В июне российские власти, для которых Кремль сакрален, постарались не заметить 550-летний юбилей одного из самых удивительных событий в его истории: 4 июня 1474 г. в результате землетрясения в Москве рухнул Успенский собор. Событие было из ряда вон: мало того что Нечерноземье является одним из самых сейсмологически безопасных регионов мира, так ещё и случился «землетряс» в самый неподходящий момент. Набирающая силу Москва уже почти избавилась от монгольских поборов и заявила себя центром мирового православия взамен Константинополя, который пал перед турками в 1453 году. Успенский собор замышлялся как главный храм Кремля, подтверждающий эти амбиции. А тут такой конфуз перед суеверными подданными буквально на ровном месте! Но исторический урок в том, что Кремль и тогда вышел из ситуации значительно окрепшим и похорошевшим.


«Трус великий»

Казалось бы, какое землетрясение может быть в Москве? Где находится ближайшая к столице крупная гора? Как вообще может рухнуть от толчка московский храм, если наши предки умели строить на совесть? Ведь даже церкви домонгольской эпохи кое-где на Руси ещё стоят.

На самом деле землетрясения в Москве случались в самые разные эпохи, и их реальность не вызывает сомнений у учёных. Где ближайшая гора, способная вызывать у нас разрушения? Ответ тоже известен: в румынских Карпатах.

В октябре 1446 г. «...в шестой час нощи тая потрясеся град Москва, Кремль и Посад весь и храми поколебашася...». Далее летописец рассказывает, что колокола в церквях звонили сами по себе, без посторонней помощи, а земля ходила ходуном, что может соответствовать землетрясению с амплитудой в 5–6 баллов. Или в 1802 г. историк Николай Карамзин описывал новую напасть в «Вестнике Европы»: «Удары были чувствительнее в высоких домах, почти во всех качались люстры, в иных столы и стулья. Многие люди, не веря глазам, вообразили, что у них кружится голова». В ноябре 1940 г. от толчка в столичных квартирах сама собой двигалась мебель, качались лампы и даже треснули полы и стены.

Если кто-то не верит, то вечером 25 февраля 1967 г. Москву тряхнуло так, что обрушились два подъезда жилой пятиэтажки на улице Осипенко. Народ уже пришёл с работы, и погибших было много – почти 200 человек. Развалины инспектировал лично Брежнев, а официально причиной назвали взрыв бытового газа. Правда, уже в перестройку сотрудники Института физики Земли доказывали, что причиной катаклизма было узконаправленное местное землетрясение мощностью до 7  баллов, вызванное провалами карстовых пустот и смещением глубинных слоёв земной коры. В общем, способна Москва на разные сюрпризы.

В 1474 г. Института физики Земли, понятно, не существовало, и что произошло с Успенским собором, мы доподлинно не знаем. Да и летописцы – народ ненадёжный, не раз в нашей истории плясавший под дудку заказчика. И тем не менее мы имеем такое наследие: «Бысть трус великий во граде Москве и церковь Святой Богородицы, сделана бысть уже до верхних камор, падеся в час ночи, и храми все по- трясошася, яко и земли поколебатися». Что странно, у строящегося Успенского собора отвалилась северная стена, но уцелел стоящий в нескольких десятках метров Архангельский собор, который спустя 30 лет разберут, поскольку «совсем обветшал». Вместо него Алевиз Фрязин построит новый собор, известный и поныне.

Если верить летописи, единственной жертвой ночного обрушения Успенского собора едва не стал ближайший сподвижник Ивана III князь Фёдор Пёстрый, который лично инспектировал объект и едва успел перепрыгнуть с рушащейся стены на соседнюю. Псковские зодчие, приглашённые для расследования ЧП, выявили серьёзные нарушения при строительстве: «Известь жидко разтворяху с песком, а оно не клеевито, а внутрь того же малого камения сбираху, да внутрь стены сыплюще, да известию поливаху, якоже раствором тестяным – потому же некрепко делано». Да и тряхнуло очень не вовремя: стены уже стояли, а удерживающий их свод ещё нет. Неизвестно, как отреагировал на эти обстоятельства великий князь, но следующего архитектора для мегапроекта он приказал искать за границей. И в Италии его агентам очень удачно подвернулся 60-летний Аристотель Фиораванти, спасающийся от уголовной ответственности.

Пришёлся ко двору

Аристотель был известен на Апеннинах скорее как инженер, чем как архитектор. В 1455 г. он осуществил первое документально засвидетельствованное перемещение здания в родной Болонье: 24-метровая колокольня делла Маджоне за несколько дней передвинулась на 13 метров, чтобы освободить место для строительства нового здания. В том же году мастер выпрямил падающую колокольню Сан-Бьяджо в Ченто и башню при церкви Сан-Микеле Арканджело. Последняя, впрочем, почти сразу же рухнула, задавив нескольких человек, а Аристотель спешно свалил из Венеции и больше никогда в неё не возвращался.

После этого он реставрировал древний мост в Павии, обустроил Пармский канал и 15 лет служил миланскому герцогу Франческо Сфорца: лил монеты и колокола, строил мосты. Герцог, бывший кондотьер, много воевал, и Аристотель поднаторел в фортификации. А Московский Кремль впоследствии окажется очень похож на замок Сфорца в Милане. Мастер работал во Флоренции, Риме, Неаполе, имел солидную репутацию, и ему не было бы никакого резона на старости лет плестись в Москву, если бы в июне 1473 г. Аристотель не был обвинён в сбыте фальшивых монет и лишён множества привилегий. Тут к нему подъехал русский посол Семён Толбузин: из Москвы, дескать, выдачи нет, а великий князь московский – человек щедрый.

Есть версия, что Успенский собор Кремля, построенный Аристотелем Фиораванти за каких-то четыре года, стал первым сооружением в Московии, созданным по «циркулю и линейке» – то есть по чертежам, а не на глазок, как это было принято ранее. Князь Иван имел все основания быть довольным: новый кафедрал походил на великолепный Успенский собор во Владимире, где при монголах помещался великокняжеский стол, но был больше размером. А значит, и Москва уже не чета Владимиру.

Аристотель быстро стал своим при дворе великого князя: хотя его проект Успенского собора вышел очень дорогим, его всячески поддерживал казначей Ивана III боярин Ховрин. Хотя при «землетрясе» отвалилась только одна стена, было принято решение всё сносить до основания, углублять фундамент, забивать в его основание дубовые сваи и строить из невиданного на Руси материала – кирпича. И как-то так получилось, что сразу после окончания строительства кирпичные палаты отгрохал себе и Ховрин.

Мы мало знаем, как Аристотель устроился в Московии в бытовом плане. Известно только, что он был нарасхват, хотя других зданий не построил. Зато ему заказали генеральный план новых стен и башен Кремля, которые планировалось возвести вместо деревянных да белокаменных. Вероятно, мастер крепко задумался, какой формы в будущем делать зубцы стен и башен крепости – прямые или ласточкиным хвостом? В Италии того времени это был вопрос политический: прямые были в замках у гвельфов (сторонников папы римского), а зубчатые у гибеллинов (сторонников партии императора Священной Римской империи). Аристотель логично решил строить как у гибеллинов, потому как великий князь уж точно не за папу!

Также Аристотелю приписывают устройство Пушечного двора. Он же создал для московского войска полевую артиллерию, поставив пушки на колёса. Это сыграло ключевую роль в битве на Угре, де-юре положившей конец игу, – монголы струхнули форсировать реку под артиллерийским огнём. Надо идти в поход на Новгород – снова без итальянца никак. Фиораванти пошёл в качестве начальника артиллерии, а заодно навёл очень прочный понтонный мост через Волхов. К чеканке монет он тоже приложил руку.

