После начала СВО может радикально поменяться программа поддержки российских моногородов. «АН» неоднократно поднимали тему моногородов. Но сейчас ситуация меняется. Раньше считалось, что зависимость целого города от одного градообразующего предприятия – это беда. И правительственные меры были направлены на появление не связанных с ним рабочих мест. Теперь же оказывается, что промышленные ядра моногородов, часто завязанные на оборонку, завалены заказами и страдают от дефицита рабочих рук. Получается, сейчас нужно двигаться в обратном направлении: мотивировать сотрудников малого и среднего бизнеса снова вставать к станку. Заранее зная, что в будущем страна перестанет нуждаться в таком количестве вооружений.
Трудности перевода
По данным Института комплексных стратегических исследований, лишь в 2, 5% моногородов градообразующие предприятия занимаются производством вооружений в качестве основного вида деятельности. Зато 60% специализируются на машиностроении и металлургии, которые так или иначе относятся к оборонке. В реальности всё ещё запутаннее: часто и сами директора не могут сказать, какой прибор произведён ими в мирных целях, а какой в военных.
Но даже чисто исторически большинство моногородов родились в 1930–1950-х гг. в рамках ускоренной индустриализации, всегда имевшей оборонный подтекст. Чаще всего новые заводы размещались рядом с месторождениями сырья, и вокруг них вырастали города. После распада СССР в них была самая аховая ситуация с безработицей.
Взять, к примеру, Карелию. При Союзе на Онежском тракторном заводе (ОТЗ) 7, 2 тыс. человек выпускали трелёвочные тракторы, деревообрабатывающие станки, бумагоделательные машины, корообдирочные барабаны, гофрировальные агрегаты. Продукцию Петрозаводского станкостроительного завода помимо стран соцлагеря экспортировали в Канаду, ФРГ, Великобританию, Грецию, а около трети объёма производства приходилось на электронику и приборостроение – такой концентрации наукоёмких отраслей не было даже в «фирменной» Прибалтике. На завод работали 200 ремонтных предприятий из окрестных моногородков, и всё шло к тому, что Карелия разовьётся в союзную «Силиконовую долину». Ведь моногорода эффективны, когда входят в агломерацию или промышленный кластер, где их специфическая продукция имеет широкий спрос. Но к 2010 г. на ОТЗ осталось 140 человек, а сам завод был похож на Сталинград после изгнания немцев: мёртвые глазницы цехов, метровые дыры в заборе. Петрозаводский радиозавод, где 4, 5 тыс. человек работали в перчатках и белых халатах, сдавал площади под склад.
Правительство РФ озаботилось проблемами моногородов только в 2009 г.: создали профильную рабочую группу, а Минрегион добавил им дотации на сбалансированность. Годом позже на 460 моногородов выделили 25 млрд рублей из федеральной казны, а в 2016-м начала реализовываться программа «Комплексное развитие моногородов», рассчитанная до конца 2025 года. Однако в 2019 г. программу досрочно завершили после жёсткой критики Счётной палаты.
Как рассказывали «АН», в правительстве полагали, что 7, 2 млрд рублей идут на создание рабочих мест сварщиков и токарей на заводах советского разлива. Ничего подобного: чаще тратили на обучение «команд, управляющих проектами развития моногородов». Стоимость обучения одного слушателя в Сколково составила 846, 2 тыс. рублей. Как отметил в докладе аудитор Сергей Агапцов, этот ценник в 11 раз превышает среднероссийский, предлагаемый по аналогичным программам ведущими образовательными организациями. В созданном под реализацию великих планов Фонде развития моногородов (ФРМ) средняя зарплата составила 279, 6 тыс. рублей, а его босс за 9 месяцев «поднял» 20, 6 млн – как половина ЦБК в «монопрофильной» Кондопоге, который кормили преимущественно «планами развития». В реальности Фонд создал в моногородах лишь 1506 мест за три года, угрохав на эту благую цель 35 млрд рублей. Получается, создание одного рабочего места в моногородах обходилось казне в 23 млн рублей.
Но и без отчётов Счётной палаты было известно, что к концу 2010-х моногорода в России пустели в три раза быстрее обычных. А зарплаты в 70% из них были ниже среднего по той же отрасли в регионе, иногда – более чем в два раза. По состоянию на начало 2022 г. в моногородах проживало около 13 млн человек – около 10% населения страны.
Заводская культура
Правительство РФ так и не решилось на радикальные меры в отношении моногородов, которые обсуждались в последние пару лет. Их продолжат поддерживать из бюджета и не будут сокращать вдвое список получателей ресурсов – с 321 до 163. В целях экономии предлагалось исключить города, находящиеся в менее чем 50 км от региональных столиц: дескать, если в таком месте и закроется единственный завод-кормилец, то жители смогут ездить на работу в областной центр. Но всё оказалось сложнее.
Возможно, на решение правительства не сбрасывать моногорода за борт повлияло выступление президента Владимира Путина по теме: «От низких доходов граждан, от ситуаций, связанных с этими моногородами, и другая проблема – это высокий уровень алкоголизации населения. Не нужно ничего запихивать куда-то под ковёр, лакировать ничего, надо заниматься самыми острыми проблемами».
Де-юре муниципалитет признаётся монопрофильным, если отвечает нескольким критериям: при населении более 3 тыс. человек в нём превалирует одно промышленное предприятие, работающее не менее 5 лет, на котором трудится свыше 20% всех работников города. В зависимости от рисков социально-экономического положения моногорода относят к первой или второй категории. В Череповце и Набережных Челнах, например, кормильцами являются «Северсталь» и КамАЗ, ситуация вполне благополучная: здесь масса других предприятий, и наличие такого донора является плюсом. А в Лахденпохье ситуация стала печальной, едва плохо пошли дела у местного фанерного комбината: население с 1998 г. сократилось почти вдвое – с 10, 8 до 5, 9 тыс. человек.
В идеале градообразующее предприятие не тянет одеяло на себя, но помогает городу сбросить старую кожу и обрасти новой. 45‑тысячная Выкса (Нижегородская область) знаменита металлургическими заводами, на которых при Екатерине II производили треть всего чугуна в европейской России. В Выксе подолгу жил драматург Александр Сухово-Кобылин, а инженер Владимир Шухов строил свои гиперболоидные конструкции. В историческом центре сохранилось немало зданий ХVIII века, а также километровый ландшафтный парк, живописные рукотворные пруды с набережными.
В начале нулевых металлургический завод, где работали 15 тыс. человек, создал благотворительный фонд с целью «сделать времяпровождение выксунской молодёжи более осмысленным, а среду города – более комфортной». Так появился «Выкса-фестиваль», благодаря которому город получил известность среди художников и знатоков паблик-арта, сотворивших в Выксе сотни объектов уличного искусства. Завод же создал туристические маршруты по старым промышленным цехам. Посмотреть на них потянулся турист – благо до столицы Золотого кольца Владимира всего 130 км. Частный инвестор вложился в четырёхзвёздочную гостиницу.
Что, казалось бы, сложного? Объём двух федеральных грантов на благоустройство составил 190 млн рублей. На эти средства воссоздали историческую водную станцию, сделали пешеходные и велодорожки, а заодно пространство для семейного отдыха. Но чтобы получить два гранта, администрация Выксы не поленилась стать участником всех федерально-целевых программ по развитию городской среды, а завод привлёк ведущих российских экспертов для подготовки заявок. А могли бы, как многие, сидеть и жаловаться, что Москва даёт деньги только «своим».
Заполярному 25-тысячному Кировску, который обязан своим существованием предприятию по добыче апатитонефелиновой руды, помогло «вырулить» создание в 2017 г. «Территории опережающего социально-экономического развития» (ТОСЭР). Их резиденты получают существенные налоговые льготы в течение первых пяти лет. Как следствие, в Кировске были построены ледовый дворец, новое здание спортивной школы олимпийского резерва по горнолыжному спорту, уникальный панорамный комплекс «Плато» на вершине горы Айкуайвенчорр. Северный склон горнолыжного курорта «Большой Вудъявр» получил систему искусственного снегообразования, а аэропорт Хибины стал вполне современным.
С одной стороны, траты на моногорода стали более рачительными. В 2023 г. Минэкономразвития выделило моногородам субсидию в размере более 2 млрд рублей – это в 10–15 раз меньше сумм, предоставленных моногородам по разным линиям в 2010‑х. При этом больше решений по их расходованию стало приниматься на местах. Через всё это давно уже прошли западноевропейские города, где моногородов тоже построено с лихвой.
Германский Рур, например, – это гигантский сгусток городов вдоль Рейна, возникший на базе металлургии и богатых угольных месторождений. Но последнюю шахту закрыли 10 лет назад, а Рур вполне неплохо себя чувствует. Хотя пациента лихорадило, когда ему пытались «вшивать» чуждые отрасли: автомобильную или авиационную. Это не принесло качественных изменений, которые дали решение технологического развития конкретных территорий и улучшение их экологии. А следом пришло понимание, что не федеральные меры поддержки, а анализ сильных и слабых сторон внутри самого региона должен стать двигателем развития. Для России это означает, что не нужно пытаться искусственно менять, например, металлургическую «ориентацию» Магнитогорска, зато важно путём улучшения дорог и коммуникаций включить в его орбиту депрессивные городки в 100–150 км вокруг.
С другой стороны, федеральный центр должен понять, что первое улучшение ситуации в конкретном моногороде не означает, что надо сворачивать его поддержку. В ТОСЭР Набережных Челнов зашли 40 предприятий, в числе которых производители холодильников, труб и спортинвентаря. Их инвестиции превысили 15 млрд рублей, создано 5, 2 тыс. рабочих мест. Но все эти компании заходили в Набережные Челны, имея в виду и местных производителей комплектующих, которые крутятся вокруг КамАЗа, и налоговые льготы. Убери это всё – и половина резидентов, не успевших встать на ноги, отвалится, а власть получит новую головную боль в виде полумиллионного города (бывшей криминальной столицы Татарстана), у которого вышибли из-под ног табуретку.