Тамаз Гачечиладзе: да, я не русский

Окончание. Начало здесь

Сейчас с ксенофобией в России стало легче: просто шуточки неудачные отпускают, вопросы задают. Общество стало заметно толерантнее, по моим ощущениям. А раньше было жестко. О том, каково быть в России грузином, мы говорим с театральным режиссером Тамазом Гачечиладзе.

— Тамаз Малхазович, при вашей неславянской внешности вас часто били?

— Меня достаточно много раз в жизни били. Это в детстве, в юношестве… А сейчас как-то даже думаю, что это, наверное, было бы страшно, если бы мне пришлось драться. По-настоящему. Потому что в юности я был как бы несколько иным…

Я не люблю бить людей

— А куда ты дел зверя, который в тебе должен жить? Ведь в каждом человеке должен жить свой зверь…

— Он есть. Да… Но он стал иным, потому что я люблю людей. Прямо людей люблю. Они мне нравятся. И мне нравятся разные люди… У меня очень часто бывают истории, когда я чего-то не догоняю…

Была история, когда я пришел в дом с моим знакомым, а там оказался скинхед. И он реально хотел нас избить… Все выпившие немножко были… А тут еще пришли нерусские… Этого достаточно было… И вот мы стоим перед ними, я с моим другом, — русским парнем… Он за меня тогда встал…

Но сама суть была очень интересная: я говорю им: «Слушай, друг мой, ты понимаешь, что ты собираешься бить человека, который пришел в твой дом? Вот если бы ты встретил меня на улице и хотел бы побить, у меня вопросов бы не было… Но человек пришел в твой дом, он переступил порог твоего дома, пришел с твоим другом, и ты хочешь его побить?»

— Тамаз, мне очень нравится твоя философия, но говорят, что надо преодолеть вот это в себе, ощутить зверя, рвущегося наружу — способность в любой момент взорваться и дать жестокий отпор, но не делать этого, сдержать его в себе, почувствовав свою силу… И дать ее таким образом почувствовать агрессору…

— Владимир, я понимаю, о чем речь, но мне кажется, что таких зверей сегодня очень много…

— Нет, кто сам себя разумно ограничивает, таких немного. Но они при этом доминируют в любой конфликтной ситуации. И я уверен, что только разумное самоограничение свободной личности может быть залогом прогресса буквально во всем… То есть, люди понимают, что я могу многое, но сам себя сдерживаю…

— Владимир, по сути, у нас с тобой полная противоположность, потому что меня больше интересует вопрос по-другому поставленный: вот я могу тебя побить, но не делаю этого, возникает вопрос: «А зачем?».

— Так и я про это же. Мы одинаково думаем.

— Так я про это и говорю, что меня больше всего интересует вопрос: «Зачем так делать?»

— Но ты при этом, как-то игнорируешь свою способность побить, дать жесткий отпор нападающему на тебя скинхеду, потому, что ударить человека, причинить ему увечье — крайне сложно. Для этого надо переступить через себя. И сравнительно немного тех, кто готов это совершить. Вот я, о чем, только о готовности…

Психологи утверждают, что на фронте, большинство людей из окопа стреляют, закрыв глаза, — в небо. Они не способны убить человека…

— Я понимаю это. И очень надеюсь, что мне в своей жизни не придется делать подобный выбор.

— Но ты при этом сам себя ограничиваешь в своем праве на отпор…

— Я сам себя не ограничиваю, поэтому очень боюсь этого выбора, потому, что знаю, что выберу…

Все мы люди, все мы человеки

— Ну, вот смотри, Ремарк, Хемингуэй, при всем их гуманизме они через многое прошли. Это был их путь. И он их обогатил. Мне кажется, что ты хороший человек, но ты себя все же сдерживаешь. Хотя мог бы работать не только с восторженными женщинами, но и с серьезными, глубокими мужчинами. Это совсем иное…

— Я этим и занимаюсь. Просто я этим занимаюсь не шумно. Я вообще не люблю шума. Как это говорится? Я очень известный, но в узких кругах человек… Вот (смеется).

У меня есть ряд людей, очень близких, которые стали близки мне со временем. И это очень большие серьезные и взрослые дядьки, с которыми мне очень комфортно, и я понимаю, что они видят во мне пользу, потому что чаще всего такие люди не будут общаться с человеком, не представляющим для них интереса…

— Тамаз, мы второй год живем в воюющей стране, и у нас значительная часть населения проходит через это горнило. Возвращаются фронтовики, в которых война поселилась навсегда. Их семьи индуцируются этими переживаниями… А если посмотреть, что в миру творится… Люди становятся агрессивными, воинственными… И есть совсем небольшой мирок, в котором замкнулись многие хорошие люди…

— Так и есть. И я хочу максимально большое количество людей засунуть в свой мир, потому что там круто, там интересно, там друг друга никто не предает, никто никому не говорит гадостей, и никому никого не надо убивать…

На фото Тамаз Гачечиладзе после спектакля