Но всё-таки Аристотель так до конца и не понял, куда он попал. Спустя 6–7 лет он решил, что достаточно сыт русской экзотикой, и засобирался домой. Как будто Иван III мог отпустить столь полезного человечка, посвящённого к тому же во многие государственные тайны. Став невыездным, зодчий попробовал уехать тайно, за что был брошен в тюрьму. К счастью для него, долго держать Фиораванти в тюрьме Кремль не мог себе позволить: в 1482 г. намечался поход на Казань. А после наступления на Тверь в 1485 г. имя Аристотеля исчезает из летописей. Ему тогда было уже за 70 лет – очень преклонный возраст по меркам XV века. Как он умер и где похоронен, историкам неизвестно.

Нулевой километр

Московский Кремль стал местом силы и власти не только благодаря своим внушительным размерам и длине крепостной стены. В мире немало других больших и мощных крепостей. Но Кремль не потерял своего сакрального значения, даже когда столица на 200 с лишним лет переехала в Петербург. И там ничего похожего на «сердце России» не возникло. Первая на Руси диковинная кирпичная цитадель появилась в эпоху самого важного «собирания земель», когда Русские земли не только перестали зависеть от тюркских народов, но и сами с удивительной скоростью колонизировали Восток. В «петербургский период» империя тоже активно расширялась, но это был уже десерт после сытного обеда, не давший божественных символов.

Нам сегодня трудно понять, какие чувства у подданных вызвала территориальная экспансия Москвы в XV-XVII веках. В домонгольской Руси существовали маленькие и демократичные государства на манер полисов Древней Греции, где княжеская власть была уравновешена традиционными институтами самоуправления. Князь с дружиной обычно жили за городом, как обычные наёмники, а горожане князю могли «отказать от стола». Такая система неплохо защищает от внутреннего узурпатора, но не от внешних завоевателей, против которых хорошо бы иметь сильную централизованную власть и регулярную армию. На финансирование подобного бремени общество редко идёт добровольно. И не будь татаро-монгольского ига, возможно, не было бы и единой России.

Но близкое многолетнее соприкосновение с Ордой принципиально изменило ход российской истории, в конечном счёте проложив путь к будущей империи. Хотя на момент прихода монголов политические и экономические предпосылки для этого отсутствовали. Ещё недавно ради сбора дани князь с дружиной отправлялись в полюдье, не имея особого представления о том, сколько у них подданных и какими богатствами они располагают. А при Иване Калите в Московском княжестве умудрялись взимать что-то вроде НДС – часть от стоимости проданного и купленного товара. Князья объясняли новые налоги происками монгольской закулисы, с выгодой для себя разогревая национальную тему. Побочным эффектом стало постепенное формирование национального самосознания.

Даже враждебно настроенный по отношению к Москве тверской летописец с восторгом пишет: «И была с той поры тишина великая на сорок лет, и перестали татары воевать Русскую землю». На собранные средства Москва сформировала немалую профессиональную армию, которая теснила-теснила и вытеснила ордынцев. Но простой землепашец вряд ли почувствовал избавление на себе. Ведь и после свержения ига Москва продолжила собирать полный объём ордынских налогов. С другой стороны, можно было не опасаться, что твой мирный быт вдруг нарушит стая жестоких тюркских всадников. А прибыв на ярмарку в Москву, восхититься белоснежными каменными храмами. Иван Грозный, подписывавший письма «Хан Московский», взял бывшие ордынские твердыни Казань и Астрахань, заставив их платить Москве дань. Хотя ещё недавно всё было наоборот – и это грело самолюбие русского служилого сословия. А похорошевший Кремль был символом этого преображения.

Оно позволяло долгое время не придавать великого значения тому, что жадность князей постепенно привела к исчезновению частной собственности на землю. А опричные погромы при Иване Грозном оказались ничем не лучше ордынских. Зато Россия энергично расширялась во все стороны света. И в XIX веке, заправляя на Аляске и в Маньчжурии, присматривалась к Индии и Константинополю. С одной стороны, вся эта геополитика заставляла считаться с Россией как с «великой державой», с другой – требовала огромных ресурсов в ущерб внутреннему развитию.

Автономия регионов не очень-то сочеталась с таким раскладом: великодержавные амбиции требовали с надрывом выгребать из провинции максимум возможного и собирать их в Москве в одну огромную золотую гору. А Кремль стал символом власти, позволяющей эту гору распределять, вишенкой на вершине чрезвычайно централизованной вертикали. А не будь Кремля, многие бы усомнились, почему страна, дающая 1, 5% мирового ВВП, претендует на особый статус. Старинные храмы столичной цитадели, открытые для посещения простых смертных, напоминают, что не всё в мире определяется размером экономики. А её закрытые для посещения сектора и бесконечные часовые – что власть предназначена немногим.

Кремль любит тишину

Как рассказывали «АН», в 2014 г. в Москве запахло новым историческим восстановлением, по масштабу сопоставимым с возвращением храма Христа Спасителя. Президент Владимир Путин предложил восстановить Чудов и Вознесенский монастыри в Московском Кремле. Хотя застройка за крепостной стеной сверхплотная, и ради такого проекта пришлось бы что-нибудь снести. Но власть, судя по всему, решила послать обществу важный месседж: она настроена на большую открытость, и ради доступа к монастырям готова открыть для прохода граждан ворота Спасской башни.

Согласно канону, Чудов монастырь основан в 1365 г. митрополитом Алексием, чудесно вернувшимся из Орды, излечив от слепоты мать хана Джанибека (сюжет лёг в основу фильма «Орда» с Максимом Сухановым). Алексия здесь и похоронили, а в 1503 г. скромную церковь сменил храм, возведённый итальянскими мастерами. В ту же эпоху вдова Дмитрия Донского Евдокия Дмитриевна заложила Вознесенский монастырь в память о Куликовской битве, который стал местом 51 захоронения знатных русских женщин. Обители напрямую связаны с крупнейшими событиями отечественной истории. В Чудовом монастыре располагалась Греко-Латинская школа, учёный центр и прообраз университета, где получали образование боярские дети. Здесь судили патриарха Никона и крестили Петра Великого.

В 1917 г. по укрывшимся в Чудовом монастыре юнкерам били из орудий, нанеся сильные разрушения постройкам. Молодая советская власть так и не смогла приспособить монастыри к своим нуждам, устраивая здесь то избу-читальню, то кооператив «Коммунист», распределявший среди товарищей усиленные продовольственные пайки. В 1929 г. оба монастыря наконец решились снести, построив на их месте здание Школы красных командиров. Громоздкая неоклассическая постройка (площадь около 50 тыс. кв. м) стала называться 14-м корпусом Кремля, и до строительства в 1959 г. Дворца съездов оставалась единственным кремлёвским новоделом. В новейшей истории хоромы 14-го корпуса использовались для ежегодных пресс-конференций президента РФ, как офис его пресс-службы, службы протокола, управления по внешней политике, референтуры – всего около 500 сотрудников президентской администрации.

После распада СССР были отмечены несколько штрихов по восстановлению дореволюционного облика Кремля. В 1992–1993 гг. воссоздано Красное крыльцо у Грановитой палаты, некогда служившее парадным входом в Великокняжеский дворец с Соборной площади. А в 1994 г. началось восстановление Александровского и Андреевского тронного залов Большого Кремлёвского дворца. Кто бы мог подумать, что из этого вырастет самое громкое уголовное дело ельцинской эпохи: по версии генпрокурора Юрия Скуратова, фирмы-подрядчики «Мабетекс» и «Мерката» откатывали видным кремлёвским чиновникам 50–70% многомиллиардных контрактов. В итоге расследование велось в России, Швейцарии и Италии, управделами президента РФ Павел Бородин какое-то время содержался в тюрьме, а российская прокуратура лишилась своей главной составляющей – следствия. При Владимире Путине серьёзных восстановлений в Кремле не велось. Разве что в 2000–2004 гг. при реставрации Потешного дворца у Троицких ворот восстановили завершения домового храма Похвалы Богородицы и его звонницы, разобранные ещё до наполеоновского нашествия.

Восстановление Чудова и Вознесенского монастырей, несмотря на дороговизну затеи, имело ряд плюсов. Открытие Спасских ворот не останется незамеченным в мире, а туристический рынок Москвы получит новый импульс. Светская власть в непростой для себя момент совершила бы новый реверанс в сторону церкви. Хотя президент и сказал, что проект должен иметь культурный, а не культовый характер, люди в рясах непременно сыграли бы важнейшую роль при его реализации.

В 2016 г. 14-й корпус Кремля в самом деле разобрали, а на следующий год на его месте открылись археологические окна с частями фундамента Чудова и Вознесенского монастырей. Однако уже в мае 2017 г. директор музеев Московского Кремля Елена Гагарина заявила об отказе от восстановления построек. Вместо них в конце 2020 г. в Кремле открылся Музей археологии Чудова монастыря с площадью выставочного подземного пространства в 500 кв. метров.

Почему отказались восстанавливать святыни? Если бы ответить на этот вопрос было легко, Кремль не имел бы репутации самого сложного «чёрного ящика» в мире. Не исключено, что деятели церкви стали слишком много себе требовать. Или выбор подрядчика строительства привёл к обострению внутриклановой борьбы. А возможно, сама идея проходного двора с Красной площади в Александровской сад была сочтена кощунственной и антисакральной.

Похмелье Москвы

В первые постсоветские годы центр Москвы перестраивался столь активно, что, казалось, вот-вот доберутся и до Кремля. Однако ещё в 2008 г. мэр столицы Юрий Лужков существенно ужесточил правила застройки, когда пришло самое время стричь купоны, а квадратный метр жилья на Арбате или Остоженке стоил нереальные 25–40 тыс. долларов.


Лужкова никак нельзя отнести к ревнителям архитектурной старины. В московских салонах популярен анекдот про то, как один уважаемый деятель культуры жаловался ему на бизнесменов, которые собирались сносить особняк XVIII века. Лужков будто бы похлопал просителя по плечу и ответил: «Не волнуйтесь, мы построим вам на его месте особняк XVII века». И не так важно, произошёл ли этот случай в действительности. Он просто хорошо иллюстрирует нравы, царившие в области застройки Москвы в девяностые годы.

Именно в столице придумали мнимую аварийность, из-за которой стало возможным снести в интересах инвестора практически любой дом. Районные суды почему-то принимали во внимание лишь те заключения об аварийности, которые были заказаны правительством города. На Тверском бульваре снесли усадьбу Римского-Корсакова. На Воздвиженке пали Военторг и примыкающие к нему палаты XVIII века. Крупнейший в Китай-городе торговый комплекс «Тёплые ряды» уступил место паркингу, а на месте «Дома Наполеона» на Малой Дорогомиловской, где останавливался французский император после вступления в Москву, построен офисный центр. Но больше всего досталось Остоженке.

Малоэтажный старый район в непосредственной близости от Кремля, где почему-то не успели ничего нагородить при большевиках, был визитной карточкой старой Москвы. Именно здесь опробовали снос старых зданий не поодиночке, а целыми кварталами. Так, например, возник комплекс зданий, известный теперь как «золотая миля» – фешенебельная современная архитектура вместо узких изогнутых улиц, которые воспевал Есенин.

Московское правительство часто критиковали за варварское отношение к историческим зданиям. А перемены начались, когда их уже не ждали. Вряд ли у них есть какая-то одна причина. Скорее вызрело целостное понимание, что так дальше нельзя. И вызрело в том числе и в Кремле.