Представлять трагические события 3–4 октября 1993 г. только лишь как кульминацию борьбы между президентом РФ Борисом Ельциным и прокоммунистическим Верховным Советом, по меньшей мере наивно. Скорее это был конфликт различных ожиданий граждан. Одни верили, что реформы несправедливы, а счастье им принесёт реставрация госэкономики СССР. Другие надеялись на энергичное строительство капитализма, где растворится «советский человек». Столкновение на столичных улицах смешало их ряды, поскольку и «демократы» действовали как самая настоящая хунта, и от «консерваторов» пахло не стабильностью, а репрессиями и гражданской войной. После октября в 1993 г. родился новый россиянин, который не следует за большими идеями, а формирует собственное мировоззрение из различных их компонентов. Расстрел Верховного Совета стал для граждан родовой травмой, во многом определившей дальнейший запрос к власти.

Выбор позиции

Рассказывая давнюю историю, труднее всего точно восстановить контекст. Ведь не в безвоздушном пространстве сцепились две ветви власти, да так, что без танков в итоге не обошлось. Тем более политики действуют не сами по себе, а черпают силы в народной поддержке того или иного дискурса. К примеру, в Югославии начала 1990-х национальная карта была настолько важнее остальных, что политик без воинственных требований экспансии и поддержки «своих» не имел никаких шансов. Точно так же в 1993 г. у оппозиции президенту Ельцину не могло быть иной концепции, кроме критики тяжело идущих реформ.

Правительство Егора Гайдара во многом совершало шаги, которые были предприняты в своё время в других странах. Но восприятие этих мер населением и, как следствие, результаты реформ разительно отличались. Конечно, для России отягчающим обстоятельством был, например, огромный военно-промышленный комплекс, предприятия которого куда труднее приватизировать, чем «Шкоду» или «Икарус». Но главное отличие было в головах. Там, где восточные европейцы готовы были потерпеть ради шанса на модернизацию вблизи богатой Западной Европы, многие россияне видели лишь крах великой империи, развал передовой экономики, исчезновение международных амбиций. Никто не думал, что переход в капитализм станет таким мучительным, а нищета – такой зримой. В условиях демократических выборов эксплуатация постимперского синдрома приносила голоса избирателей, а через них – реальные деньги и власть.

Но даже и без этой мотивации коммунистов не нужно было специально натравливать на Кремль и Ельцина, которые запретили Компартию в ноябре 1991 г., начали конфискацию и продажу её офисов и санаториев. Коммунисты ушли в оппозицию и стали собирать многотысячные митинги под кумачовыми знамёнами. Поскольку число их сторонников множилось на глазах по мере роста инфляции и обесценивания вкладов граждан, Конституционный суд в 1992 г. рискнул признать гонения на красных не соответствующими Конституции. Старейший судья КС Гадис Гаджиев впоследствии признавал, что решение по «делу КПСС» было продиктовано политическими резонами и родилось не только из юридической логики: «Ощущение было таким, что если мы пойдём по радикальному пути и признаем преступными не только структуры КПСС, но и всю партию, то это вместе с членами их семей будет очень большая часть общества. И это вызовет серьёзный раскол. Раскачивать лодку не хотелось».

Ельцин отнёсся к происходящему крайне болезненно: «Идёт наступление так называемых красно-коричневых. Любая поддержка коммунистов может дать им дополнительный козырь, активизирующий их разрушительную деятельность, которая может ввергнуть нас в гражданскую войну…» То есть пошёл проверенным путём: записал в фашисты и экстремисты всех политических оппонентов. Коммунисты же в феврале 1993 г. на чрезвычайном съезде образовали КПРФ. Они предложили национализировать природные ресурсы страны и конфисковать собственность «олигархов», поскольку именно такой справедливости требовал их электорат, взбешённый ростом цен, массовым закрытием предприятий и появлением нуворишей с плохими манерами. Это не мешало партии получать финансирование от крупного бизнеса и принимать в свои ряды неприлично богатых людей.

Получив депутатские мандаты, они с трибуны Верховного Совета требовали остановить «обнищание народа». Но если после распада СССР все действительно обнищали, то каким образом за один только 1993 г. количество иномарок в России выросло в 7 раз? В конце 1992-го россиянам разрешили свободный выезд за границу, и они за год втащили в страну 235 тыс. машин (в основном подержанных) из Германии, Польши и Японии. А на начало 1993 г. на учёте в ГАИ состояло всего 36 748 частных иномарок. Продажи компьютеров, видеомагнитофонов, пылесосов с функцией влажной уборки росли на 70% в год. Почему-то в «нищей» стране все мужчины вдруг оказались одеты в кожаные куртки, считавшиеся при Союзе атрибутом невиданного богатства. А откуда столько презентаций, что многие журналисты просто спиваются на халявном ежедневном угощении? Москва потребляет 20 тонн гербалайфа в месяц – разве это похоже на голод? Если в стране полный развал, то почему в столицу валом валят гастарбайтеры из Украины, Беларуси, Молдовы?

Но ведь востребованный политик должен быть всегда сердит и недоволен. Ведь ностальгия по СССР связана с ощущением определённости. Одним из плюсов советской системы была возможность заниматься своим делом, не доказывая каждые 20 минут свою эффективность. Главный нынешний страх потери работы, статуса и куска хлеба, боязни не прокормить детей и не найти денег на операцию для родителей советского человека практически не тревожил. Не особо понимая происходящую со страной трансформацию, народ питался фантазией, что определённость вот-вот вернётся. Да ещё и материальная сторона жизни станет «как на Западе». Недовольство расслоением и нестабильностью приводило казаков и монархистов на коммунистические митинги, где иконы соседствовали с портретами Сталина и Николая II. В состоянии фрустрации тоска по империи оказалась у многих сильнее, чем желание быстрее пройти «переходный период», изменить собственную жизнь и потреблять «как на Западе».

Колумнист из 1993-го так передаёт ощущение эпохи: «Новый мир вызывает у бывших советских граждан культурный шок. Всё вокруг новое: политика, правительство, экономика, гимн, флаг, деньги, которые могут обесцениться, пока идёшь с ними за хлебом. Две реальности, советская и рыночная, пока ещё не перемешались и существуют рядом, причём, чтобы попасть из одной в другую, иногда достаточно перейти через улицу: вот очередь из пенсионеров и младших научных сотрудников пытается отоварить талоны на водку, а вот авторитетные бизнесмены выгружаются из своих «мерседесов» рядом с казино. Это как Восточный и Западный Берлин во время холодной войны, только граница – по каждой улице».

Ни один депутат не погиб

Как известно, утром 4 октября 1993 г. шесть танков Т-80 Кантемировской дивизии заняли позиции на Калининском (Новоарбатском) мосту и выпустили 12 снарядов по верхним этажам здания Верховного Совета РФ. Но неужели президент и парламент не могли поделить власть мирно?

Проблема в том, что ещё по советским законам Съезд народных депутатов и Верховный Совет обладали неограниченными полномочиями. Пост президента ввели позднее, хирургически точного разграничения двух ветвей власти не прописали, а за два года ситуация с полномочиями настолько запуталась, что никто уже, словно по Бабелю, не мог разобраться, «где кончается полиция и где начинается Беня». Взять, например, важнейший финансовый вопрос: де-юре парламент формирует бюджет, а правительство его исполняет. Тогда в случае конфликта ситуация выглядит так: премьер-министр объявляет, например, реформу энергетики, а Верховный Совет не даёт на неё средств – и возникает коллапс. Учитывая недовольство населения «шоковыми реформами», парламент набирает популярность, критикуя и саботируя любые действия правительства, отчего бремя реформ только тяжелеет.

Однако утверждать, что реформаторы за президента, а консерваторы за парламент – это всё равно что утверждать, будто в 1917-м за белых были дворянство и казаки, а за красных – рабочие и крестьяне. Вектор указан верно, но в действительности всё было куда запутаннее. Например, среди защитников Белого дома была группа студентов философского факультета МГУ, а накануне танковой стрельбы в стан парламента перешли 12 вооружённых бойцов 326-го полка ПВО. Вместе с тем расстрел парламента публично поддержали 42 деятеля культуры (так называемое «Письмо 42-х»), включая демократичнейших Дмитрия Лихачёва и Булата Окуджаву. Взять крупнейших писателей: Василий Белов и Юрий Бондарев – за парламент, а Даниил Гранин и Василий Аксёнов – против. Внутри противоборствующих лагерей тоже не было полного единства. По воспоминаниям Александра Руцкого, возникали конфликты между охраной парламента и баркашовцами, когда члены РНЕ (запрещённая в РФ организация. – Прим. «АН») вывешивали на здании лозунг «Бей жидов, спасай Россию!». Да и сам Верховный Совет, защищаемый махновцами с автоматами, можно назвать «парламентом» с большой натяжкой.

Конечно, не все 1059 депутатов были против Ельцина и реформ. Корень оппозиции составили пять фракций, объединившихся в начале 1993 г. на Съезде народных депутатов в блок «Российское единство». Тон задавали коммунисты, аграрии, националисты, отставные военные. Они называли рыночные реформы «грабежом народа» и требовали импичмента Ельцина. Съезд назначил на 25 апреля референдум с четырьмя вопросами: о доверии президенту, об одобрении социально-экономической политики правительства, о досрочных выборах президента и парламента. Кремль призвал своих сторонников голосовать «да-да-нет-да» (парламент, конечно, ровно наоборот) и победил: Ельцин получил поддержку 58, 6% проголосовавших, и даже болезненные реформы поддержали 53%.

Но летом депутаты прокатили предложенный Ельциным проект Конституции. А парламентский Фронт народного единства пообещал «перейти в решительное наступление и сменить преступный режим». Центр на Трубной площади, где сидели наиболее отмороженные оппозиционеры, представлял собой напичканную оружием крепость. Когда ситуация ещё только накалялась, президент приезжал в Верховный Совет, но его чуть ли не освистали. А с чего бы депутатам считать себя слабыми? Во время путча 1991 г. расклад сил был похожим: вокруг Белого дома тоже группировались правительственные войска и милиция, но в итоге никто не решился сказать им «фас!» – и защитники демократии победили. А сегодня Верховный Совет не студенты в джинсовках обороняют, а бывалые офицеры с оружием.

Так часто бывает: большую драку обычно раскачивают участники, находящиеся не на первых ролях. Они рассчитывают за счёт храбрости и удачи выдвинуться на авансцену: либо задвинув нынешнее начальство в тень, либо расширяя своё влияние заодно с возвышением босса. В Верховном Совете события развивались по первому варианту: к началу стрельбы спикер ВС Руслан Хасбулатов, ещё вчера выглядевший вождём оппозиции и будущим президентом, уже не принимал главных решений.

В сентябре уже Ельцин перешёл в наступление, издав указ №1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» – распустил и съезд, и парламент. На их месте после выборов должно было появиться двухпалатное Федеральное собрание. В ответ Верховный Совет отстранил Ельцина от должности, назначив на его место перешедшего на сторону парламента вице-президента Александра Руцкого. Президент уходить со своего поста отказался и отключил в Белом доме электричество, воду и связь – теперь депутаты заседали при свечах и ночевали на рабочем месте, опасаясь, что обратно их просто не пустят. Заодно демократ Ельцин закрыл газеты и телепередачи, аффилированные с Верховным Советом.

Ещё 21 сентября, сразу после объявления указа №1400, тысячи сторонников парламента пришли к Белому дому на стихийный митинг и возвели первую баррикаду. 23 сентября появились первые жертвы: на Ленинградском проспекте боевики из «Союза офицеров» открыли огонь по милиционерам, спросившим у них документы. Погибли участковый Валентин Свириденко и 63-летняя Вера Малышева, выглянувшая в окно на звук выстрелов. Первое массовое столкновение зафиксировано 24 сентября в районе станции метро с символическим названием «Баррикадная»: толпа заблокировала десяток грузовиков с солдатами внутренних войск, ОМОН стрелял поверх голов. 27 сентября в районе площади Восстания демонстранты стали останавливать троллейбусы, обесточивать и перегораживать ими Садовое кольцо. Первый штурм ОМОНа был отбит.

3 октября сторонники парламента смяли три кордона оцепления на Новом Арбате, захватили бывшее здание СЭВ напротив Белого дома. Остановить толпу с помощью водомётов силовикам не удалось: в решающий момент оказалось, что они не заправлены водой. К народу вышел Руцкой с призывом формировать боевые отряды, чтобы штурмовать мэрию Москвы и телецентр «Останкино». Мэрия пала почти без сопротивления, и окрылённые успехом боевики «министра обороны» ВС генерал-полковника Альберта Макашова (на тот момент действующего командующего войсками Приволжско-Уральского военного округа) отправились таранить двери «Останкино» армейским грузовиком «Урал».

В 19:12 внутри телецентра по неустановленным до сих пор причинам произошёл взрыв (по одной из версий, попали в окно из гранатомёта), погиб боец отряда внутренних войск «Витязь». После этого проправительственные войска открыли огонь по собравшимся у телецентра боевикам, но досталось и гражданским. Активист-правозащитник Александр Черкасов вспоминает, что граждане не разбегались, а «с любопытством смотрели на светлячков» – следы от пуль. «Падает человек. Кричат: «Санитара!» Но люди вокруг не разбегаются, не спасаются, не приседают. Все уверены, что такое бывает только на картинке». Писатель Эдуард Лимонов опишет этот эпизод как сюрреалистический: автоматный огонь, трассеры, горящий бензовоз, залёгшие в кустах пенсионеры и гармонист, играющий «В лесу прифронтовом».

Бой длился больше часа: боевики захватили первые два этажа «Останкино», но их выбили огнём подъехавшие на подмогу «Витязю» бэтээры. Погибло не менее 46 человек, в том числе несколько журналистов. В 20:30 Егор Гайдар (только что вернувшийся в правительство в качестве вице-премьера) по телевидению обратился к сторонникам Ельцина с просьбой собираться у здания Моссовета, где за пару часов из 2, 5 тыс. бывших военных сформируют отряды «защитников демократии» – этим словосочетанием своих сторонников именуют обе стороны. Привлекали даже сотрудников служб безопасности компаний, лояльных Кремлю. Как и во время путча, в позиции военных были сомнения, некоторые генералы открыто симпатизировали парламенту. Но с появлением у Моссовета своих боевиков колебаний стало меньше, и ночью силовое превосходство Кремля стало подавляющим.

4 октября пальба не ограничивалась 12 снарядами по Белому дому. Военные стреляли по баррикадам у парламента, а боевики ВС штурмовали, стреляя на поражение, здание издательско-полиграфического комплекса «Московская правда» на улице 1905 года. Атака была отбита омоновской охраной, уличная перестрелка переместилась в сторону Ваганьковского кладбища. По тем же самым улицам, которые никто не перекрыл, ходили москвичи – уверенные, что «стреляют только в телевизоре». 16-летняя Марина Курышева погибла на улице 1905 года от пули снайпера – к такому выводу пришла комиссия Госдумы.

По её данным, всего было убито 158 человек (130 гражданских лиц и 28 военнослужащих и сотрудников милиции) и 423 человека были ранены. Ни один депутат не погиб. Вероятно, самая драматичная история – 10 погибших в перестрелке между военнослужащими дивизии Дзержинского (подчинённой МВД) и Таманской дивизией (подчинённой Минобороны). «Дзержинцы» подвозили на броне своих БТР добровольцев, пришедших защищать демократию по зову Гайдара, а «таманцы» приняли их за боевиков ВС и открыли огонь на поражение. Впоследствии всех погибших посмертно наградили, а главы МВД и Минобороны, которые отвечали за координацию их действий, стали Героями России.

Как часто бывает после большого шухера, эфир наполнился слухами, будто погибших намного больше, а трупы тайно вывозили грузовиками (такой эпизод есть в популярном сериале «Бригада»). Но установлено лишь, что санитары-добровольцы за свои деньги наняли один грузовик, чтобы собрать с улиц и отвезти в морг госпиталя Бурденко 33 тела – в основном случайных прохожих.

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Леонид Прошкин позднее признал, что его коллегам запретили проверять оружие внутренних войск, милиции и армии. Криминалисты «отстреляли» 926 стволов, изъятых после 4 октября в Белом доме, – из них не был убит ни один из 158 погибших. Как так вышло, доподлинно не известно, потому что в феврале 1994 г. всем участникам октябрьских событий объявили амнистию. По легенде, президент Ельцин был категорически против, но приближённые напомнили ему, что в рамках следствия главное – не выйти на самих себя. Дела легли в архив. Не установлен даже персонаж в милицейском бушлате, который 3 октября находился в колонне сторонников ВС, идущей к Белому дому по Конюшковской улице: он дал очередь из автомата по солдатам в оцеплении – ранил шестерых военных, один из которых скончался. На глазах сотен свидетелей в центре Москвы!

Дорогой октября

Главным следствием событий 1993 г. стала президентская диктатура, де-юре продлившаяся до выборов в обе палаты нового парламента 12 декабря. Их результаты шокировали сторонников Бориса Ельцина: пропрезидентский блок «Выбор России» во главе с Егором Гайдаром набрал лишь 15, 5% голосов. Триумфатором стал Владимир Жириновский из ЛДПР, чьи 23% потянули на 59 мест. Сторонник Ельцина писатель Юрий Карякин в прямом эфире прокомментировал итоги выборов: «Россия, одумайся! Ты одурела».

Историк Евгений Анисимов точно выразил гражданскую дилемму: «В 1993 году мы оказались перед ужасным выбором: либо душу продать, либо родину. Мы должны были либо поддержать Ельцина, который обстреливал выбранный нами парламент, либо парламент, который вернул бы нам Советский Союз». Народу не понравилось стоять перед таким выбором. К концу 1995 г. рейтинг самого Ельцина был практически нулевым – 4%. Хотя после победы над Верховным Советом президент не сделал самого мерзкого: под предлогом «спасения Отечества» не узурпировал власть, не отменил выборы, не отобрал у парламента его важнейших полномочий.

20 лет спустя только 9% респондентов фонда «Общественное мнение» были уверены в правоте Ельцина в октябре 1993‑го. Но парадоксальным образом в обществе вырос запрос на «сильную руку», которая не допустит в будущем опасного двоевластия. Мало кто верил, что система сдержек и противовесов между исполнительной и законодательной властью может стать со временем цивилизованной и эффективной. Интерес к парламентским баталиям, которыми страна жила после 1989 г., почти испарился. Большинство надеялось, что сильный умный царь придёт и решит все вопросы. При этом в обществе не возникло страха перед применением силы ради обеспечения стабильности – главное, чтобы «наши» победили. Силовики задолго до нулевых начали набирать вес.

Вероятно, расстрел парламента вкупе с болезненностью реформ породил и антизападный ресентимент: дескать, попробовали идти чужим путём и вот что получили. Хотя рыночные реформы в России шли меньше двух лет и ни одна страна Восточной Европы не вышла на свой же уровень ВВП 1989 г. до конца XX века. Так или иначе, в речах крупнейшего политика 1993-го Владимира Жириновского не было ничего про модернизацию, но много про новые территории вплоть до Индийского океана.

Вышло как всегда

Среди рассуждений о причинах политического обострения 1993 г. всегда забывается тема очередного обмена денег, которая выставила Кремль посмешищем и ободрила парламент.

До июля 1993 г. россияне использовали в расчётах как советские рубли, так и странные, похожие на фантики билеты Банка России «образца 1992 года». Но Центробанк вдруг решил их разом упразднить с 26 июля, объявив об обмене купюр в лучших традициях премьера Валентина Павлова – за два дня. В ходу оставались только советские монеты.

Конечно, старые деньги можно было обменять: 35 тыс. рублей по паспорту и один раз. Всё, что больше этой суммы, надо было сдавать в Сбербанк на депозит сроком на шесть месяцев без права на выдачу наличных. На весь обмен давалось 10 рабочих дней – с 26 июля по 7 августа. 35 тыс. рублей в 1993 г. – это примерно 35 долларов. Средняя зарплата в России – 59 тыс. рублей. Бутылка водки стоит 4 тысячи. Никаких банковских карт, понятно, не существовало.

Хотя у Центробанка имелось де-юре независимое начальство в лице председателя Виктора Геращенко, массы решили, что их, и так измученных «шоковыми реформами», хотят ограбить правительство и президент Ельцин. Хотя президентский указ тут же продлил срок обмена на весь август и увеличил лимит обмена до 100 тыс. рублей. Банкноты в 10 тыс. рублей образца 1992 г. обменивались без ограничения суммы. В дальнейшем срок обмена продлевали ещё несколько раз, в итоге «старые деньги» ушли из оборота только в следующем году. 6 августа 1993 г. премьер Виктор Черномырдин, комментируя подготовку денежной реформы и её результаты, скажет свою великую фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».