разваливающихся заводов, чтобы быть как можно дальше от мира своих отцов и дедов с их вечным «надо». Кому надо? Зачем? Совсем необязательно все они стремились зарабатывать на вольных хлебах, но многие. Кому-то требовалась корпоративная культура нового типа. И, став биржевыми брокерами, они гордились картами престижных теннисных клубов и закрытых дискотек, как их деды – переселением из города в деревню. А кто-то увидел в столице шанс на по-настоящему приватную жизнь без начальников, графиков и будильников.

Для таких главной ценностью всегда был независимый досуг. Удалёнка – это просто одна из его форм, ставшая доступной по-настоящему широким массам. Необязательно ведь работать мало. Гораздо важнее самому выбирать время и место труда, чтобы пойти в бассейн не после 18 часов, а когда приспичило, хоть в 9 утра. Или почерепить на ноутбуке в кафе на Тверской, а не в офисе. Для многих свобода стала настоящим наркотиком. И корпорации слишком поздно хватились, осознав, что человек, для которого во главе угла собственная жизнь, не будет рвать жилы за бонус, повышение или почётную грамоту. Он, конечно, хочет славы и денег, но он уже не в секте.

То ли ещё будет

Похоже, удалёнка – это паста, которую уже нельзя вернуть в тюбик. Пандемия выпустила джиннов похлеще рок-культуры 1960-х. И, загоняя сотрудников обратно в офисы, даже большие компании вынуждены это учитывать.

Например, вернувшийся в офисы персонал жалуется на шум, которого никто не замечал, пока не привык работать на дачной террасе. Аналогично народ привык работать с компьютером в халате и на диване, а не в рубашке с галстуком на неудобном стуле. Это не просто капризы – у вернувшихся сотрудников реально падает эффективность в опенспейсе на 30 человек, и он начинает искать более комфортные возможности заработка. И это приходится учитывать.

В 2023 г. компания Zoom открыла в Лондоне современный офис, разбитый на разные зоны: пуфики, диваны, гамаки, круглые столы, места на воздухе. Некоторые фирмы стали оборудовать специальные закрытые шумоизолированные кабины. И всё это снова заставляет бизнес задуматься: так ли уж необходимо сгонять всех своих, как овец, под одну крышу, чтобы потом ломать себе голову, как заставить их реально работать работу. Более узко это означает: где находится золотая середина между старой доброй пятидневкой и лежащим у себя дома под одеялом лентяем, который ещё и требует у вас повышения зарплаты. В итоге даже в консервативных компаниях нормой стало закрепление одного рабочего места за несколькими сотрудниками, приходящими в разное время или в разные дни.

И разумеется, всё это обещает ещё более глубокие изменения в будущем. Удалёнка ведь только на первых порах означает, что молодой англичанин живёт у пляжа в Индии, работает в свободное от отдыха время и получает кучу денег от работодателя в Лондоне. Если удалёнка однозначно победит офис, работодатель наймёт вместо него неприхотливого индийца и будет платить ему в десять раз меньше. А потом найдёт ещё более дешёвого эфиопа. И многие англичане, не готовые работать за еду, помаленьку начнут вешаться и проситься обратно в офис.

Что-то похожее мы наблюдаем уже сейчас, но явление это ещё не превратилось в цунами, которое снесёт привычный уклад, смешав нации, сословия, государственные границы, уровни жизни. Возможно, работа в офисах и на заводах, каким бы анахронизмом она ни казалась, и есть тот крюк, на котором ещё держится знакомый нам мир.

Побег из столиц

Благодаря удалёнке расцветает новыми красками мода на дауншифтинг. Хотя исход обеспеченных специалистов из городов наметился задолго до пандемии.

В российском варианте речь идёт о тысячах москвичей и петербуржцев, которые постоянно живут в красивом месте под Псковом, Торопцом и Бежецком, наведываясь в столицы по мере необходимости 2–3 раза в месяц. Раньше этому неспешному провинциальному кайфу существовала солнечная альтернатива – хоть в индийском штате Гоа, хоть на греческом Кипре. Сегодня за границу не больно-то свинтишь, зато обратить горожан к прелестям российской глубинки может и банально материальный вопрос.

Народ не богатеет, и многие с трудом тянут столичные цены. Они готовы съехать со съёмных квартир в область при сохранении городской зарплаты. А это вполне реально, если перебраться из Москвы под Рязань на удалёнку. Тем более когда экономический рост замедлился, надежды на социальный лифт немного. И логично поискать быструю карьеру в регионах, где ещё 10 лет назад переселенцы из столиц вызывали подозрение.