«Ответный «привет» был горячим и даже пламенным: 6 июня 1892 года пекарня Виника сгорела дотла — в тот самый день, как в неё свезли всю муку урожая прошлого года. Но был собран новый урожай, и продажа дешёвого хлеба возобновилась уже через месяц. И Ицко не отказал себе в удовольствии объявить, что снижает ценник до трёх копеек». Принципы — дело серьезное. То ли Виники совсем перевелись, то ли не попадаются на пути, кажется, современные принципиальные предпочитают ситуацию усугубить. «Иркутские истории», новая глава от Валентины Рекуновой.
Привет был горячим: пекарня сгорела дотла
19 августа 1890 года на Преображенской, возле Хлебного базара поменяли вывеску — на месте старенькой «Мелочной лавки» красовался теперь «Иркутский пекарь». У входа кучковался народ, галдел, переваривал невероятную новость, будто перловку у Виника будут продавать по 12 коп. за фунт — против 35 нынешних. Рыжеволосый приказчик тыкал толстым пальцем в «Восточное обозрение»:
— Вот тут сам Виник говорит и про хлеб, и про перловку. И что откроется этот «Пекарь» 24 августа. Вот тогда и посмотрим, правда или нет.
Занявшись хлебопашеством, Ицко Виник довольно скоро пришёл к убеждению: сибирские яровые не уступают европейскому хлебу и даже превосходят его. Но очень дороги. Ещё в 1880 году он устроил первую в Сибири мельницу по выработке ржаной муки мелкого помола и публично, через газету «Сибирь» пообещал безвозмездно обучить выпечке хлеба из такой муки. Желающие нашлись, и почти все завели собственные пекарни. Вот только ценники, сговорившись, установили высокие — то есть цели своей энтузиаст не достиг. И в пику изменникам Виник открыл на Преображенской своё заведение — «Иркутский пекарь», где фунт печёной сеянки отпускался за 4 копейки. И готов был ещё снижать — по мере роста продаж.
Хлеб предлагался двух сортов — Сибирский (круглыми булками, укатанными в муку) и Немецкий — глянцевый. Принимались и заказы на сухари для приисков. Можно было за ту же цену заказывать хлеб по выбору: с мягкой или твёрдой коркой, с анисом или черничкой, или совсем без приправ. Для долгой зимней дороги пёкся хлеб, который в конце пути был как только что испечённый.
К январю 1891‑го «Иркутский пекарь» был хорошо приторгован, но жители окраин, редко приезжавшие в центр, по-прежнему покупали дорогущий хлеб виниковских учеников. Тогда он объявил, что готов отпускать им хлеб оптом с уступкой 20 копеек с пуда, но при условии, что продавать его будут не дороже 4 копеек за фунт. Так же и с перловкой — не выше 12 копеек за фунт.
Ответный «привет» был горячим и даже пламенным: 6 июня 1892 года пекарня Виника сгорела дотла — в тот самый день, как в неё свезли всю муку урожая прошлого года. Но был собран новый урожай, и продажа дешёвого хлеба возобновилась уже через месяц. И Ицко не отказал себе в удовольствии объявить, что снижает ценник до трёх копеек. И что крупчатка подешевеет и будет ещё лучше на вкус благодаря французским жерновам, только-только приобретённым. А скоро поступит в продажу ещё и овсянка — ничуть не хуже московской.
И всё же в 1893‑м «Иркутский пекарь» переселился в каменный дом Абрамовой, где прежде располагалась казённая винная лавка, более защищённая от пожара и от незваных гостей.
«На свой страх, с Божьей помощью и по своим понятиям»
Вопреки злопыхателям Ицко Виник вернулся из Нижнего Новгорода с наградой: бронзовые медали XYI Всероссийской выставки (1896) взяли его перловка и овсянка. В селе Харат Тугутуйской волости у Виника было опытное полевое хозяйство, а новой целью становилась теперь озимая пшеница. В ней была особенная нужда, чтобы не возить, как сейчас, за тысячи вёрст дорогую крупчатку.
Первым делом Исай Яковлевич обратился в газету, чтобы через неё отыскать единомышленников или просто тех, кто бы мог поделиться опытом. Никаких советов, однако, не получил — и посеял пшеницу, как он сам выражался, «на свой страх, с Божьей помощью и по своим понятиям». Его поле находилось в очень холодной пади, к тому же и лето вышло засушливым, но озимая всё-таки хорошо уродилась. А лён показал себя даже лучше, чем в европейской России. В 1900-м Виник отправил ВСОИРГО бандероль с сухим цикорием урожая прошлого года, свежими листьями цикория, свежими же льняным семенем и льняным волокном, а также двумя образцами озимой пшеницы. Всё это выставили в музее с пометкой: опыты окультуривания не только возможны, но и желательны.
Исай Яковлевич ободрился и стал планировать ежегодные выставки сельских хозяев, рисовать медали для победителей, предполагать способы их ношения («нет, на шее, непременно на шее!») и даже задумывался об обязанности надевать такие медали на все главные праздники. Жюри иркутских сельскохозяйственных выставок, по его глубокому убеждению, должно было составляться исключительно из крестьян и... крестьянок. Потому что «и перед женщиной должна быть открытая дверь».
Понимали ли, разделяли ли планы Виника все его подопечные или хоть, к примеру, соседи по опытному участку? Это вряд ли, но одно они знали наверняка: Ицко бедного не обидит, а всегда защитит.
Из газеты «Восточное обозрение» от 19 декабря 1899 года: «Милостивый государь г. редактор! Покорнейше прошу позволить посредством вашей уважаемой газеты поставить в известность того, кому о том ведать надлежит, что в выселке Рубахино, что при деревне Аболаково Аргамайской волости Нижнеудинского округа находится симпатичное трудолюбивое семейство крестьянина Алексея Яковлева Аболакова. В числе шести членов этой семьи воспитывается семилетний мальчик, окончательно потерявший зрение года четыре тому назад от оспы. Вот его-то и следовало бы поместить в местную школу для слепых, чтобы хоть немного улучшить его участь. С почтением, И. Виник».
Твёрдый и мягкий одновременно
Конечно, Виник хотел помочь сразу и многим, а это значило для него: предлагать выгодные прожекты и пристраивать к ним убогих и сирых. И в 1885 году он подал в Иркутскую управу записку, коей и убеждал «завести литографский станок для печатания разных марок и объявлений по делам городского хозяйства». Дума не выказала ни малейшего интереса, а идею поставить за печатный станок нуждающегося, чтоб он сам себя обеспечивал, высмеяла. Впрочем, как и рассуждения об использовании мощи Ангары с её перепадами в течении.
С переездом в Иркутск редакции «Восточного обозрения» у Исая Яковлевича появился союзник, и теперь уж с газетных столбцов призывал он заменять дрова углем как топливом более дешёвым, а, значит, и выгодным. Отклик был самый слабый: многих останавливала переделке печей — и тогда Виник придумал специальный прибор, который и принялся изготавливать на своём чугунно-литейном заводе.
Прибор этот с лёгкостью вставлялся в печь и так же легко из неё вынимался. То есть не требовалось никакой переделки печей. Да и обходилось приспособление очень недорого — шесть копеек за фунт (вес зависел от размеров печи).
За что Виник ни брался, всё выходило прочно, надёжно и выгодно. Его ключи, кастрюли, утюги, ступицы к телегам и таратайкам, памятники называли не иначе как «вечными». С его втулками и подосками можно было класть на телегу лишние пять пудов. Водились в лавке у Ицко и вещицы просто занятные, подсмотренные в путешествиях по Европе и умело воспроизведённые: чугунный мальчик для снятия сапог, птицы для доставания спичек, именные гири…
Исай Яковлевич с большою охотою брался передавать своё мастерство, обеспечивал учеников горячим питанием, пятирублёвым жалованием и на весь курс притормаживал большие заказы, дабы не отвлекаться. И секретов в загашниках не держал, показывал, как «делать такой твёрдый чугун, что никакая сталь не возьмёт его, и, наоборот: очень мягкий». Но, видимо, брали столько, сколько могли унести или просто жалели внутреннего огня — ни у кого (даже у сыновей Виника) не получалось такого чистого и плотного чугуна. И когда Исай Яковлевич уезжал из Иркутска, то останавливал свой завод, дабы не ронять марку.
Справочно:
И. Я. Виник открыл 1-й в Сибири чугунно-литейный завод (1879, г. Чита). В 1901 г. производство было запущено и в Иркутске.
Из газеты «Восточное обозрение» от 01.09.1901 года: «Чугунно-литейный завод И. Я. Виник принимает заказы на отливку разного рода чугунных изделий по заданным чертежам, моделям или размерам: шесточных, очажных, конфорочных и закройных плит и колосников, разных родов и размеров вагонеточных и тачечных колёс, поворотных плит, подшипников и других частей машин, втулок, намогильных плит, памятников, резных и ажурных крестов, кронштейнов, постаментов, колонн, гимнастических шаров и прочее. Казённые и другие учреждения и частные лица, дающие мне заказы, остаются довольны исполнением работ. Отливаемые мною плиты противостоят сильному жару лучше российских. Заказы принимаются ежедневно с 5 час. утра и до 8 час. вечера. Завод находится в Знаменском предместье по Адмиралтейской улице, дом 24. Адрес для писем и телеграмм: Иркутск, Виник».
От изумления промолчал
Жизнь никак не поспевала за Виником с того самого 1877-го, когда он, отслужив свою четверть века, вышел в отставку. Разные мысли одолевали его, и он их с радостью выпускал:
— Вот бы сельским обществам скинуться да купить пилёного сахару выгодно, то есть от заводчика. А потом бы и выложить не в одни общественные магазины, но и в общественные кабаки — чтоб от водки отвлечь.
Слушают. Молчат.
А уж сколько склонял он делать кофе из цикория, ржи и ячменя — все они здесь отлично родятся! Нет, и пробовать не пожелали, по-прежнему гоняют чаи из трав и гнилой берёзы. Кусок такой берёзы Ицко даже отвёз во ВСОИРГО, чтобы учёные доказали её безусловный вред. Может, и докажут, только как крестьянам это растолковать, если нету в Сибири сельскохозяйственного журнала? Газету «Восточное обозрение» в деревнях не выписывают совсем. В волостных правлениях держат подшивку губернских «Ведомостей», но и их ведь пролистывают по нужде, а неграмотным вслух никто не читает. Вот и приходится всё втолковывать самому, по случаю и без случая, а для крестьян это подозрительно, сторожатся, мимо уха пускают.
И на ВСОИРГО толком не опереться; два прожекта лежат там безо всякой надежды на рассмотрение: устав общества не дозволяет географам отдаваться вопросам сельскохозяйственным. С этим и не поспоришь, но к кому-то же надо ведь обращаться!
Да, с недавних пор есть в Иркутске правительственный агроном, господин Ефимов. На две губернии заведён, Иркутскую и Енисейскую; и как новый человек закидывает листами опросными. Все крестьяне в раздумье, а он, Виник, отвечает немедленно, да с полным раскладом, да с наблюдениями-соображениями. Обращает внимание и на конокрадство, и на отсутствие хороших производителей, и на жестокость с домашним скотом (даже в большие морозы держат его под открытым небом). Увлёкшись, прикладывает к опроснику несколько последних прожектов — и начинает ждать.
После ему говорили: Ефимов потому не ответил, что попал он под мобилизацию, только через полгода разобрались, что напрасно взяли. А теперь надобно подождать, пока он все почты петербургские не разберёт…
Ицко на это ничего не ответил, возможно, от изумления, но касательно разных чинов, и теперь уже окончательно, взял иронический тон. В июне девятисотого он выписал через иркутский казённый сельскохозяйственный склад 10 пудов озимой пшеницы, дал задаток и продублировал этот заказ по телеграфу. Справлялся потом время от времени, однако к концу сентября даже и ответа не получил. Представляя эту историю на страницах «Восточного обозрения», Исай Яковлевич счёл возможным заметить: «Что же касается помощи со стороны поставленных от правительства лиц, то я могу сказать, что пока солнце взглянет, роса глаза выест».
Пророс!
Когда Ицко Виник уже и не ждал (через двадцать лет и ещё три года) у него объявился продолжатель. Не в Тугутуе, где жил, а под Нижнеудинском. Некто Фёдор Поторочин. Он и манеру письма Исая Яковлевича передавал очень точно: «Ныне мною в виде опыта также произведён посев озимой пшеницы, и всходы её были положительно прекрасными. Что скажет только будущее лето? Но судя по письму г. Виник, есть надежда на удачу. В дополнение к тому, что в Иркутской губернии возможны посевы льна и цикория, могу сообщить также и то, что здесь прекрасно родится чечевица. Необходимо участие со стороны правительства устройством семенных складов и отпуском из них семян, хотя бы в первое время на льготных основаниях. Возможно более широким распространением в среде крестьян сведений о культуре озимых хлебов и указаний со стороны правительственного агронома» («Восточное обозрение» от 19.11.1900).
Два года спустя, осенью 1903-го Фёдор Поторочин ехал в Иркутск. По делам. И так ему захотелось увидеть Ицко, что завернул к нему в Тугутуй.
— Часа два уж как след-то остыл, теперь только в Иркутске найдёте, — посетовала жена. — Ну да вот вам пирожка на дорожку!
Виник нашёлся на заводе — опробовал узорчатую доску для полов и новые ступени. Фёдор отложил для себя резной крест, парильный колпак и свежей отливки набор сковородок и чугунков.
…В своих объявлениях Исай Яковлевич увлечённо рассказывал о вечных ступицах, беспрерывно действующих утюгах — и в такие моменты сам он казался бессмертным. А скончался в 1910-м в возрасте 76 лет. Чугунно-литейный завод «Гермес» сгорел в 1914, но был восстановлен и продолжал вестись сыном Бером. Дочери Мэра и Бейла-Роха работали фельдшерицами. Вдова же Хана Борисовна, дочь Бася и сын Лейба разводили цветы в усадьбе на Дёгтевской и торговали ими. Успешно. От огородных чудес они отказались.
Сохранилась могила Ицко на Лисихинском кладбище. Не так давно она была отреставрирована еврейской общиной.
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс