Александр Власов: мир на пороге…

Сегодня в мире неспокойно, в воздухе отчетливо запахло большой войной, и мы беседуем об этом с профессором Российской академии естествознания Александром Власовым: 

— Александр Юрьевич, сегодня многие воспринимают возможную широкомасштабную войну не только как неизбежность, но и чуть ли не как единственную возможность разрешения накопившихся противоречий...

— Война, Владимир Васильевич, плохая, по определению, любая. Она хорошей быть не может.

Война — бесконечна в пространстве и времени…

— Но есть же идея о том, что хорошая война лучше плохого мира…

— Она в любом случае трагична… Да, война может являться необходимостью. Но от этого ведь ее трагизм никуда не исчезает. Она в любом случае трагична, несмотря на то, захватническая это война или освободительная. Это в любом случае для населения трагедия. В этом смысле, конечно, это горе. Но сейчас уже понятно, что вектор воинственности четко определился и будет стремительно нарастать. Тот же арабо-израильский конфликт, он теперь не закончится никогда. 

— Да он же и не заканчивался. 

— Но он не был в такой жесткой манифестации. Сейчас он приобрел избыточную жесткость. И именно вот эта жесткость уже не закончится… Даже если предположить, что Израиль полностью справится с Газой, с палестинцами, то это вовсе не означает его победу. 

— Потому что остается и Хезболла, и хуситы.

— Важно понимать, что помимо Хезболлы еще остаются полтора миллиарда людей, окружающих Израиль, которые настроены к нему крайне негативно. И этот негативизм будет только нарастать по мере победы Израиля над Палестиной. 

— Ну, а с другой стороны, это что-то вроде урока: лучше нас не трогайте, потому что мы серьезные парни, мы можем надрать задницу любому…

Власов: Это иллюзия насчет «надрать задницу любому». У Бени Нетаньяху эта иллюзия реализовалась в полной мере, когда он нападал на Газу, он грозился расправиться с ней максимум за две недели. Сейчас совершенно понятно, что этот процесс может затянуться на годы. Изменилась вообще вся структура военных действий, и изменилась абсолютно принципиально. В силу технологий, в первую очередь. Вот простейший свежий пример, кстати, до американской администрации видимо еще не дошла, как следует, вот эта идея о принципиальном изменении всей стратегии войн. Хотя чуть-чуть некоторые намеки уже есть, вот совсем свежий пример, когда они грозились немедленно обеспечить безопасность в проливе Баб-эль-Мандебском, и мгновенно в течение нескольких дней убедились, что это абсолютно нереально, и тут же вывели свои корабли, которыми предполагали гарантировать свободу судоходства через Красное море и Суэцкий канал. Потому что стало совершенно понятно, что вообще эта военная мощь, создаваемая ими на протяжении многих десятилетий и которой Америка так гордилась, она утратила полностью свою силу. Любой военный корабль, включая авианосцы, можно без особого труда потопить ракетой, грубо говоря, сделанной из водопроводной трубы. И с этой угрозой невозможно ничего поделать. Сейчас все их колоссальное преимущество, основанное в первую очередь на военно-морском флоте и на авианосных группах, оно превращается в пыль…

Война — как часть конкуренции.

— Получается, что, кто сейчас первый применит оружие массового поражения, тот и победитель. 

— Нет, речь даже не об оружие массового поражения. Все-таки остатки здравого смысла у государств, владеющих ОМП, есть. И все прекрасно понимают, что это будет абсолютный апокалипсис. Да, честно говоря, это стало уже неактуальным на фоне возможности вести войну с использованием других технологий. Те же самые новые летательные аппараты достаточно успешно решают все военные проблемы….

— Но ты же сам говоришь, что вся эта технологическая мощь сейчас неэффективна.

— Неэффективна та технологическая мощь, на которую мы были ориентированы, начиная со Второй мировой войны.

— Нет, ну у них же есть F-35, невидимки. Я для примера просто это сказал. Хорошие самолеты. Если они полетят, то они выполнят свою задачу.

— Ключевое слово здесь «если». Если полетят. А совершенно не факт, что они полетят, потому что потеря — это все равно штучный товар. И потеря каждой единицы сопряжена с громадными расходами, с одной стороны, а с другой — катастрофической потерей своей популярности и привлекательности для продажи…

— Так они же невидимки. Какие потери? Ну выпустят водопроводную трубу, а в ответ вылетит эскадрилья F-35 и устроит ковровое бомбометание. 

— Нет, ну, во-первых, F-35 не то, чтобы заточены на ковровое бомбометание — это функция других самолетов, которые очень хорошо видимы. F-35 может нанести какой-то точечный удар, локальный, который на больших территориях проблему не решает. Это скорее оружие устрашения, чем реальное средство для победы в большой войне.

И противовоздушная оборона тоже не стоит на месте, развивается очень стремительно. И такого рода иллюзии, что они абсолютно неуязвимы — это наивная иллюзия. Ну хорошо, не попадет в нее одна водопроводная труба, а если запустить сразу тысячу этих водопроводных труб, то одна из них в авианосец попадет.

— И все же, победит тот, кто первым нанесет удар, я так понял?

— Да вот с ударами все очень проблематично. Сейчас вся военная стратегия переходит в другую сферу — в войну на истощение. И эта тенденция прослеживается во всех нынешних конфликтах наиболее острых. И в нашем с Украиной, и Израиля с Палестиной, и еще вполне реально присоединение Китая к этой общей заварушке. У меня нет сомнений, что товарищ Си чрезвычайно вдохновлен нынешними двумя военными конфликтами.

— В которых погрязли страны-лидеры.

— Страны то в них погрязли, но эти конфликты наглядно показали, что одними только грандиозными военными и финансовыми возможностями конфликт не решается. А основы решения этого конфликта заложены в борьбе на истощение. А вот в смысле борьбы на истощение Китай как раз обладает колоссальным потенциалом, и он вполне в состоянии сейчас решить эту задачу, которая на самом деле является навязчивой идеей китайцев на протяжении…

О жертвах помнить надо бы…

— Но экономически Китай во многом зависим от Соединенных Штатов Америки.

— Да, Владимир Васильевич, экономически он зависим, конечно, но тем не менее у него есть собственный огромный потенциал

— И объявлено уже, что в этом случае будут предъявлены серьезные экономические санкции, которые, по большому счету, ни китайцам, ни руководству Китая не нужны. Что они и демонстрируют — на словах грозят, а на практике развивают экономику.

— Санкции никому не нужны.

— Почему? Нам получается, что нужны.

— Нет, они и той и другой стране, на самом деле, не нужны. Это у нас такой парадоксальный возник эффект о том, что санкции отчасти сыграли даже благотворную роль в смысле того, что дали импульс для развития собственных производств, импортозамещения и так далее. Другой вопрос, что оно неуклюже идет, на самом деле, в целом ряде областей, но где-то и вполне успешно…

— Так, Александр Юрьевич, все-таки к чему вы клоните? Я не совсем понял. Ну изменилась ситуация. Ну войны до истощения идут. Ну агрессивность выросла, которая связана с солнечной активностью, наверное, и природой человеческой. Все-таки куда вас ваша мысль глубокая ведет?

— Да мысль-то ведет, Владимир Васильевич, исключительно к констатации того факта, что мы переходим в новый формат межгосударственного общения.

— При помощи пушек, танков и ракет?

— Да, совершенно верно. И полагаю, что у этого нет альтернативы. Ну пожили мы 70 лет в условиях мнимого благополучия. Сейчас это время, судя по всему, заканчивается. И в том числе это будет сопряжено и с переосмыслением государственного устройства, и всей психологической атмосферы в обществе, которой последние десятилетия был присущ, на самом деле, некий такой иллюзорный романтизм. Время этого романтизма и иллюзий в создании комфортной атмосферы полного благополучия для всего общества истекает.

— То есть вы хотите сказать, что вот эта история с СВО, она объективно детерминирована? То есть это не субъективная воля отдельных лиц?

— Вообще-то да, это не какое-то спонтанное решение, эмоциональное, связанное с конкретной ситуацией, а на самом деле мы к этому шли давно.