«Все три года, пока продолжалось строительство театра, комитет испытывал денежные затруднения: изначальная смета в 150 тыс. руб. выросла чуть не вдвое. Сначала неоплаченные счета гасились самими членами комитета (10.200 руб. от В. П. Сукачёва, 1.759 руб. от Б. Г. Патушинского и пр.). Затем пошла вторая волна пожертвований (список внушителен)». Трудно поверить, но так было. Сегодня у состоятельной прослойки в приоритете яхты и золотые унитазы. Их предшественники прошлых эпох себя, понятно, тоже не обижали, однако искренне стремились к благим делам и поступкам. Новая прелюбопытнейшая глава «Иркутских историй» Валентины Рекуновой.
В ноябре 1893‑го в музее Восточно-Сибирского отдела императорского русского географического общества (ВСОИРГО) демонстрировались семь лучших проектов городского театра. Три из них разработали академики архитектуры, да и выиграл в этом соревновании академик — главный архитектор дирекции императорских театров Виктор Александрович Шрётер. Но Иркутск не был бы Иркутском, если бы проект-победитель вызвал только деликатную и конструктивную критику: автора обвиняли чуть ли не в плагиате и подводили к тому, что единственное достоинство его работы — невысокая стоимость будущего строения.
На страницах «Восточного обозрения» безапелляционно заявлялось: крыша в проекте Шрётера вычурная, фасад — мрачный, далёкий от представлений об изящном; и внутри театра всё очень плохо: лишние буфеты, лишний внутренний балкон, слишком просторные гардеробные, курительные, фойе и прочие второстепенные помещения. Если убрать всё лишнее, вырастет число зрительских мест и увеличится выручка.
Досталось и Театрально-строительному комитету, «промахнувшемуся со сметой». Не построить, никак не построить театр — таков был вердикт. Редакции он показался слишком резким, особенно если учесть, сколь важные господа вошли в этот орган и кто его возглавляет. Но всё же текст дали в печать без правок и сокращений — решили, что и огульная критика принесёт свою пользу: комитет станет носом землю пахать, доказывая свою правоту.
Ответственным за производство работ был назначен гражданский инженер Масленников. Под его началом и был заложен театр 18 мая 1894 года. Строить постановили хозяйственным способом, а заведование хозчастью поручили опытному предпринимателю, гласному городской думы Борису Григорьевичу Патушинскому. И он смог обеспечить всеми необходимыми материалами не только отличного качества, но и по сходной цене. При Патушинском заложили фундамент и подняли стены до окон второго этажа; затем Бориса Григорьевича сменили Жарников и Коротаев. Комитет постоянно связывался с архитектором Шрётером и с его подачи заказали калориферы и вентиляционное оборудование в Петербурге. Выбор был не случаен, конечно же, ведь в этом случае у Виктора Александровича появлялась возможность непосредственно контролировать их производство.
Все три года, пока продолжалось строительство, комитет испытывал денежные затруднения: изначальная смета в 150 тыс. руб. выросла чуть не вдвое. Сначала неоплаченные счета гасились самими членами комитета (10.200 руб. от В. П. Сукачёва, 1.759 руб. от Б. Г. Патушинского и пр.). Затем пошла вторая волна пожертвований: по 10.000 руб. дали А. Я. Немчинов и барон Гинцбург, 7.000 руб. поступили от М. Д. Бутина и Николаевского железоделательного завода, 3.000 руб. — от братьев Патушинских, Леонтия Григорьевича и Якова Григорьевича, 2.000 руб. — от П. Н. Верховинского, по 1.000 руб. — от А. А. Второва, А. Е. Кухтерина, Н. И. Новицкого и И. М. Файнберга, 800 руб. — от Е. И. Замятина, по 500 руб. — от В. Ф. Колыгина, Ф. Х. Пушникова, 400 руб. — от С. И. Толчёнова, 300 руб. — от Д. В. Самсонова.
Кроме денежных были пожертвования материалами и вещами. Так Варвара Петровна Кельх (Базанова) приобрела для театра зеркала, стулья и драпировку на общую сумму 5.000 руб., Николаевский железоделательный завод предоставил лестничные балки стоимостью 3.000 руб.), Василий Аполлонович Белоголовый закупил стекло на 1.500 руб., Пётр Николаевич Верховинский передал мебель и реквизит на 500 руб.
Средства на внутреннее обустройство театра добыли, заложив почти готовое здание в Медведниковский банк. Об этом хлопотала уже общественная дирекция, а в неё, по договорённости с думой входили два её представителя и один назначенец генерал-губернатора. Краевая администрация, таким образом, сохранила свой контроль над театром и возможность влиять на его направление. От думы в общественную дирекцию вошли Б. Г. Патушинский и П. Д. Коротаев, а кандидатом в директора — Ф. А. Заборовский. Генерал-губернатор со своей стороны направил А. Е. Пфафиуса, которого после сменили В. В. Равич-Щербо и А. А. Корнилов.
Справочно:
На строительство театра было израсходовано:
• пожертвования — 198.159 руб.;
• страховая выплата за сгоревший в 1890 г. театр — 28.151 руб. 73 коп.;
• наросло процентов — 27.742 руб. 72 коп.;
• получено от продажи излишков материалов — 4.714 руб. 72 коп.;
• получено от продажи дома — 500 руб.;
• разные поступления — 205 руб. 42 коп.;
• пожертвовано материалами — 10.000 руб.;
• занято — 25.000 руб.
Всего: 294.473 руб. 59 коп.
Полный зал «свидетелей»
В конце августа 1897 года специально созданная комиссия принимала новый иркутский театр. В столь красивом здании странно воспринималось керосиновое освещение, но электрификацию были вынуждены отложить до неопределённых времён, когда появятся свободные тридцать тысяч. В целом же работа строителей была признана удовлетворительной, и даже брандмейстер остался доволен — в кои-то веки! Ещё отмечали, что с каждого места сцена просматривается хорошо и что на галёрке кресла точно такие, как в ложах и партере. Мелкие замечания, разумеется, сделали: предложили убрать один ряд в партере (освободить проход к ложам), а также приставить наружную лестницу к задней стене.
Не обошла комиссия и декораторскую, где в это время колдовал художник Фёдоров.
— Работает споро и отрисует, я думаю, весь обширный репертуар! — без натяжки уверил антрепренёр Кравченко. — Уже написаны крестьянские избы, всевозможные интерьеры, парк в английском стиле и парк природный, общий план тюремного замка и отдельная камера... да вы пройдите — и сами увидите!
Впечатлённый председатель комиссии пошутил:
— Ну с декоратором, кажется, вам повезло: у меня сейчас чувство, будто год, не меньше, просидел в заключении, чудом сбежал и скрывался в деревне под видом крестьянина. А теперь садовником состою в одном парке, и мне так хорошо, что, пожалуй, останусь здесь, в иллюзорном мире.
Театр открылся 30 августа того же 1897-го. Молебен отслужили в большом фойе, куда из Харлампиевской церкви перенесли иконы. Затем начальствующие прошли в ложи, а публика с пригласительными билетами расположилась в партере. 1-й ярус и балкон отдали гимназистам и прочим воспитанникам учебных заведений, а галёрку — всем остальным желающим. После третьего звонка на сцену вышел Театрально-строительный комитет во главе с генерал-губернатором Александром Дмитриевичем Горемыкин.
Выступление его было коротким, деловым и слегка ироничным:
— Так пришлось, что своё последнее заседание мы проводим на сцене, и вам придётся выслушать рапорт, возможно, и суховатый, но совершенно необходимый. Все работы по возведению этого здания велись под строгой отчётностью, образно говоря, на одного деятеля приходилось по три ревизора. Но помимо бумажной отчётности и сам театр как раскрытая книга. И сегодня вы засвидетельствуете её передачу городу. Теперь вы знаете, с кого спрашивать, — он улыбнулся. — Для нас очень важно ещё передать с театральным зданием и свой взгляд на его назначение. А у нашего комитета изначально была цель создать место, где не только разыгрываются произведения драматургов, но и рождаются просветительские проекты. То есть наши главные устремления — к развитию беднейших горожан, облагораживанию их вкусов. Надеемся, что городское самоуправление вполне разделяет наши чаяния.
Понятно, что вслед за этим должен выступить городской голова — и Владимир Платонович сразу ответил:
— Существует мнение (и за время строительства оно высказывалось не раз), что новый театр — лишь забава для людей состоятельных. Так вот смею заверить, что мы видим в нём прежде всего образовательное, культурное учреждение. Пусть эта, главная мысль не затеряется в выражении нашей признательности строителям и благотворителям!
А ещё Сукачёв огласил решение думы «просить его высокопревосходительство Александра Дмитриевича Горемыкина принять звание почётного гражданина Иркутска».
После небольшого антракта оркестр под управлением блистательного Гейнриха исполнил несколько музыкальных пьес, и поднялся первый занавес. Сцена была убрана зеленью, украшена портретами Сумарокова, Волкова, Княжнина, Фонвизина, Озерова, Капниста, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского. Из группы артистов в русских костюмах вышел антрепренёр Кравченко и прочёл собственного авторства стихотворение. Вслед за этим поднялся второй занавес, открывший живую картину «Торжество России». Оркестр и хор трижды исполнили национальный гимн — под не смолкавшее «ура!» публики.
Всё действие уложилось в три часа.
Справочно:
Из газеты «Восточное обозрение» от 24.12.1897 года: «Пёстрые заметки. «Русские ведомости» посвятили нашему новому театру большую корреспонденцию. Эксплуатация театра, по словам «РВ», предположена «исключительно для просветительных целей». Пять зал театра, свободные в течение дня, предназначаются служить для помещения народных читален, публичных чтений, лекций, спевок и т.п. Танцевальные же вечера, балы, маскарады и т.п. увеселения «ни под каким предлогом не допускаются». «Таким, конечно, и должен быть городской театр», — замечает по этому поводу «Саратовский листок». В действительности же он вышел «таким» только на половину. Увеселения в нём, действительно, не допущены, но и пять свободных зал остаются свободными. Публика старательно избегает их и толпится в узких коридорах и буфетах, предполагая, вероятно, что в фойе происходит какое-нибудь публичное чтение или лекция. Из чувства деликатности она боится помешать осуществлению какой-либо из намеченных «просветительских целей». Заглядывая же в свободные залы, ясно видит вместо витрин для народных читален и приспособлений для народных чтений, спевок и т.п. только рождённую горою мышь. Единственное, что делается пока новым театром в интересах малосостоятельной трудовой публики, это дешёвые дневные спектакли по праздникам. Но ведь это всецело добрая воля г-на Кравченко; так же по доброй воле Кравченко попадают в театр на дневные спектакли и учащиеся. Желательно, не теряя времени, воспользоваться залами театра «для просветительских целей», потому что в них тепло, а в большинстве специальных заведений для этих целей — холодно. Гимназия помещается в старом здании с плохими печами; так же и ремесленно-слободская школа. А в каменном здании пятиклассного городского училища вообще разгуливает ветер. Хотя никольские морозы и прошли, предстоят ещё рождественские и крещенские».
Ни антрепренёр, ни дирекция не прислали ответа на эту публикацию, но афиши заполнили общедоступные музыкально-литературные утра и драматические постановки. В эти дни можно было попасть на галёрку за 5 коп. — и даже самые недоверчивые соглашались, что и в предместьях начинают проникаться к театру симпатией.
А вот дирекция выглядела весьма озабоченной: с одной стороны, надо было гасить банковскую задолженность и откладывать на проведение электричества, а, с другой — снижать цены на билеты до разорительного предела. Уступки пошли с первых спектаклей, когда чиновная публика выразила своё возмущение антрепренёру. Не ожидавший такого напора Кравченко растерялся и попросил «уважаемую дирекцию пойти навстречу уважаемой публике». И директора согласилась, понадеявшись на доход от буфетов и гардероба, а зря: этих восьми-девяти тысяч едва хватало на страховые выплаты и самый мелкий ремонт. Откладывать решительно не получалось, и даже три года спустя в театральных коридорах ещё чадили керосиновые лампы. К 1900-му электрифицировали только сцену, но и там лампы гасли, часто прямо во время спектакля, и за кулисами постоянно стояли служители со свечами.
Справочно:
Из газеты «Восточное обозрение» от 25.10.1898 года: «Освещение нашего театра оставляет желать много лучшего. Несколько десятков керосиновых ламп распространяют вокруг себя уж чересчур нежный и таинственный свет, а ведь игра наших артистов не так плоха, чтобы она не стоила свеч».
Пока строили театр, опасались, что он окажется мал, но многочисленные гастролёры размывали публику, выступая то на сцене Общественного собрания, то в просторных залах общества приказчиков — и в театре еле сводили концы с концами. Даже такую необходимую вещь как водопровод смогли позволить лишь к сезону 1900–1901 гг. Но лучшие постановки, по-прежнему, вызывали ажиотаж, и на площадке перед входом в театр наблюдалось столпотворение. При разъезде с «Кармен» столкнулись несколько экипажей, два из них перевернулись, и извозчику придавило ногу. Пришлось завести разводящего.
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс