12 сентября в Петербурге состоялся общегородской крестный ход в связи с годовщиной перенесения мощей Александра Невского. Прибывший на торжество патриарх Кирилл вспомнил в своей речи и императора Петра I: «Пётр боролся с западными влияниями, направленными на ослабление России. Он осознавал, что Петербург мог быть оккупирован другой силой. Поэтому он создал форты. Они закрывали вход в Петербург. Не верил Пётр в доброту соседей». Среди комментариев царила ирония: дескать, вот и Пётр оказался сторонником импортозамещения и «особого пути». Но историческая правда и не может быть зело простой. А патриарх оказался во многом прав.

Выбор церкви

Благодаря учебникам мы полагаем, что допетровская Россия пребывала в диком варварстве, а благодаря ему осуществила выход на мировую авансцену. Действительно, Петру досталась чрезвычайно рыхлая страна. Железо везли из Швеции, два-три железоделательных завода в Туле построили голландцы. Своего серебра не было, монеты «перечеканивали» из иоахимсталеров (ефимков), которые без всякой меры разбавляли медью. Все ведущие европейские армии в XVII веке были наёмными, а Россия от безденежья была обречена на поместную систему формирования войска.

Но, как рассказывали «АН», перемены в России накапливались весь XVII век. В описях конфискованного у бояр имущества – зеркала, гобелены, посуда. Они уже не кладут в рот икру горстями. Далеко не Пётр придумал посылать молодых россиян учиться в Европу и приглашать иностранных спецов в Россию. Иначе откуда бы взялась в Москве Немецкая слобода, где он любил околачиваться в юности.

Хотя у России не было своего флота, торговля с Европой неплохо велась через Архангельск. Он только на карте далеко на севере. А по сути, товары удобно сплавлять вниз по Северной Двине по веками отлаженной инфраструктуре, к которой «прилагалось» много вольной рабочей силы. Короткая навигация не была помехой – всё равно в XVII веке два рейса за год в одном направлении никто из европейских купцов не делал. К тому же на Неве напротив нынешнего Смольного богател шведский город Ниеншанц, собиравший в сезон сотни кораблей и русских купцов, привлечённых щадящими пошлинами.

«Первый министр» царевны Софьи князь Василий Голицын готовился создать полностью регулярную армию, ликвидировать государственные монополии и даже отменить крепостное право. Но его попытки привлекать иностранцев и основать университет вызвали неудовольствие церкви: Петра в конфликте с Софьей поддержал патриарх Иоаким, требовавший еретические храмы и фактории «разорити». Да-да, тогда в глазах элиты Пётр был мейнстримом, противостоящим реформам.

Опричнина благодаря учебникам плотно ассоциируется с именем Ивана Грозного. Но для современников строительство Петром Санкт-Петербурга на реке Неве было самой настоящей опричниной: царь создавал внутри государства своё государство, где жизнь течёт по другим, исключительно царским законам. К 1710 г. Пётр даже не закончил строить крепость на Заячьем острове, как Россия отбила у шведов прибалтийские порты Ревель (Таллин), Нарву, Ригу. И в «окне в Европе» на невских берегах не было ни малейшего смысла. Но Питер был для царя столицей его опричнины, где ничего не происходит без его воли.

«Птенцы гнезда Петрова» отличались от опричников Ивана Грозного разве что покроем платья. Александр Данилович Меншиков собственноручно рубил стрелецкие головы десятками, во многом походя на Малюту Скуратова. Главный принцип подбора «птенцов» тоже был опричный – почти никто из них не был знатен, зато каждый предан, жесток и решителен. В Европе до Наполеона и не припомнить примеров, когда личная преданность монарху возносила бы «выскочек» столь высоко. И в этом смысле петровский режим куда больше напоминал восточную деспотию, чем западную государственность Нового времени, где власть монарха имела массу ограничений.

Государственные 
люди

Восхищение Петра Англией и Голландией не должно вводить в заблуждение. Он же прямо говорил, что собирается перенять на Западе всё нужное, после чего «повернуться к нему задом». Взять тот же Петербург: если голландцы строили каналы по необходимости, то Пётр собирался прокопать 259 вёрст каналов больше для красоты. Линии Васильевского острова потом пришлось засыпать.

Дома должны стоять «сплошной фасадой», а не в глубине двора, где лучше защита от ветра. Архитектор Трезини разработал три типа домов: одноэтажный – для подлых, с мезонином – для зажиточных, 2-этажный – для именитых. На лето опечатывали казённой печатью все печи и бани, чтобы снизить риск пожаров, а полицейская «нюхательная команда» вынюхивала дым, выписывала штрафы. Каторжники носили по улицам огромную раму, чтобы соблюдалась заданная царём ширина проспектов. Рама не прошла – виновнику разбирали крышу, чтобы перестраивал дом скорее. Впрочем, царь мог отобрать любой дом и не вдаваясь в подробности – просто земля требуется «для нужд». Деловой климат в Амстердаме был совсем другим.

Никакого рынка свободной наёмной силы, который необходим для капиталистического развития, в России при Петре не возникло. Наоборот, в 1723 г. он указом отменил вольный статус у пятой части населения на Русском Севере, в Сибири, Поволжье, Юге – все крестьяне с неопределённым состоянием стали «государственными». То есть обязанными были возить казённые грузы, работать в счёт податей на казённых заводах, строить каналы и крепости.

За петровское правление бюджетные доходы выросли в три раза, налоговая нагрузка на реальную душу возросла не менее чем на 50%. К моменту кончины Петра «купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось, и уже то есть не без важного государственного вреда». По оценкам современных историков, количество налогоплательщиков при Петре сократилось на 20–25%.

Кто-то скажет: война, грозное время, историческая необходимость. Но Пётр 20 лет воевал со Швецией, армия которой на максимуме достигала 180 тыс. штыков, а не с 9 млн солдат вермахта, танками и «мессершмиттами». Россия выступала в союзе с Данией, Саксонией и Польшей. Первый русский император забрил в солдаты 400 тыс. рекрутов, из которых погибло около 200 тыс. – большинство от болезней и невыносимых условий. Тогдашняя Россия не могла содержать такое огромное войско, а царь пытался экономить на качестве, заменяя его количеством. И не наоборот, как пишут в учебниках.

К моменту воцарения Петра русская пехота уже на две трети состояла из полков иноземного строя, обученных иностранцами, в том числе драгун, и гусар. Но все они (включая стрельцов) были контрактниками, получали за службу деньги. При Петре солдатиков стали забирать бесплатно, клеймить и держать в острогах во время передислокаций. Ведь петровская армия почти не имела казарм, и на зиму её заселяли «на постой» в дома простых граждан. А заодно солдаты собирали налоги, наводя дикий ужас.

Весь XVII век Россия потихоньку двигалась по пути модернизации, но Пётр всё перевернул с ног на голову. Если Борис Годунов в два раза снизил налоги, чтобы помочь в развитии предпринимательства, то Пётр задушил его налогами и указами. Целые районы льноводства вдруг объявлялись заповедными, и закупать там продукцию могли только государственные агенты. Или вводилась госмонополия на соль: а у людей годами выстроены связи, логистика, кредиты.

Первый олигарх империи Никита Демидович Алтуфьев поменял фамилию на Демидов для удобства царя, привыкшего звать его Демидычем. Ему, как и многим перспективным предпринимателям, давали ссуды, крепостных, мощности. Мало того что это разрушало конкурентную среду, так ещё и могли в секунду всё отобрать: чуть ли не 100% продукции производилось по госзаказу и уходило на армию. Главным человеком при Петре стал не предприниматель, как в Европе, а чиновник. Не созидатель и плательщик налогов, а их вороватый распределитель. Хотя модернизация страны – это прежде всего рост доходов её граждан.

Выход в лидеры

Вместе с тем Россия при Петре вошла в число европейских «великих держав». Соседи стали бояться. Шведы не могли менять полномочия монархии, а наследников приходилось согласовывать в Москве. Полякам не позволили избрать королём принца Конде, а навязали саксонского курфюрста Августа Сильного, давнего союзника Петра.

Демидовские начинания на Урале привели к тому, что к 1740 г. Россия выплавляла больше железа и чугуна, чем Англия, – 25 тыс. тонн. Артиллерию и боеприпасы полностью производили сами. Военные корабли до поры строили в Голландии, но для их оплаты всерьёз расширили линейку экспортных товаров. В средние века ганзейцы везли из Новгорода только меха и воск, а при Петре торговали хлеб, лес, лён, масло, жир, юфти, железо. К концу царствования Петра I существовало уже 233 завода, в том числе более 90 крупных мануфактур. И когда началась промышленная революция, без русской пеньки, парусины и мачтовых лиственниц не мог нормально функционировать британский флот.

Другое дело, что пересаженные Петром институты никак не вытекали из развития общества, и на российской почве дали гибридные плоды. Заимствованные в Швеции коллегии выросли из сложного государственного механизма (четырёхсословный парламент, госсовет, коллегиальный суд), где были приводным ремнём. А Пётр строил самодержавную вертикаль, где чьи-то интересы согласуются только в его голове. Конечно, он не собирался переносить в Россию большинство западных институтов, ему нужен был быстрый рост промышленности, торговли и поступлений в казну.

Купеческие гильдии и городские магистраты, которые в Европе складывались веками и были инструментами отправления бюргерской свободы, Пётр учредил указом в 1721 году. Отсюда вместо независимости – полицейские функции: выявлять пришлых, выдавать паспорта, организовывать уличные патрули. В гильдии и цеха Петербурга разом записали всех горожан – вплоть до нищих. Знаток эпохи Евгений Анисимов подтверждает: «Основной целью образования цехов и гильдий было вовсе не развитие торговли и ремесла, а решение сугубо фискальных проблем». Пётр заложил основы особого мира между Западом и Востоком, который временами не может понять, какой из полюсов ему ближе.