Приватизация: неудачный эксперимент…

Страхи владельцев крупного бизнеса и начавшаяся в Челябинской области масштабная деприватизация сегодня идут рука об руку. Совершенно неожиданно, после 30 лет тишины, Генеральная прокуратура, суды и судебные приставы с невиданной оперативностью проводят конфискацию... А мы всё гадаем: что бы это значило? С этим вопросом мы обратились к директору научно-исследовательского института судебных экспертиз «СТЭЛС» Александру Власову:

— Александр Юрьевич, понятно, что приватизация 90-х — дело темное, многое тогда совершалось по негласному кивку приватизаторов-реформаторов. И, что удивительно, до сих пор это особых вопросов не вызывало. Я думаю, что просто боялись. У нас же убивали и за меньшее… И вот теперь, согласно иску Генеральной прокуратуры, в отношении предприятий выявлены «нарушения экономического суверенитета Российской Федерации и национальной безопасности страны, выразившиеся в противоправном завладении государственными предприятиями».

— На мой взгляд, Владимир Васильевич, вполне логично и оправдано, что серьезная смена политики в виде отмены итогов приватизации 30-летней давности началась именно с Челябинской области. На самом деле вся эта так называемая приватизация в то время была сопряжена с самыми разнообразными проявлениями криминала, вплоть до максимально жестких форм его реализации. И за каждой серьезной приватизацией тянется либо уже известный кровавый след, либо неизвестный, оставшийся не расследованным, поэтому вот это новое для нас социальное явление огромное большинство жителей, безусловно, восприняло с удовлетворением и энтузиазмом.

Приватизация в России — это не право, а преимущественное право…

— Вы сейчас про социальную справедливость?

— Отчасти и про социальную справедливость тоже, потому что в абсолютном большинстве стран, которые позиционируют себя как демократические, все-таки процентный разрыв между обеспеченными слоями населения и теми, которые находятся на уровне, скажем, ниже среднего класса, или за чертой бедности, он гораздо меньше, чем у нас.

— Так вы это с приватизацией связываете, профессор?

— Безусловно, это связано с приватизацией. До ее начала практически все, ну за исключением самой высшей партийной номенклатуры, которая всегда как сыр в масле каталась, остальные находились на примерно равном уровне: зарплата в районе 110 — 120 рублей была стандартной и воспринималась публикой (или электоратом, как сейчас принято говорить) как абсолютно естественное явление.

— Ну, на эти деньги тогда многое можно было себе позволить.

— На эти деньги, например, можно было вести вполне безбедное существование.

— И даже в Сочи съездить в отпуск.

— Легко. И в Сочи съездить легко и даже куда-то в ближнее зарубежье на отдых по турпутевке. А приватизация очень сильно разделила общество, обозначив крайне небольшое число несуразно богатых и огромное число людей, которые влачат полунищенское существование. Поэтому на самом деле вот это «новое» явление большинством населения было ожидаемо, и думаю, что встречено с одобрением, даже с аплодисментами…

— Так это, по вашему мнению, популистская мера такая, чтобы успокоить население? Или это запоздалая акция возмездия жуликам и проходимцам? Или попытка наконец-то справедливость социальную организовать в стране?

— Ну, во-первых, одно другого не исключает: в качестве популистской меры это смотрится как действительно выигрышный шаг, который вызывает всеобщую симпатию.

Стадо без кнута…

— Особенно под выборы…

— Ну, выборы то уже прошли, хотя начало было, может быть, и под выборы, но тут выборы не самое основное как раз, не самая основная мотивация победа в выборах. Основная мотивация, на мой взгляд, состоит даже не в восстановлении попранной в свое время справедливости и организации какого-то возмездия, это тоже не самое главное, самое главное в том, что в свое время, 30 лет тому назад, избранная ориентация на повышение эффективности производства путем передачи его в частные руки оказалась абсолютно ошибочной…

— Думаете, оказалась неэффективной?

— Она оказалась абсолютно ошибочной, не просто не эффективной, а ошибочной. Вот давайте обратимся за примером к тому же Китаю. Там на самом деле государственный капитализм строился с самого начала, они перестройку начали позже нас, но показали ее эффективность на несколько порядков выше. И сейчас, на мой взгляд, этот опыт китайских наших товарищей и коллег должен оказаться очень востребованным в наших условиях.

— А каким же образом они этого добились?

— Они добились этого с одной стороны определенной свободой и лояльным отношением к предпринимательству, а с другой, сохранив за всеми этими процессами очень жесткий партийный контроль.

— А у нас, в России, что, профессор, не тем людям передали всю эту гигантскую собственность?

— Персональные здесь моменты никакой роли не играют: тем или не тем — самое главное, что за этими людьми не существовало никакого контроля. А в условиях отсутствия контроля у абсолютного большинства новых собственников, возникает соблазн использовать такие льготные условия исключительно для поднятия собственного уровня благополучия.

— Александр Юрьевич, я не могу с вами согласиться. У нас же столько контрольных органов в стране, начиная с того, что при правительстве Челябинской области есть комитет по промышленности, и у нас есть прокуратура, которая вообще всеобщий надзор за законностью осуществляет, у нас в МВД есть службы экономической, скажем так, безопасности, а еще — всесильное ФСБ. У нас контролеров очень много… 

Страна, которую постоянно спасают

— Это все иллюзия, имитация контроля, Владимир Васильевич. Такого рода контроль обходится легким движением руки. Любая контролирующая инстанция…

— Вы поделитесь, а то не все, наверное, знают, как обходить контроль? Давайте напишем об этом в газете (смеюсь).

— Ну, во-первых, в газете неловко как-то давать рекомендации, как обойти контроль: это все же не очень корректно, а, во-вторых, бессмысленно, потому что те, кто этим занимается на практике, сами могут дать гораздо более грамотные профессиональные советы, чем я…

— Так, а почему 30 лет понадобилось, чтобы увидеть очевидное?

— Так надо было понять и прочувствовать ошибочность этого пути, ведь это общее явление: сколько общественных образований, какие только общественные строи не существовали за многотысячелетнюю цивилизацию — и одни в свое время показывали свою эффективность, другие, казавшиеся очень привлекательными, в конечном итоге оказывались не состоятельными, поэтому только история и практический опыт могут показать правильность или не правильность выбранного пути. Мы ведь в свое время блуждали в потемках, когда страна была в катастрофическом положении, надо было что-то делать — и был фактически наугад выбран такой путь…

— Ну, его же правительству реформаторов подсказали еще и небезызвестные гарвардские мальчики?

— Конечно, подсказывали: они были в этом крайне заинтересованы, это был, безусловно, важный компонент долгосрочной политики, направленный на разрушение страны. Такая идея, вообще, существовала еще с 1917 года и никуда не делась, а только усилилась…

Огромное число так называемых демократических стран крайне раздражает само наше существование. Мы у них как бельмо на глазу, ну, не только мы, еще целый ряд, но мы все-таки занимаем здесь лидирующие позиции, как идейный вдохновитель вот этих вот исторических процессов борьбы с накоплением капитала.

— И как сейчас будут отделять овец от козлищ? То есть кому все это передать, у кого все это предварительно забрать?

— Отделять ничего не нужно. То, что пока имеют место только единичные случаи (ну, вот у нас, допустим, в регионе сейчас обозначено три только), это вовсе не значит, что все остальные не находятся в зоне повышенного риска…

Продолжение следует