По данным свежего опроса ВЦИОМ, 92% россиян в той или иной степени интересуются историей своей семьи. Среди них 48% целенаправленно выуживают информацию о своих предках, а 44% хотя бы сохранили в памяти услышанное от родителей. Естественно, есть региональные отличия: например, на Северном Кавказе активно собирают инфу о пращурах 98% жителей. А многие горожане даже не знают, за кого воевал дед в Гражданскую.

Интерес к корням

Не удивляет, что чаще всего изучать семейную историю берутся в возрасте 60 лет, а молодым корпеть в архивах и писать запросы пока не слишком интересно. Тем не менее каждый третий россиянин составил генеалогическое древо. В СССР масштабные исследования на эту тему неизвестны, но вряд ли древо имели более 1–2% населения. Кроме того, нынче большинство россиян принимают участие в акциях, связанных с памятью о предках, – 56%. Что это значит, в опросе не уточняется, но акция «Бессмертный полк», безусловно, из этого списка. Среди активистов – в основном женщины 45–59 лет.

Тем не менее исследование сервиса «Семейные легенды» показало, что россияне в среднем могут назвать не более четырёх поколений своих родственников. А тех, кто знает больше, – около 20% населения. Обычно человек может назвать не более 40 родственных связей: кто на ком был женат и кто кого породил на уровне дядей, тётей и прабабушек. Для сравнения: клиенты генеалогических контор имеют информацию о 1, 5 тыс. таких связей. А самое большое семейное древо в мире собрал специалист по вычислительной биологии Янив Эрлих – 13 млн людей вплоть до XV века.

Причём самыми активными, по наблюдениям «Семейных легенд», являются не только старики, но и россияне чуть за тридцать. Логика понятна: они уже понимают, что их родители и другие родственники не вечны и другого шанса может не быть. И 80% всех, кто занимается семейным архивом, забивают информацию в приложение в смартфоне. Среди приложений можно выбрать наиболее удобное каждому: где-то, например, при грамотном внесении данных генеалогическое древо строится само.

Примерно половина россиян имеют семейные реликвии: предметы быта, фотоальбомы, книги, документы и просто старинные вещи, которые бережно передаются из поколения в поколение. Причём о наличии реликвий примерно с одинаковой частотой заявляют мужчины и женщины, богатые и бедные, горожане и сельские жители.

Очень многие сетуют, что хотели бы изучать историю семьи подробнее, но мешает плохая организация работы архивов. Где-то берут непомерно большие деньги за копирование документов, где-то не выдают больше 2–3 «единиц хранения» за раз, а при таких темпах в архив не находишься. Ведь чаще всего заинтересованный посетитель готов провести в архиве целый день, но рассчитывает на «прорыв». Поскольку процент недовольных сильно расходится от одного региона к другому, вероятно, всё зависит от организации работы в конкретном субъекте.

В марте 2018 г. к президенту Путину обратилась группа профессиональных историков, краеведов, журналистов, поисковиков – всего 44 человека. Авторы обращения считают, что Росархив, одно из подразделений Министерства культуры, создаёт многочисленные искусственные препятствия для исследователей, работающих в читальных залах. Наиболее зловредным многие исследователи сочли пункт 3.1.12 приказа Минкульта №635, который запрещал копирование документов «собственными техническими средствами» пользователей. Единственным способом получить копию документа было заказать её изготовление самому архиву. Стоимость ксерокопии одной страницы формата А4 достигала в среднем 180–200 рублей, а в некоторых учреждениях - 500 руб. и даже выше. Эту практику распространили и на организации, непосредственно не подчиняющиеся Росархиву, – например, архивные подразделения музеев, библиотек, вузов. А в Российской национальной библиотеке (РНБ) курам на смех исчез электронный каталог OPAC. Вероятно, проект оцифровывания документов, профинансированный бюджетными деньгами для удобства пользователей, не укладывался в практику взимания денег за всё подряд.

Президенту напомнили его слова, сказанные в апреле 2017 г. на заседании Российского организационного комитета «Победа»: «Считаю принципиально важным обеспечивать широкую доступность к архивным материалам, обеспечить их публикацию, возможность обратиться к первоисточникам, документам: это эффективное, действенное средство против разного рода домыслов и мифов». Но, похоже, чиновники на местах понимают это по-своему: речи речами, а на самом деле власть не желает, чтобы граждане углублялись в свою реальную историю.

Глава вторая

У человека может быть масса причин выяснять свои корни. Кто-то хочет похвастаться дворянскими предками среди знакомых, кто-то мечтает уехать за границу и ищет основания для предоставления ему гражданства. У кого-то генеалогические изыскания – это часть проклятого вопроса: «Кто я, откуда и куда иду?» Люди потерялись во времени. Узнав, кем были его предки, человек раздвигает рамки своего бытия.

И уже около 20 лет изучение семейной истории считается самостоятельным направлением в психотерапии. Согласно предположению американца Мюррея Боуэна, многие семьи повторяют сами себя, а браки или профессиональные достижения бабушки могут влиять на соответствующие решения внучки. Классический пример: пациентка с неврозом осознаёт в кабинете психолога, что пять поколений её предков выбирало работу, которая считалась денежной, но неинтересной, а депрессия стала обычным эмоциональным фоном членов семьи. При этом никто из них не разбогател.

После 1917 г. в России началась беспрецедентная генеалогическая неразбериха. Любой человек мог взять любую фамилию. Рабочие с завода назывались Шереметевыми и Чарторыжскими, а бывшие господа прятались от их гнева, сказавшись Сидоровыми и Петровыми. Все сословия смешались в коммунальных квартирах, «красные» дети шли в штыки на «белых» отцов. Архивы безбожно страдали от политических чисток и опустошительных войн.

Какими бы ни были причины человека составлять родовое древо, очень часто ему не разобраться без профессиональных помощников. Хотя в России до сих пор нет вуза, готовящего специалистов по генеалогии, и нет господдержки частных изыскателей. Хотя государство на каждом шагу проповедует историческую память, оно не так много делает для установления судеб воинов Второй мировой. Хотя генеалоги уверены, что если бы власти оцифровали архивы и создали по-настоящему масштабные базы данных, то в стране совсем не осталось бы безымянных воинских захоронений.

Круг источников генеалога достаточно велик. В метрических книгах каждой церкви фиксировались браки, рождения и смерти. Ревизские сказки представляли собой переписи податного населения, которые с 1719 по 1858 г. проводились в России десять раз. Итоги трёх первых практически не пострадали и хранятся в столичном Архиве древних актов, а более поздние разбросаны по архивам областей и весей. Третий важнейший источник – исповедальные ведомости, которые с петровских времён обязаны вести в каждой церкви: кто был на исповеди, кто не был и по какой причине.

– Ранние века можно проследить по писцовым книгам, которые также хранятся в Архиве древних актов, – говорит профессиональный историк-архивист Дмитрий Соколов. – Обычный человек, даже если пустят в архив, элементарно не сможет их прочитать, потому что книги писались от руки, а правописание отличалось от современного. До 1917 года издавались переводы писцовых книг. Лично моя профессиональная библиотека составляет восемьсот томов, но это всё равно капля в море.

Другое дело, что даже если в каком-нибудь церковном приходе и сохранились интересующие вас архивные данные, он обязан отвечать на запросы граждан. А ему это надо? Частенько ищущим отправляют заранее заготовленный бланк: «По вашему запросу информация не найдена». А хороший генеалог может привлечь к работе в региональных архивах десятки местных краеведов.

Про цены и сроки работ говорить непросто. Это всё равно что следователь заранее скажет вам, когда раскроет убийство. Генеалог берёт почасовую оплату за время, проведённое им в архивах, а дальше всё зависит от везения. И заказчик должен верить ему на слово.

Изначально генеалогу может показаться, что география исследования будет ограничена, например, Тверской областью. А следы повели в Иркутск и Омск, где у фирмы нет своих специалистов. И генеалог должен иметь мужество отправиться в сложную командировку, а заказчик – принять дополнительные расходы.

Говорят, что стоимость восстановления истории семьи начинается от 200 рублей. Именно столько стоит одна простенькая справка из загса. Если человек не знает истории даже своих бабушек и дедушек, то прокопать одну ветвь на 3–4 колена вглубь будет стоить 
50–100 тысяч рублей. Если же вы хотите знать что-то большее, чем просто место жительства родни и даты их рождения-свадьбы-смерти, то нужно готовить миллион-другой и запасаться терпением года на два. По крайней мере такие суммы чаще всего всплывают на генеалогических форумах. Помощников можно выбрать из 25 компаний и более 300 фрилансеров, которые занимаются восстановлением родословных. В том, что рынок относительно узкий, есть свой плюс: приличная фирма вряд ли станет халтурить и подделывать документы, продавая вам сказки о ваших предках, – тут репутация дороже всего.

«Крупное дело» – это полное воссоздание истории рода. В одном агентстве придумали оформлять находки в виде книги на основе истории России. Исторические факты в ней соседствуют с рассказами о предках, а ксерокопии архивных документов – со старинными картами и современными фотографиями. Воссоздаются быт и нравы сословий региона. Если повезёт, то документов может набраться на несколько томов, которые роскошно оформляют кожей и выполняют на искусственно состаренной бумаге. Вместо книги, выпускаемой в единственном экземпляре, родословная может быть издана в виде глянцевого журнала, чтобы раздаривать её знакомым.

Но нужно быть готовым, что генеалогия далеко не всегда приносит счастье гордиться предками. Многие узнавали, что дедушка был доносчиком, палачом НКВД или сотрудничал с захватчиком во время войны. Или что бабушка слыла злобной стервой, отравлявшей жизнь родни и соседей. Но в желании знать правду всегда есть что-то героическое. Даже если о нём и приходится потом жалеть.