Иркутские истории. Непреходящее

«С утра в городской управе поднялась пыль столбом: подрядчики на выпас скота в городских табунах требовали немедленного расчёта за труды. Заведующий земельным отделом сопротивлялся: «Официально сезон заканчивается 20 октября, и до этого времени мы обязаны через прессу выяснить, нет ли у кого-то к вам претензий». Так и хочется восхититься: какие славные были порядки и контроль, бесплатный для казны! Понятно же, что мало кому хочется в прессе негативно светиться. Новая глава «Иркутских историй» от Валентины Рекуновой.

На покос с… ружьями

23 января местная пресса сообщила: иркутские семинарии преобразуются в старшие классы гимназий, мужское духовное училище — в высшее начальное, епархиальное — в мужскую гимназию.

Столь стремительный разворот подтолкнул контору епархии к превентивным мерам: территорию архиерейской дачи сдали в аренду товариществу огородников, «в видах сохранения её от захвата большевиков». Разумеется, был составлен договор, а в нём оговорено, что флигель с прилегающим участком земли остаётся-таки за церковью — для хозяйственной надобности. Но предприимчивые огородники первым делом засадили весь этот участок, да и флигелю сразу нашли применение. И с арендной платой вышло совсем некрасиво: попросили разбить первый взнос на две части, а потом заявили, что «по закону советской власти никакие земельные сделки, а также уплата аренды производимы быть не могут. Арендованная дача должна быть оставлена за товариществом как непосредственным пользователем без уплаты денег».

На эту выходку Архиерейский дом не отреагировал. Ни устно, ни письменно, ни через печать. Но как только большевики ушли из Иркутска, церковная братия принялась хлопотать, добиваясь и выплат арендных сумм, и наказания огородников. Параллельно открыла и второй фронт — против губернской земельной управы, передавшей монастырский покос крестьянам из Подгородно-Жилкинского. Вот как это произошло. Старожилы хотели обеспечить землёй новосёлов из бывших офицеров, чиновников, рабочих и пр. При этом и новоявленный комитет граждан Подгородно-Жилкинского, и поддержавший его уездный земельный комитет имели в виду владения Вознесенского монастыря и Архиерейского дома — «потому что епархия, хоть и владеет землёй, покосов сама не снимает, а отдаёт их ежегодно в аренду». Губернская земельная управа любезно согласилась передать крестьянам 200 десятин Архиерейского дома. А вот претензию на 60 десятин Вознесенского монастыря не приняла — из того соображения, что они используются уже монастырским подсобным хозяйством. Подгородно-жилкинские послали в управу своего представителя, и он заявил:

— Монастырский луг мы всё одно выкосим, но кроме кос ещё и ружья прихватим. Убьём всякого, кто нам вздумает помешать!

— А монастырским коровам сена дадите? — съязвил председатель управы.

— Какая же в этом нужда, когда у монахов ещё семь десятин? Под огородами. Пущай на них и покосятся. Да и коров-то, по правде сказать, только семь голов.

Земельная управа подумала — и согласилась с крестьянами. Епархия огрызнулась в прессе, упирая на то, что земство отступается от христианских заповедей. В ответ же услыхала, что заповеди, напротив, соблюдены, ибо от имущих (Архиерейского дома и Вознесенского монастыря) земля передана неимущим. Дискуссию прекратил редактор:

— Довольно поминать Христа всуе!

На конец 1918 г. в Иркутске было 3 монастыря (2 мужских и 1 женский), около 30 православных храмов, 6 часовен, более 20 домовых церквей, римско-католический костёл, синагога, мечеть, лютеранская кирха, 3 молельных дома и 1 старообрядческая церковь.

И августовский съезд учителей Иркутской губернии завершился расколом: меньшинство покинуло зал, а оставшиеся объединились в новый союз. Предметом раздора стали уроки закона Божия: быть им или не быть.

По отношению к церкви разделились и гласные городской думы, правда, не столь резко. И после короткой дискуссии (а платить ли священникам-учителям?) прислушались к совету коллеги, доктора Алексеева:

— Не притеснять священнослужителей, но и не настаивать на их присутствии в учебных заведениях. Оставить уроки закона Божия для желающих, но исключительно за счёт их родителей. Уже состоявшиеся уроки оплатить — из расчёта, что эти расходы будут возмещены министерством просвещения.

Сибирское Временное правительство выразило готовность регулярно отпускать церкви средства — то есть признало её одним из своих департаментов. В иркутской епархии рассчитали примерное жалование священнослужителей и отправили в Омск своего представителя — на утверждение. Сметы были одобрены без каких-либо правок, более того, подтверждено, что берутся на содержание и духовные учебные заведения — кроме церковно-приходских школ, отходящих к земствам.

Из газеты «Дело» от 19.09.1918 года: «Губернская земская управа предписала всем уездным и городским земским управам в возможно непродолжительном времени принять от ведомства православного вероисповедания помещения, имущество и дела всех церковно-приходских школ».

При чём тут война?

С утра в городской управе поднялась пыль столбом: подрядчики на выпас скота в городских табунах Дубнов, Мовшович и Пятидесятников требовали немедленного расчёта за труды. Заведующий земельным отделом сопротивлялся:

— Официально сезон заканчивается 20 октября, и до этого времени мы обязаны через прессу выяснить, нет ли у кого-то к вам претензий.

— Так каждый год ведь одно и то же: никто никаких не высказывает претензий. А вы всё выясняете и выясняете. Времени сколько уходит, деньги томятся, наши дела останавливаются — и всё из-за ваших рогаток! — горячился Дубнов.

— И рогатки-то все искусственные, видит Бог! — подхватывал Пятидесятников. — Если есть к нам какие претензии, то нам же их и высказывают, в газеты никто не пишет. Чего время терять, когда оно самое дорогое? Пока вы тут мыло мылите на сухую, мы в убытки войдём!

— Да что им говорить-то! — отмахнулся Мовшович. — Они разве нас слышат? Только и умеют, что бумажками шелестеть!

Заведующий земельным отделом поморщился, но сделал усилие над собой и ровным голосом отвечал:

— Мы действуем в рамках внутренних циркуляров…

— Вот-вот, циркуляры для них куда как важнее людей, — снова взвился Дубнов.

И очень кстати, что в эту минуту появился в дверях заведующий хозяйственным отделом — большой мастер улаживания конфликтов. Он покивал, поулыбался, назначил подрядчикам день расчёта — и удалился со словами: «Потолковал бы ещё, и с немалым удовольствием, но боюсь опоздать на встречу». И ведь правду сказал: в зале заседаний его поджидала депутация общества потребителей губернских служащих. Растущие цены и их подтолкнули объединиться, но этот факт казался многим из них унизительным, и «низкое» слово «потребитель» исключили даже из названия общества, заменив его благородным «деятель». В результате исказился самый смысл, и тут следовало сразу же развеять какие-либо иллюзии.

— Хорошо известно, что троекратная смена власти очень сильно ударила по департаментам — жалование большинства меньше, чем у рабочих низкой квалификации. Когда-нибудь его выправят, разумеется, но до этого времени ещё нужно дожить, а общество потребителей (я подчёркиваю: потребителей) поможет вам продержаться. НО. Только при условии, что как потребители вы будете очень деятельны, — заведующий хозяйственным отделением улыбнулся неожиданному каламбуру. — Я жёстче скажу: придётся вертеться и не особенно деликатничать, иначе на проживёте.

Ещё не ушла депутация от чиновников, как появилось несколько разновозрастных дам. Говорила одна из них (явно учительница), очень отчётливо (как на диктанте) проговаривая слова:

— Базановскому воспитательному дому нужны дойные коровы. Это — единственная возможность избежать голодной смерти младенцев. Не имея свободных средств, мы надеемся на помощь общественности. Хотели бы заручиться и вашей поддержкой, в чём бы она ни выражалась.

Пришлось подписаться под обращением, сделать взнос и озадачиться добыванием сена для приютских коров. После чего заведующий хозотделом выскочил в коридор (передохнуть) и увидел господина со странным выражением умиротворения на лице. Этот явно не собирался ничего просить — и управского пробрало любопытство:

— А вы, собственно, по какому вопросу?

— Я — председатель Бийского общества городов-садов.

— Что? В разгар гражданской войны сохраняется такое общество?

— Война тут совсем ни при чём, — незнакомец слегка улыбнулся, как улыбаются взрослые, разъясняя детям очевидную вещь. — В Иркутске я проездом, прошёлся по городу — и, знаете, должен сказать: по своему местоположению, по архитектуре и живописным окрестностям именно он и заслуживает быть столицей Сибири.

Чиновник неожиданно покраснел — и от удовольствия, и от смущения. Растерянно проговорил:

— Да что вы, Иркутск ещё оправляется от прошлогодних боёв. Большим трудом залечиваем раны. У Русско-Азиатского банка была наполовину разрушена фронтонная башня, а Государственный банк приходится строить заново. Всё лето заделывали пробоины в мужской гимназии, Тихвинской церкви. А до красных казарм, второвского пассажа, музея, девичьего института просто руки ещё не дошли. У нас и с освещением пока плохо. Завсегдатаи ресторанов, меломаны и театралы, выйдя ближе к утру из своих заведений, погружаются в полную темноту. Конечно, мы заранее предупреждали горожан, что придётся ограничить потребление электричества, отключить ночную рекламу, но всё-таки это стало для многих неожиданностью. И теперь к нам в управу ходят целые депутации. И их можно понять, хоть, конечно, более всего пострадали промышленники. Все наши типографии печатают исключительно по ночам, когда электростанция меньше загружена. Все наши кинотеатры остались без вечерних сеансов, а вслед за ними и мы потерпели, лишившись немалого отчисления с выручки.

— Будет, будет выручка! — заверил гость. — И ещё: когда я заеду к вам в другой раз, то, уверен, город будет гораздо зеленей и сады не такие маленькие.

— Вы уже познакомились с нашей садовой комиссией?

— Покуда не имел удовольствия, но надеюсь на ваше содействие.

Такая встреча, действительно, состоялась. Смущённые иркутяне пообещали председателю общества городов-садов создать Общество городского благоустройства. Провожая гостя, заместитель городского головы Кузнецов радостно припомнил:

— Несмотря на военное противостояние и уличные бои, в Иркутске не распалось общество научно-образовательных экскурсий. В августе оно проводило пешеходные геологические экскурсии, и, знаете, охотников было немало!

Из газеты «Дело» от 13.10.1918 года: «Садоводство К. С. Петронис (ул. Казарминская, 22) предлагает наибогатейший выбор цветов и растений. А также принимаются заказы на всевозможные цветочные изделия, как то: бутоньерки, букеты, веники, корзины и т.д. Обращается должное внимание на аккуратное исполнение. На цветы, отпускаемые для благотворительных целей, делается скидка.

Из газеты «Новая Сибирь» от 27.11.1918 года: «Общество благоустройства города. По инициативе некоторых городских деятелей в Иркутске организовано Общество благоустройства города. На первом заседании обсуждался вопрос, как осуществлять задачи общества. Вопрос остался открытым, так как при полном отсутствии средств городское благоустройство вряд ли может перейти из области благих пожеланий».

Неопалимый

Скульптор Жуков прибыл в Иркутск из Читы на открытие государственного университета, но почти все дни проводил в университете народном — и потому, что подпал под обаяние Павла Васильевича Зицермана, и потому, что там открылся институт изящных искусств. Иннокентий Николаевич погрузился в родную среду и предложил открыть в Иркутске школу ваяния, пусть даже и в следующем учебном году.

За разговорами об искусстве почти не касались политики; впрочем, видно было, что Жуков — лоялист, и все идеи его естественным образом вплетаются в происходящее или зарождаются из него. Теперь он был очень увлечён педагогическими новациями и разрабатывал маршруты школьных походов по Забайкалью. Что, на первый взгляд, было очень странным: все знали и о разгулах банд, и о порках, устраиваемых семёновцами. Но Иннокентий Николаевич всё время держал в уме завтрашний день, его вовлечённость в будущее была такова, что даже война не препятствовала его замыслам, сохраняя и его самого для будущих дел.

Зицерман с изумлением узнавал, что у скульптора четверо детей, и он хотел бы, чтоб семья была ещё больше:

— Мы всем вместе уезжали в Париж, и никто из ребят там не был обузой. Я с успехом обучался ваянию, а жена сделалась издателем и выпускала открытки с моими работами. А ещё мы задумали несколько книг, и они так интересны для нас, что не могут быть не написаны.

…Много лет спустя, уже в положении репрессированного Павел Васильевич Зицерман вспомнил этот эпизод, с удивлением думая: «А ведь, действительно, у него потом вышло много книг и родилось ещё четверо детей. Не знаю только, удалось ли ему избежать репрессий…»

Удалось.

Справочно:

Жуков Иннокентий Николаевич (05.10.1875, Забайкалье — 05.11.1948), сын управляющего рудником, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, брал уроки в Академии художеств и в студии Эмиля Бурделя (Париж), скульптор, педагог-новатор, видный деятель скаутского движения и один из основателей пионерского движения; сочинения: «Замок души моей» (1913), «Русский скаутизм» (1916), «Игра в труд в педагогике» (1921), «Путешествие звена пионеров в страну чудес» (1924), «Приключения пионеров в Египте» (1926), «Начинающий скульптор» (1931), «Хроники рода Жуковых».