Опросы на тему возрождения самодержавия проводились в России неоднократно и дали противоречивые результаты. В 2013 г. ВЦИОМ насчитал в стране 11% монархистов, причём концентрировались они вовсе не на Кубани или в Поволжье: 19% жителей Москвы и Питера предпочли монархию республике. Правда, реставрации Романовых хотели лишь 6%, а остальные рады были бы короновать кого-нибудь из действующих политиков. К 2019 г. лишь 52% россиян категорически возражали против монархического правления, а доля тех, кто считал возрождение самодержавия «отличной идеей», выросла до 19%. Причём три четверти молодёжи 18–30 лет были однозначно против, а 57% школьников – за, что ясно свидетельствует: все эти плеяды царей в учебниках истории заставляют воспринимать прошлое только в контексте их деяний. Но чем молодой человек самостоятельнее, тем меньше его взгляды сфокусированы вокруг личности правителя. Тем не менее треть населения так или иначе не против передать всю полноту власти какой-то одной семье, что редкость для XXI века. Среди успешных стран не сыскать ни одной, где бы монарх не нёс на себе чисто декоративные функции.
Икона с колокольчиком
Среди аргументов монархистов часто преобладают иррациональные. Например, председатель оргкомитета партии «Народное движение «Святая Русь» Василий Бойко-Великий объясняет так: «Монархия – наиболее правильный способ правления, потому что монарх – это настоящий отец нации, он заботится о народе, обо всех сословиях, так действительно было на протяжении тысячелетней истории России, именно поэтому царя любили искренне, верно, и царь заботился о народе». Не менее впечатляет и ответ на вопрос «Зачем нужна монархия сейчас?». Чтобы победить коррупцию – уверена значительная часть монархистов. По их мысли, раз царю принадлежит всё и вся, ему нет смысла воровать или поощрять чиновничье воровство у самого себя. И он лучше всех может сплотить цвет нации, неподкупную аристократию, чтобы победить казнокрадство во всероссийском масштабе.
Как говорил о себе гоголевский Хлестаков, «лёгкость в мыслях необыкновенная». Но факты говорят об обратном: именно монархия создаёт идеальную почву для злоупотреблений. Взять хотя бы золотой век Российской империи начиная с Петра I. Русский базилевс не уставал рубить головы коррупционеров, но воровать продолжало всё его ближайшее окружение начиная с Александра Даниловича Меншикова. Когда Пётр пригрозил вешать укравших из казны хотя бы стоимость пеньковой верёвки, генерал-прокурор Павел Ягужинский заметил: «Неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой».
Матушка Екатерина II нервы на коррупционеров не тратила. Роман Большой Карман – так она называла генерал-губернатора Пензы и Тамбова Романа Воронцова, а на днюху отправляла ему огромный кошель. А чего ей строить из себя недотрогу, если существует масса документальных свидетельств получения Екатериной взяток до восшествия на престол. Переписка великой княгини с английскими послами Чарльзом Уильямсом и Робертом Кейтом опубликована. Судя по документам, общая сумма, полученная ею от посланников короля Англии, составляла 44 тыс. рублей. «Я надеюсь расплатиться с ним скорее своими услугами, чем деньгами», – благодарила в письме Екатерина.
Начиная с XVII века целью английской дипломатии было формирование на континенте союзов против Франции. И жена наследника Екатерина была далеко не самой влиятельной содержанкой англичан. Канцлер граф Алексей Бестужев-Рюмин, чей могучий образ радетеля за Россия выведен в фильме «Гардемарины, вперёд!», после получения очередного транша из Лондона писал Уильямсу: «Будьте совершенно убеждены, что всю мою жизнь и днём и ночью я устремлю свою мысль только на то, чтобы быть приятным и полезным для служения Вам... и даже в ущерб моей жизни я буду Вам верен». Покупка домов для двух двоюродных братьев графа Никиты Панина, главы екатерининского МИДа, обошлась короне в 9 тыс. фунтов стерлингов.
Если бы не поголовное мздоимство сановников, в 1812 г. история могла пойти совсем другим путём. Александр I вовсе не собирался воевать с Наполеоном и в 1808 г. даже присоединился к континентальной блокаде Англии. Но быстро сообразил, что всё его окружение сидит на английских откатах, имея долю с торговли пенькой, железом, лесом, хлебом. Каково вставать на пути у этих ребят, самодержец узнал на печальном примере своего папы Павла I, умершего, как шутили в салонах, «от апоплексического удара табакеркой». Преемник Александра Николай I тоже старался не ворошить улей: при нём за небольшую взятку, за которую Пётр отправлял на галеры на три года, просто выносили выговор. А максимальное наказание для казнокрада того времени – два года на поселении.
Если бы Романовы пытались как-то менять систему, это можно было зачесть плюсом монархии как института. Но в том-то и беда, что Россия не знала ни одной серьёзной антикоррупционной кампании вплоть до свержения самодержавия в 1917 году. Ведь кто самый перспективный лоббист в империи? Понятно, что член императорской фамилии, который будет занимать высокую должность при любом правительстве. Дворянство стимулировало карьерный рост куда надёжнее любых дипломов и способностей. Бонвивану Стиве Облонскому, герою толстовской «Анны Карениной», «сделалось бы смешно», если бы кто-то сказал ему, что он не получит в губернии пост, который захочет. А для эффективной борьбы с коррупцией нужно прямо противоположное: политическая конкуренция, строгие суды, свободная пресса, которая любого лихоимца выведет на чистую воду, невзирая на его происхождение.
В России середины XIX века, как пишет историк Лев Лурье, «любой городничий мог послать держиморду и отобрать задаром любой приглянувшийся ему товар». Первые богатейшие бизнесмены империи – вовсе не промышленники и судовладельцы, как на Западе, а водочные откупщики. В 1880-е гг. самой сладкой темой стал госзаказ – прежде всего на железнодорожное строительство. Как тогда делались дела? Лев Лурье описывает подлинную ситуацию: подрядчик Самуил Поляков заходит в роскошный кабинет при столичном ресторане «Донон», где дремлет глава МВД генерал-аншеф граф Николай Игнатьев. Поляков кладёт в карман мундира спящего объёмистый свёрток и выходит. Сохранились свидетельства, что взятки за железнодорожные подряды брал сам… царь-освободитель Александр II. Ему-то зачем, удивятся монархисты, если вся Россия твоя? У властелина имелось деликатное обстоятельство: деньги для своей морганатической супруги княгини Юрьевской не хотел светить даже он.
Во время коронации Александра II московское купечество подготовило торжественный обед в Манеже. Купцы-миллионщики ждали государя у дверей с непокрытыми головами и хлебом-солью. Но сначала подъехал генерал-губернатор граф Арсений Закревский: «Что здесь делаем, мужичьё? Что? Вы? С государем? За один стол? А ну пошли вон!» И пришлось уйти с ими же оплаченного банкета. Может быть, к царствованию Николая II что-то изменилось? В 1913 г. торжественно отмечалось 100-летие Торгового дома купцов Елисеевых, за 15 лет заплативших в бюджет 12, 5 млн рублей налогов и пошлин. Однако в зале Благородного собрания не дождались ни одного министра или члена династии. В ту пору, как и 100 лет назад, гвардейский офицер, женившийся на купеческой дочке, был обязан выйти из полка. Стоит ли удивляться, что бизнес подкидывал денег на революцию.
При Николае II крупнейшими госзаказами рулили даже не друзья императора, а его кровные родственники. После разгрома под Цусимой возрождать русский флот за счёт собственного судостроения казалось слишком долго: планировали купить корабли в Аргентине. Но один из великих князей зарядил такой откат, что аргентинцы вышли из сделки. Граф Сергей Витте описывает историю с турецкой контрибуцией, которую Стамбул платил России после поражения в войне. Но в один прекрасный день царь Николай решил подарить её царю Черногории. Черногорские принцессы Стана и Милица тогда жили в Петербурге, будучи замужем за членами династии, и слыли умелыми лоббистками. В ответ на возмущение премьера Витте император сказал: «Вы правы, но я уже обещал».
Проблема даже не в коррупции: при самодержавии важнейшие государственные решения часто принимаются людьми, способности которых средние или ниже того. И их невозможно снять за профнепригодность. По мнению директора президентского фонда по научной работе Никиты Соколова, Николай II не понимал, что главная защита монархии – укоренившийся в народном сознании стереотип «Хороший царь – плохие бояре». Он не боялся обнаружить свою некомпетентность, а приближение Распутина считал своим личным делом. Брусиловский прорыв был остановлен им по требованию императрицы, поскольку Распутину было видение. А через два месяца Александра Фёдоровна пишет мужу: «Он просит тебя начать наступление в районе Риги, говорит, что это необходимо…» Очередной призыв начали в разгар полевых работ.
В 1915 г. государь отбыл из Петербурга в ставку в Могилёв, оставив на хозяйстве Александру Фёдоровну. А у той был свой критерий отбора управленцев – икона с колокольчиком, который звякал на всякого «нехорошего» человека. Премьер-министром в январе 1917 г. назначают 66-летнего Николая Голицына, который с 1903 г. не имел серьёзной управленческой практики, но был известен императрице по комитету помощи военнопленным. Та же история с главой МВД Александром Протопоповым: креатура государыни-матушки, чуть не ежедневно вызывал дух Распутина. Военный министр Михаил Беляев тоже был назначен под давлением Александры Фёдоровны и имел прозвище «Мёртвая голова».
Самое необъяснимое: монархия искренне полагала что, что народ (крестьяне, рабочие, купцы) её любит. А воду мутят одни интеллигенты. В дневнике низложенного в 1917 г. Николая II красной нитью проходит уверенность, что народ-богоносец вот-вот освободит его и водрузит обратно на трон. А столичный народ в это время прыгал от радости через скамейки. Племянник государя великий князь Кирилл Владимирович щеголял с красным бантом, а церковь возносила молитвы за «благоверное» Временное правительство. Во время Гражданской войны среди деятелей Белого движения идея реставрации Романовых тоже не имела высокой популярности. Так чем же спустя 100 с лишним лет самодержавие приглянулось без малого трети населения России?
Генеалогический кунштюк
В 2021 г. дом Романовых дважды громко напомнил о себе. 1 октября в Исаакиевском соборе в Санкт-Петербурге венчались великий князь Георгий Михайлович и итальянка Ребекка Беттарини. Золотой герб России на шлейфе невесты, гвардейцы Преображенского полка с обнажёнными клинками сабель – всё это подчёркивало державное значение мероприятия, которое проводил митрополит Петербуржский и Ладожский Варсонофий и наблюдало более тысячи гостей, представлявших в том числе королевские дома Европы. В подарок гости церемонии получили памятные медали с профилем жениха и невесты – вроде тех, что вручали до революции на императорских свадьбах.
А тремя неделями ранее, 12 сентября, в соборе Александра Невского в Париже состоялось венчание Ростислава Романова и Фотини Марии Кристины Георганты (о ней мало что известно – родилась в Афинах, окончила Оксфорд, в 2013 г. родила от Ростислава сына Михаила). Ростислав именует себя императорским высочеством и князем, хотя российское дворянское собрание, объединяющее около 12 тыс. человек, с этим не согласно. В преддверии венчания оно разослало ноту, напоминающую, что признанный церковью Российский императорский дом состоит из Георгия Михайловича и его матери Марии Владимировны. Впрочем, Ассоциация дома Романовых ещё после рождения Георгия Михайловича объявила, что новорождённый князь не принадлежит ни к Русскому императорскому дому, ни к роду Романовых, но его рождение осчастливило прусский королевский дом. До развода своих родителей Георгий Михайлович звался по отцу (принцу Францу Вильгельму Прусскому, правнуку Вильгельма II) Георг Гоггенцолерн.
Так проявляется многолетнее соперничество между двумя ветвями Романовых, придерживающихся противоположных взглядов на вопросы наследования российской императорской короны: Михайловичей, потомков младшего сына Николая I, и Кирилловичей, потомков Александра II. Каждая ветвь приводит массу «убедительных» доводов в пользу собственной легитимности, каждая ведёт себя как временно отлучённая от реальной власти. Глава Российского императорского дома Мария Владимировна даже иногда именует себя государыней или императрицей, поскольку её дед Кирилл Владимирович в эмиграции объявил себя царём Кириллом I. Хотя он ещё до революции женился на разведённой двоюродной сестре, в связи с чем с 1905 по 1909 г. был лишён всех прав члена императорской фамилии. Николай II восстановил его в этих правах с оговоркой «без права на наследование престола для себя и потомков».
Михайловичи и Кирилловичи обвиняют друг друга в несоблюдении старинных статутов и указов: у одних в генеалогическое древо вкрался неравнородный брак, другие во время войны сотрудничали с немцами и призывали русский народ восстать против большевиков. В преддверии похорон семьи Николая II летом 1998 г. Кирилловичи требовали для своей делегации особого статуса и в итоге на церемонии отсутствовали. Хотя уже тогда пафосные и плохо говорящие по-русски Романовы стали заметными людьми в постсоветской России.
После распада СССР получение титула графа или барона стало модой для формирующейся элиты. В СМИ сообщалось, что князьями стали политики Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой, дворянство обрели хоккеист Павел Буре, певица Алла Пугачёва, учёный Жорес Алфёров. Многие не верили: зачем, дескать, нобелевскому лауреату Алфёрову, родившемуся, согласно официальной биографии, в белорусско-еврейской семье под Витебском, такие сомнительные регалии? Тем более расценки публиковались практически легально: за титул князя придётся отдать 12 тыс. евро, за графа – 8 тыс., за барона – 5, 7 тысячи.
«За заслуги» кто только не награждал: например, «регент Российской империи» Алексей Брумель и «светлейший князь» Аркадий Бугаев-Понятовский. Последний хвалился, что мэру Москвы Юрию Лужкову пожаловал рыцарский орден чести, шахматисту Анатолию Карпову дал графа, а режиссёру Никите Михалкову – князя. Но к началу нулевых главным источником обретения дворянства стал Российский императорский дом. Великую княгиню Марию Владимировну стали регулярно показывать по телевидению навешивающей на грудь очередного счастливца ордена Святой Анны или Святителя Николая Чудотворца.
Но рынок особ царской крови, с которыми престижно сфотографироваться или пригласить за стол, был слишком обширен. Свою нишу заняли светлейшие князья Романовы-Ильинские, происходящие от морганатического брака шестого сына императора Александра II с американкой Одри Эмери. И светлейшие князья Юрьевские – от морганатического брака императора Александра II с княжной Долгорукой. И Николаевичи – потомки правнука императора Николая I, князя императорской крови Романа Петровича.
Но всё равно оставался вопрос: что все эти выросшие на чужбине господа, крайне редко создававшие свой бизнес или занимавшие серьёзные посты в системе госуправления, не имеющие команды реформаторов и не публиковавшие хотя бы гипотетический план модернизации России, могут дать стране в качестве самодержцев? Монархия – это ведь не только ордена вручать и парады смотреть. Если завтра на горе свистнет рак и кого-то из них вправду коронуют в Кремле, то как они собираются бороться с коррупцией, стимулировать инвестиции в экономику, продолжать приватизацию собственности? Но опросы свидетельствуют, что главные плюсы монархии вовсе не в этой скукотище.
В поисках смысла
В Средние века необходимость в короле вытекала из поголовной религиозности: народ должен быть защищён вождём, который имеет прямую связь с Богом. Хотя сюзерен мог не иметь реальной власти, как император Священной Римской империи, само его наличие успокаивало. В Новое время, когда главной заботой правителей стал поиск денег на наёмную армию, централизованное королевство оказалось самой эффективной формой объединения земель. Княжеское государство уступало ему в мощи, а Габсбургская империя оказалась сравнительно рыхлым образованием, колоссом на глиняных ногах.
В XIX веке в большинстве европейских стран происходило формирование наций, когда под один скипетр загонялись народы, часто не имевшие очевидной культурной общности: например, в Италии при Гарибальди только 10% населения говорило на итальянском языке. Без фигуры монарха такой процесс представить себе трудно: даже республиканская Франция короновала Луи-Филиппа и Наполеона III. Зато после Первой мировой войны неслучайно рухнули монархии в Германии, Австрии, Турции и России. Запросам капиталистического развития короли и коррумпированная аристократия никак не отвечали: мало того что при них не выстроишь систему сдержек и противовесов, чтобы инвестор мог отстоять свои интересы, так они ещё и разорительную мировую бойню устроили на пустом месте. А принцип равных возможностей подразумевает и равенство всех сословий.
Тем не менее многие европейские страны монархию сохранили: Великобритания, Нидерланды, Бельгия, Швеция, Дания, Норвегия, Испания. И вот основные аргументы, популярные среди их граждан. Монархия воспринимается как часть культуры нации. Английский король давно не управляет страной, но Букингемский дворец и Виндзорское аббатство – важнейшая скрепа нации, которую нельзя отменить из одних только рациональных соображений.
Вот, к примеру, XX век называют «эпохой пустоты», в течение которой из жизни большинства исчез Бог. Среди горожан Европы распространилось убеждение, что христианство было просто одним из этапов моральной эволюции, древней попыткой объяснить устройство мира. А наука – продолжение той же работы на более надёжных основаниях. А значит, потеря веры – это рост. Но после двух мировых войн интеллектуалы от Камю до Мальро признают, что без Бога человеку «чего-то не хватает». А при наступлении очередного финансового кризиса люди начинают чаще молиться. Религия веками исправно поставляла культуре моральные символы, которые помогали людям радостно жить среди пугающей бессмыслицы. А наука эту задачу не потянула.
Оказалось, что ни «буржуазным» трудолюбием, ни достатком сердец не воспламенишь. А без огня смысла не бывает. Ведь каждая благополучная эпоха (и в 1910-е, и в 1960-е) взрывалась идейным протестом детей, войнами или наркотиками. Не то чтобы фигура монарха полноценно заменяла в общественном сознании Бога, но для многих они оба символизируют стабильность и смысл. Голландскому или норвежскому обывателю радостнее жить, если за всеми коалициями правых, левых и зелёных тихо играет в гольф возвышенная королевская семья, которая любит подданных и не принимает глупых законов.
Но вот какое дело: ни одна европейская страна после Второй мировой монархию не реставрировала. Если паста покинула тюбик, обратно её уже не вернуть. Все сохранившиеся в развитых странах монархии – это плод многовековой борьбы общества за ограничение абсолютизма. И в таком виде они смогли вписаться в современность, играя в ней важную культурную роль. Но невозможно взять старое доброе самодержавие и вдруг возродить его через 100 с лишним лет в форме конституционной монархии, где права царя ограничены. История знает несколько примеров, когда хозяева взяли жить в свой дом тигра или ягуара, словно кокер-спаниеля. И остались без головы.
«За Матильду гореть»
В 2017 г. тема последнего императора Николая II стала лакмусовой бумажкой в ожидании премьеры фильма Алексея Учителя «Матильда», рассказывающего о романтических отношениях между молодым цесаревичем Ники и балериной Матильдой Кшесинской.
Казалось бы, кто может оскорбиться в ответ на то, что неженатый юноша увлёкся своей звёздной подданной? Если бы кто-то хотел бросить историческую тень на Николая Александровича, то ему припомнили бы другие, более важные события: Кровавое воскресенье, поражение в Русско-японской войне, роспуски Госдумы.
«Матильда» на поверку оказалась мелодрамой не слишком высокого уровня, однако запретить её показ в кинотеатрах требовали почитатели царской семьи, которых, оказалось, сотни, если не тысячи. Члены съёмочной группы получали угрозы, у офиса студии Учителя сожгли два автомобиля, разбросав записки «За Матильду гореть». Один из потерпевших заявил, что не имеет никакого отношения к фильму, но понимает чувства поджигателей, в результате действий которых ему стало не на чем возить четверых детей. Когда фильм наконец вышел в прокат, кое-где на сеансах присутствовала полиция: местные власти опасались «инцидентов». И неспроста: в Екатеринбурге антифанат фильма таки въехал в кинотеатр на горящем уазике. Как выяснилось в ходе следствия, «Матильду» он не смотрел.