Иркутские истории. Человекомамонты

«В зиму 1895–1896 годов в Иркутске останавливались члены французской научной экспедиции под командою Жана Шафанжона, и он, кстати, был весьма удивлен, с каким знанием дела рассуждают о снаряжении губернатор и генерал-губернатор. Но всего более поразило его, что полицейский пристав по фамилии Добронравов составил коллекцию киренской флоры — 150 видов, 400 экземпляров». Столь образованных и увлеченных людей России сейчас, конечно, сильно недостает. Впрочем, и стилистика взаимоотношений внутри общества совсем-совсем другая… Валентина Рекунова, «Иркутские истории».

Пробило пять — и мужчины ослабили галстуки

В воскресенье 24 марта 1894 года официанты «Сибирской гостиницы» пребывали в некотором замешательстве. Распорядительный комитет и члены Восточно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества (ВСОИРГО) чествовали прощальным обедом своего коллегу Дмитрия Александровича Клеменца. Хотя Сибирь он не покидал, а лишь отъезжал — в Монголию, в экспедицию. Таковые и прежде снаряжались не раз, но банкетов при этом не устраивали, не подносили, как нынче, золотые часы с памятной гравировкой.

Первым признаком «новой эры» стало избрание главой ВСОИРГО иркутского городского головы Владимира Платоновича Сукачева. Его и прежде выдвигали, но только голосов за него отдавали чуть меньше необходимого — потому что при всех своих замечательных качествах ученым он все-таки не был. И, если стал правителем дел, значит, время больших экспедиций прошло, наступила пора осмысления.

Накопленное требовало выхода, и новый консерватор музея Попов никуда не выезжал, не препарировал материал, а водил экскурсантов от витрины к витрине, демонстрируя найденное своими предшественниками — Черским и Витковским. Тем наконец воздавали должное.

Владимир Платонович не жалел эпитетов, говоря об умерших, а перед живущими щедро раскрывал свое портмоне. Сорокалетие ВСОИРГО отмечалось в усадьбе у Сукачева, за его счет; да и золотые часы для Клеменца оплачивались не из кассы, впрочем, как и обед перед отправкой в экспедицию. Он, кстати, был поделен на две части, и первая, официальная, завершилась в пять часов пополудни, с уходом дам. После чего мужчины ослабили галстуки, составили хор — и пели полные три часа, ни разу не опустившись при этом до фривольностей — так, по крайней мере, засвидетельствовал корреспондент «Восточного обозрения».

В феврале 1893 отмечали в Иркутске полувековой юбилей путешествия по Сибири Миддендорфа, и герою вечера была послана телеграмма. А в июле 1894-го давали прощальный обед покидающему Сибирь члену Распорядительного комитета ВСОИРГО Штеллингу. Был генерал-губернатор с супругой; губернатор приболел, но это не остановило губернаторшу. Перед обедозастольем фотографировались у Милевского, а потом много тостовали, восхваляя Штеллинга как видного ученого и общественника, замечательного коллегу и достойного мужа прекрасной женщины. По иркутской традиции, каждый тост предполагал ответную речь, но Эдуард Васильевич очень хорошо подготовился; и когда качали его (а качали не раз), держался молодцом, хоть говорил накануне супруге, что опасается этого. Она, кстати, не ушла по-английски, как жена Клеменца, а потому и мужчины не составили хор и не спели… Ну, в общем, жаль.

Справочно

Из газеты «Восточное обозрение» от 01.06.1894: «Экспедиция Д. А. Клеменца 18 мая прибыла в Цахар-гол, лежащий в 250 верстах от Урги. Дорогой у экспедиции угнали верблюда, лошадь и украли два ящика с экспедиционными вещами и одно место кирпичного чая. К розыску украденного консулом приняты меры. Члены экспедиции здоровы».

В зиму 1895–1896 годов в Иркутске останавливались члены французской научной экспедиции под командою Жана Шафанжона, и он, кстати, был весьма удивлен, с каким знанием дела рассуждают о снаряжении губернатор и генерал-губернатор. Но всего более поразило его, что полицейский пристав по фамилии Добронравов составил коллекцию киренской флоры — 150 видов, 400 экземпляров. Рассказывая иностранцу об этом, начальник края Горемыкин про себя усмехнулся: «Полицейским сам Бог велел, если наши государственные преступники исправляют сибирские карты, да и всю историю человечества двигают на миллионы лет».

Сибиряк случайный. Полезный

Восточно-Сибирский и Западно-Сибирский отделы Императорского русского географического общества различались уставами и устроены были отчасти по-разному. При этом иркутянам казалось: «у них все гораздо лучше» — и то же самое говорили и омичи. Общим же было то, что обоим отделам не доставало собственно ученых, подготовленных к научной работе.

В иркутских редакциях жаждали немедленных и решительных перемен. На полном серьезе предлагали: «Отчего бы Академии наук не держать одного или двух академиков в Иркутске? На эту мысль навела нас недавно изданная биография академика Лаксмана. Живя в Иркутске, он собирал сведения и коллекции для Академии наук. В самом деле, почему все академики живут непременно в Петербурге? Два или даже один академик, примкнув к среде Восточно-Сибирского отдела, придали бы ей совершенно другой тон».

Но маниловщина маниловщиной, а ВСОИРГО поддерживалось любителями, главным образом из чиновной среды. Составилась и группа «случайных сибиряков» — так деликатно именовались в иркутской печати политссыльные. Одним из них стал Николай Иванович Витковский. Он всю жизнь называл себя дилетантом, потому что, и правда, не имел аттестата и оставался на положении самоучки. Но на каторге в забайкальской Каре, под патронатом товарищей он прошел настоящий гимназический курс. Ему и дальше везло: Ян Дементьевич Черский приобщил к ботанике, геологии, археологии, организовал учебную экспедицию, обучил описанию памятников и святая святых — систематизации. И двенадцать лет спустя Николай Иванович был готов не только разрабатывать собственные маршруты, но и зарабатывать средства на свои экспедиции.

На Китое Витковский обнаружил следы неолитического человека, дающие представление и о его быте, и об окружающей обстановке. В 1882 году Николая Ивановича наградили малой золотой медалью Русского географического общества — впечатляющий результат для бывшего каторжанина. Вряд ли возможный в европейской России, но для Сибири вполне естественный: катастрофическая нехватка образованных и при этом энергичных людей снимала массу ограничений и многое упрощала. И Витковский, многогранный, искрящийся, до страсти увлеченный работой, был принят во ВСОИРГО именно как полезный, ценный сотрудник. И много успел: открыл Китойский могильник каменного века, исследовал Глазковский могильник, восточное побережье Байкала и бассейн реки Селенга. Его гербарии, коллекции горных пород, собранных в нижнем течении Ангары, высоко оценивались ученым сообществом. Профессор Вагнер из Геттингенского университета предлагал учредить специальный журнал для публикаций сибирских исследователей на одном из западноевропейских языков.

Кстати, ни Черскому, ни его товарищу по несчастью Дыбовскому совершенно не требовались переводчики: оба до ссылки получили достойное образование. А Витковский, скорее, поставлял материал для других исследователей. В 1882-м он совершил экскурсию в район среднего и нижнего течения Ангары и вывез оттуда интересную петрографическую коллекцию — а пять лет спустя ее изучил профессиональный геолог Макеров. И, кстати, сделал вывод на основании наблюдений Витковского: геологическая карта этой местности, составлявшаяся сорок лет назад, неверна. Маркеров и дальше рассчитывал получать материал, проясняющий древние периоды жизни Земли и, конечно, способствующий открытию здесь полезных ископаемых.

Из газеты «Восточное обозрение» от 14.03.1885: «В Восточно-Сибирском отделе Географического общества предполагаются перемены. Г. Агапитов отказался от должности правителя дел отдела. Из числа намеченных Распорядительным комитетом кандидатов более других обращает на себя внимание Н. И. Витковский, известный уже своими учеными трудами и ревностным усердием в обогащении музея».

Летом 1893-го он собирался с коллегой Овчинниковым пройти от границы с Монголией до истоков Китоя и далее вдоль него. Николай Иванович должен был отмечать стоянки древнего человека на левом берегу, а Михаил Павлович — на правом. Оба готовились, и для Овчинникова стало полной неожиданностью известие о самоубийстве Витковского.

Из газеты «Восточное обозрение» от 04.10.1892: «24 сентября в своей квартире во флигеле музея застрелился из револьвера дворянин Николай Иванович Витковский, как оказалось по вскрытии трупа городовым и другими врачами, под влиянием психического аффекта, вследствие сильного волнения».

На момент самоубийства Витковскому было сорок восемь. Остались жена и трое детей, младшему из которых было только три года. Одно это обстоятельство могло пересилить любую хандру, но Николай Иванович ею и не страдал никогда. Его экскурсии по музею всегда отличались юмором, при том, что материал представлялся под самым серьезным углом. Вообще: все знали Витковского как неутомимого, жизнерадостного, чрезвычайно общительного человека. Он и с рабочими своей типографии имел самые доверительные и добрые отношения, и их, как и всех, поразило это самоубийство.

Только самые близкие знали: в иные моменты здравомыслящий и практичный Николай Иванович жил исключительно сердцем. Так было в 1863-м, когда он примкнул к восставшим, даже не разделяя их целей, а лишь подчиняясь внутреннему порыву. И после, в Сибири уже, вдруг и как бы совсем без причины обнаруживал нервность, речь, и движения становились отрывистыми. А в последнее время он сильно уставал: с шести до девяти утра работал в музее, потом шел в типографию, которой заведовал, и оставался там часов до трех-четырех пополудни. Возвращался к семи — и опять приступал к обязанностям музейного консерватора. Раньше полуночи никогда не ложился, а в ночь на 24 сентября 1892-го спасительный сон не пришел, и воспаленный мозг подтолкнул к «спасительной» мысли о револьвере.

Иркутское общество пребывало в растерянности. Даже и в редакциях, где Николай Иванович часто бывал и был со многими дружен, не находили слов. Кажется, точнее всех выразился один из членов-соревнователей ВСОИРГО:

— Витковские–Черские–Чекановские повымирали, как мамонты. Их можно «откапывать» и изучать, но других таких уж не будет!

А на очередном заседании Распорядительного комитета с благодарностью вспомнили, как «по методе Николая Ивановича возвели наш прекрасный замок».

С тайным козырем в рукаве

Здание Восточно-Сибирского отдела императорского русского географического общества (ВСОИРГО) заложили 26 сентября 1882 г., а к 15 октября была окончена уже кладка фундамента главного корпуса и стен до окон нижнего этажа. Место под строительство на углу Большой улицы и набережной Ангары любезно уступило министерство внутренних дел. Что же до средств, то к началу работ в кассе отдела имелось лишь 29 тыс. руб., то есть чуть более половины предусмотренного сметой. Распорядительный комитет обратился к покровителю Общества, а на ту пору им был генерал-губернатор Восточной Сибири Анучин Дмитрий Гаврилович.

Каждый начальник края имел сундучок для представительских и заначки на черный день. К примеру, генерал-губернатор Синельников, покидая Сибирь, передал городской управе накопленные таким образом пятнадцать тысяч — на Детский сад. Что до источников поступления средств, то они были всем известны; газеты напрямую писали: купец такой получил аудиенцию у начальника края и поднял такие-то вопросы. Оставил 5 тыс. руб. Так вот: год закладки нового здания ВСОИРГО счастливо совпал с 300-летием присоединения Сибири — и местные предприниматели отмечали юбилей как и дОлжно — пожертвованиями. К началу декабря в сундучке у Анучина образовалась симпатичная сумма в 15 тысяч рублей — на них-то и рассчитывал Распорядительный комитет, и не напрасно. К весне 1883-го наросло и еще три тысячи — ровно столько, сколько нужно на возведение каменного флигеля; и эти деньги были тотчас получены Распорядительным комитетом.

Торги на постройку главного корпуса шли тяжело: подрядчики стояли против обыкновения дружно, уступая по мелочам, не сбавляли ценники, явно завышенные. Да и объемы работ, похоже, были раздуты. Кончилось тем, что заказчики согласились со сметой, но ушли они, как потом оказалось, с тайным козырем в рукаве. Этим козырем оказался… консерватор музея ВСОИРГО, а с недавних пор член Распорядительного комитета Николай Иванович Витковский. Он брался вернуть все «лишние» деньги:

— При расчетах каменных, земляных, стекольных, штукатурных работ подрядчики беззастенчиво размахнулись, но хороший контроль за стройкой выявит все приписки, что позволит нам кроме главного корпуса возвести, например, дом для сторожа. Только это потребует должности заведующего хозяйственной частью строительства. Он должен будет напрямую участвовать в закупках материалов, фиксировать объемы работ и следить за тем, чтобы ни полкирпичика не пропало. Всю эту работу я готов принять на себя — за гонорар в 5% от сметы, то есть ровно такой же, как автор проекта за архитектурный надзор. Рискую и вовсе не получить ничего, ведь должность завхоза не предусмотрена сметой, и деньги можно будет взять только из сбереженных средств.

Результат вышел сверх ожидания благоприятный: помимо дома для сторожа получили еще и навес для дров, и каменный ледник. Инженер-архитектор Розен, автор проекта ВСОИРГО, выдал заключение: себестоимость одной кубической сажени здесь значительно ниже себестоимости всех других возводимых в Иркутске зданий. Опыт Витковского необходимо использовать.

Увы, здание Общественного собрания городская управа строила от обратного. Завозимые вечером кирпичи к утру словно бы растворялись в воздухе, а ехидная пресса подмечала: украденное принимает образ прелестного особнячка — прямо по соседству с собранием.

Реставрация иллюстраций: Александр Прейс