«При таком масштабе репрессий можно остаться вообще без сторонников. Мы сейчас не имеем поддержки правительства, какая наблюдалась вначале». Гни, да не перегибай — это правило на все времена. Валентина Рекунова снова приглашает нас в машине времени своих «Иркутских историй» вернуться на 100 лет назад.
Впал в «начальствующие чувства»
В вольном 1917‑м на Якутском тракте был известен чиновник Назанский, бивший по зубам всякого, кто не мог обеспечить его свежими лошадьми. При советской власти, то есть в начале 1918-го, Уриковская волостная управа составила жалобу, и весьма обстоятельную, так что Назанский поклялся «больше не бить». Правда, сделал это под угрозой красногвардейских штыков, и потому дальновидный председатель управы настоял на письменном обязательстве, скреплённом соответствующей печатью.
После июльского переворота зубодробитель попробовал было изъять неприятный документ, но волостные сказались незнанием и как бы даже и не узнали Назанского.
А он меж тем получил хорошее назначение (начальника милиции 2-го участка Иркутского уезда) — и снова не удержался, впал в «начальствующие чувства». 12 декабря довелось ему проезжать через Урик, и надо ж такому случиться, что при управе не было свежих лошадей...
— Большевики! — наскочил Назанский на волостных. — Я вас прежде бил и буду бить впредь!
Глава управы не выказал не только страха, но и волнения. А просто нанял у крестьян свободную пару, уплатив за неё положенное. Назанский долго не мог умерил свой гнев и грозился уволить управского секретаря. Чем провинился именно секретарь, было вообще непонятно, но председатель и заморачиваться не стал: он уже обдумывал жалобу на Назанского и хотел передать её по горячим следам губернскому комиссару Яковлеву — тот проезжал через Урик утром и должен был сделать остановку на обратном пути.
— И расписку представим ему с «больше бить не буду»? — мстительно поинтересовался секретарь.
— А то как же, — председатель вкусно причмокнул, — и сегодняшний актик туда же присовокупим. Веди, Константин, свидетелей, да побольше! И смотри, чтобы хорошо расписались, разборчиво.
Секретарь с готовностью выскочил в сени, даже не запахнув полушубок. Но сейчас же в проёме показалась его учёная голова:
— Может, и в газету какую пошлём?
— И пошлём: расход невелик. Давай, хлопочи!
И чтобы всё как прежде
Когда июльским днём в Иркутск вошли чехословаки, юрисконсульт Союза квартиро- и комнатонанимателей Минский позвонил председателю:
— Приготовьтесь раскошелиться рублей на 400 в месяц: объём моей работы сильно возрастёт, так что потребуется помощник.
— Да с чего вы взяли?
— Предприниматель Самарин уже уволил без выходного пособия слесаря, изувеченного на его корабле. Случись это в июне, то есть при большевиках, пострадавшему не пришлось бы обращаться ни в суд, ни даже в примирительную камеру. Однако он стал инвалидом в момент смены власти — и судовладелец не устоял перед соблазном отказаться от всяких выплат. Ровно так же и наши домовладельцы пойдут в наступление. Новый переворот даёт им иллюзию возвращения к прежней жизни.
Действительно: до конца июля было предпринято более восьмидесяти попыток незаконного выселения. И владелец аптечного склада Гутмахер поддался искушению «навести экономию». У него в услужении вот уже три года состоял один мальчик, Гальперов, и после ухода из Иркутска большевиков предприниматель решил, что пора ему заменить собой грузчиков. А как раз был получен новый товар в ёмкостях до пяти пудов весом. Для подростка они оказались совсем неподъёмны, и ни грубые окрики, ни угрозы увольнения не помогли. Тогда Гутмахер уволил мальчишку без выходного пособия — и очень удивился судебной повестке. Впрочем, нанял опытного юриста, пообещал двойной гонорар, совершенно не сомневаясь в успехе. Однако же члены примирительной камеры признали увольнение незаконным и, кроме того, вскрыли большую недоплату жалования Гальперову.
А вот училищная комиссия Иркутской городской думы не смогла защитить педагогов, уволенных «по принадлежности к большевизму». Постановление Совета министров Временного Сибирского правительства требовало от местного самоуправления жёстких мер — и после долгих обсуждений в жертву принесли двух учителей — Киприянова и Хребтовского. Обоих уволили без выходного пособия, в точности исполнив указания новых властей. В ноябре Омск немного отыграл назад, предписав выплатить задним числом оклад за полтора месяца. Выплатили. Но ощущение непотребства осталось.
Справочно
Из газеты «Новая Сибирь» от 27.11.1918 года: «Жалоба на незаконные действия. Губернская земская управа в заявлении губернскому комиссару указывает, что в Усть-Балейской волости находится воинский отряд под началом офицера Трофимова. Отряд этот произвёл целый ряд противозаконных действий. Так, например, на днях в селении Александровский завод (село Новоалександровское) им арестовано было шесть местных жителей, среди которых и лица, никакого участия в большевистском движении не принимавшие. Арестованные были увезены к Ангаре, где изрублены и расстреляны, и трупы их привезены в Александровский завод. В селе Горохово отрядом этим был перепорот целый ряд крестьян, не причастных к большевизму, причём пороли и женщин. В селе Усть-Балей 4 ноября арестовано 7 человек, якобы за нападение на милицию. Между тем, по утверждению местного населения, была лишь обоюдная драка. Среди арестованных двое (Пежемский и Иванов), которых в то время даже в селе не было».
Искрогасы
Должность секретаря в губернском комиссариате труда не могла обеспечить семейного человека, но Фаддей Савинович был покуда холост. Кроме того, он рассчитывал подкормиться переписыванием бумаг своих старых клиентов. Правда, скоро выяснилось, что на новом месте не до подработок — и без того приходилось брать документы на дом и там уже доводить до ума. Все прежние навыки, которыми так гордился Фаддей, оказались всего лишь «буквами алфавита», а требовалось научиться «читать» и «писать». К примеру, четырьмя телеграфными фразами убедить министра сделать исключение для Иркутской губернии. Наконец у Фаддея и это начало получаться, но ни одной похвалы не последовало — только одобряющий взгляд или просто кивок губернского комиссара труда Третьяка.
Он и на службу принимал как в награду. Строго оглядел Фаддея, спросил:
— Главную нашу задачу понимаете?
— Думаю, да. Защита интересов рабочих.
— Узко. Слишком узко. Наш комиссариат представляет интересы Труда в целом. В условиях Гражданской войны эта задача обретает дополнительный смысл — смягчать противостояние, гасить его искры ещё в зародыше. Да, искрогасы мы. Да, беспощадно боремся с теми, кто раздувает из мухи слона. Много, много у нас «слонов», не по климату ха ха ха!
Третьяк мог быть дерзок и «припечатывал» так, что, кажется, трудно и ожидать от солидного деятеля. Но он и себя не щадил, публично каялся: «Я был не прав, и мой помощник не прав. Мы исправляем свои ошибки».
Главной ошибкой новой, белой власти он считал…большевизм. Внутренний, идейный, тот, который лишь укрепляется от побед над большевизмом внешним:
— Не приемля диктатуры большевиков, буржуа устанавливают… собственную диктатуру. Вот и июльский переворот воспринят ими как шанс «вернуть всё как было». Наш комитет буквально завален жалобами о всевозможных притеснениях. Профсоюз почтово-телеграфных служащих, сохранявший своё помещение при большевиках, выдворен вскоре после июльского переворота, и на его месте устроена квартира чиновнику. И новый управляющий Иркутской контрольной палатой Шиманский сразу же по вступлении в должность начал гонения на сотрудников: запретил какие-либо собрания и даже доску объявлений снял. Окружной суд отказал в регистрации Черемховскому союзу рабочих; по доносу арестован секретарь профкома Черемховского углепромышленного района Гржимеловский. На станции Худоеланская одновременно уволено 46 человек, и теперь её просто некому будет обслуживать. Так что вывод напрашивается достаточно однозначный: по степени политической зрелости буржуа мало чем отличаются от пролетариев.
Справочно
Из газеты «Сибирский курьер» от 28.07.1918 года: «С городской службы уволено около 70 чел. большевистских служащих. Это проще, чем на железной дороге, где служащих в одночасье не заменишь неподготовленными людьми. Но с линии шли запросы с конца июля, можно ли допускать к службе бывших красногвардейцев. 29 августа телеграммами полетело разъяснение по линии: активных большевиков увольнять, а о благополучно прошедших через следственные комиссии докладывать управлению, но самим мер не предпринимать».
Из газеты «Дело» от 30.08.1918 года: «Исключение гласных. Заместителем городского головы представлен губернскому комиссару журнал заседаний Иркутской городской думы от 9 августа. Губернский комиссар на основании постановления Западно-Сибирского комиссариата от 27.06.1918 предложил исключить из состава думы гласных, принадлежащих к антиправительственным партиям и допустить на их места кандидатов в установленном законом порядке».
Из газеты «Дело» от 30.08.1918 года: «В Иркутском военном училище занятия начнутся с 1 сентября. В число юнкеров принимаются лица с законченным средним образованием по конкурсу аттестатов и непричастные к большевизму».
Из газеты «Дело» от 01.09.1918 года: «Выселяют. 29 августа от коменданта Иркутска г. Моисеева поступило распоряжение о выселении иркутской организации РСДРП из помещения по Большой улице, 12. Распоряжение это ничем не мотивировано, указан только семидневный срок для освобождения помещения».
Из газеты «Новая Сибирь» от 26.11.1918 года: «На последнем собрании союза иркутских курьеров членом союза Буриевой внесено предложение отчислять ежемесячно 5% с общего дохода союза в пользу политзаключённых. Предложение Буриевой принято и постановлено кроме того отчислить единовременно для политзаключённых 50 руб. из союзного фонда».
Непричастны. Однако в тюрьме
Публикации о политзаключённых тревожили губернского комиссара Яковлева — Фаддей об этом догадывался по тому, что Павел Дмитриевич подолгу говорил о них с Третьяком. Когда голоса возвышались, из прикрытой двери доносилось:
— Забастовки, насколько мне удаётся выяснять на местах, вызваны не только экономическими причинами, но и политическими. Из Ользона сообщают, что по ордеру военных властей арестованы председатель и секретарь Ордынского хошуна — как причастные к большевизму. Аймачная земская управа удостоверяет их непричастность, но оба покуда в тюрьме. При таком масштабе репрессий можно остаться вообще без сторонников. Мы сейчас не имеем поддержки правительства, какая наблюдалась вначале.
— Всё не так плохо, Павел Дмитриевич, ну признайте! В Иркутской губернии протесты продолжались недолго, носили мирный характер и закончились при прямом содействии профсоюзов. Мы добились от Омска отмены репрессий к забастовщикам — это тоже большая победа.
— Её недостаточно. Надо ходатайствовать об амнистии заключённых-рабочих, если за ними не числится уголовных преступлений.
— А на каком основании?
— Да на каком угодно. Придумайте! Сошлитесь хоть на приезд в Иркутск членов правительства — им это польстит, уверяю.
— Предположим, подготовим мы такое ходатайство…
— А я вас поддержу! Глядя на нас, и другие расшевелятся. Быть может.
Справочно
Из газеты «Дело» от 16.10.1918 года: «Освождение из тюрьмы. В ознаменование пребывания правительства в Иркутске губернским комиссаром отдано распоряжение об освобождении из тюрьмы 23 чел. из лиц, подозревавшихся в принадлежности к Красной армии».
Из газеты «Дело» от 16.10.1918 года: «Из иркутской тюрьмы отпущен на поруки бывший секретарь Байкальского совдепа Васильев, явившийся из Забайкалья добровольно. Он обвинялся в неправильной выдаче пособий солдаткам и в других проступках гражданского характера».
Из газеты «Дело» от 13.10.1918 года: «На общем собрании станции Слюдянка принята резолюция протеста против увольнения за политические убеждения как посягательства на неотъемлемое гражданское право, завоёванное революцией. Собрание постановило добиваться немедленного принятия уволенных обратно на службу и настаивать на освобождении тех арестованных, за которыми не установлено уголовных преступлений. Собрание настаивает на передаче всех арестованных в распоряжение следственной комиссии, утверждённой Иркутским губернским комиссаром».
Ходатайство об амнистии большой группы рабочих Фаддей Попов-Кокоулин переписывал несколько раз: адресовалось оно кабинету министров, и долго думали, на каком горбунке к нему лучше подъехать. Выбрали «ознаменование торжества создания Всероссийской государственной власти». Получилось слишком выспренно, не в русле основного текста. И тогда Фаддей предложил подтянуть русло: «Комиссариат убеждён, что акт этот будет оздоровляющею струёю в сознании рабочих масс и станет источником возрождения труда».
Третьяк не удержался:
— Ну-ну, «оздоровляющая струя» ха ха ха!
Однако подписал. И осчастливленный Фаддей подверстал к фамилиям комиссаров и свою: Попов-Кокоулин.
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс